— Так — не штука. Так всякий пойдет. А когда Родина в опасности, нужно не ждать. Самому идти. — И спрашивал меня: — А ты Родину-то любишь?
— Люблю, — говорил я. — Этому меня еще в первом классе научили.
А однажды я встретил его в военкомате. Это когда я повестки разносил. Он меня не видел. Разговаривал с капитаном каким-то.
— Товарищ капитан, — сказал он, — вот я освобождение принес.
— Какое освобождение?
— Броня. Как специалист броню получил. Не хотят меня на производстве отпускать…
— Ну зайдите вот туда и оформляйте. Броню так броню, — сказал капитан.
Броня так броня. Вот так Петька. Какой же он специалист незаменимый, когда он часовщиком на Арбате в мастерской работал. И пошел Петька оформляться. Прошел мимо меня. Прошел. Остановился. Покраснел.
— Видал? — спросил меня. — Вот так-то. Умирать кому охота?
Наверно, он и сейчас по брони живет. Как будто он известный конструктор или великий артист…
…Этот блиндаж не нами оборудован. Он хороший, этот блиндаж. Он поменьше, правда, чем штаб полка, где Нина сидит, но все-таки неплохой. Видно, отсюда наспех уходили. Вот фотографию женскую уронили. Некрасивая молодая женщина улыбается с нее. А кто-то ее любит. Что ж он захватить-то ее позабыл?
— А ты, Сашка, броню получал? — спрашиваю я.
— Кто ж мне ее даст? — говорит Сашка. — Ее не всем дают.
— Дал бы кому надо, — говорит Коля Гринченко, — была бы тебе броня.
— Наверно, много давать? — спрашивает Сашка.
— Тысячи три. Барахлишко бы продал ради такого дела. Набрал бы.
— Барахлишка набрал бы. У меня один шифоньер три тысячи стоит.
— Ну вот и дал бы.
— А-а-а… — машет Сашка рукой. — Иди-ка ты…
— А ты что не дал? — сердится Шонгин.
— А у меня денег не было, — смеется Коля.
— Болтать ты горазд… — говорит Шонгин.
— Так — не штука. Так всякий пойдет. А когда Родина в опасности, нужно не ждать. Самому идти. — И спрашивал меня: — А ты Родину-то любишь?
— Люблю, — говорил я. — Этому меня еще в первом классе научили.
А однажды я встретил его в военкомате. Это когда я повестки разносил. Он меня не видел. Разговаривал с капитаном каким-то.
— Товарищ капитан, — сказал он, — вот я освобождение принес.
— Какое освобождение?
— Броня. Как специалист броню получил. Не хотят меня на производстве отпускать…
— Ну зайдите вот туда и оформляйте. Броню так броню, — сказал капитан.
Броня так броня. Вот так Петька. Какой же он специалист незаменимый, когда он часовщиком на Арбате в мастерской работал. И пошел Петька оформляться. Прошел мимо меня. Прошел. Остановился. Покраснел.
— Видал? — спросил меня. — Вот так-то. Умирать кому охота?
Наверно, он и сейчас по брони живет. Как будто он известный конструктор или великий артист…
…Этот блиндаж не нами оборудован. Он хороший, этот блиндаж. Он поменьше, правда, чем штаб полка, где Нина сидит, но все-таки неплохой. Видно, отсюда наспех уходили. Вот фотографию женскую уронили. Некрасивая молодая женщина улыбается с нее. А кто-то ее любит. Что ж он захватить-то ее позабыл?
— А ты, Сашка, броню получал? — спрашиваю я.
— Кто ж мне ее даст? — говорит Сашка. — Ее не всем дают.
— Дал бы кому надо, — говорит Коля Гринченко, — была бы тебе броня.
— Наверно, много давать? — спрашивает Сашка.
— Тысячи три. Барахлишко бы продал ради такого дела. Набрал бы.
— Барахлишка набрал бы. У меня один шифоньер три тысячи стоит.
— Ну вот и дал бы.
— А-а-а… — машет Сашка рукой. — Иди-ка ты…
— А ты что не дал? — сердится Шонгин.
— А у меня денег не было, — смеется Коля.
— Болтать ты горазд… — говорит Шонгин.