Когда к концу зимы эти работы были закончены, земледельцы и скотоводы приступили к своим трудам, а все прочие подданные Морганы обратились в строителей. На внутренних склонах скалы — южном, западном и восточном — появились открытые карьеры по добыче камня, расположенные рядом с площадками для будущих построек. На юге, в непосредственной близости от ущелья, возвели громадное строение со многими мастерскими — кузнечными, оружейными, пильными, плотницкими и столярными, волочильными и дубильными… Вокруг мастерских возникла первая деревня, где обитали мастера, подмастерья и работники — все со своими семьями. На западе построили ферму и деревню для земледельцев, на востоке — еще одну ферму и деревню для скотоводов. По мере того как заселялись деревни, дворец пустел, и наконец в нем остались только слуги королевы, смотрители общественных служб — вод, дорог и счетов, учителя школы, разместившейся в восточном крыле, и большая часть воинов, главный пост которых находился именно здесь. Командовали ими трое: один отвечал за людей, второй — за боевые орудия, третий — за галеры. За правосудие и целительство никто не отвечал, ибо, как и в Долине Откуда Нет Возврата, только одной Моргане принадлежало право судить и врачевать, казнить и спасать.
Через поля, луга и леса вели многочисленные тропинки, проложенные по мере необходимости — для удобства тех, кто ими часто пользовался. Но Моргана, желая соединить мастерские, фермы и деревни с дворцом, велела построить по римскому образцу три большие и прямые дороги — южную, восточную и западную. Они образовали греческую букву тау, перекладиной которой служил дворец, окруженный четырехугольником собственной дороги, куда вливались три другие. Каждая из них была шириной в двадцать футов. Сначала почву срыли вплоть до гранита, который залили известковым раствором, образовав подушку или основание дороги. Сверху уложили бут из довольно крупных камней, также залитых известковым раствором, затем создали сердцевину из мелкой гранитной крошки, песка и извести, наконец, внешнее, или выпуклое, покрытие из тщательно обтесанных и пригнанных друг к другу гранитных плиток. Слегка изогнутым это покрытие делали для того, чтобы на дороге не скапливалась влага, а по обеим сторонам были проложены желобки на случай сильного дождя: вода, которую земля была уже не способна впитать, струилась по ним в ущелье и изливалась в бухту, как это происходило с переполненными каналами, берущими начало из источников.
Для снабжения дворца питьевой водой Моргана выбрала один из этих источников — самый верхний, возникший из гранитной трещины на северной скале. Она сама сделала чертежи и возглавила строительство акведука, который забирал воду из этого источника и, на высоте в пятьдесят футов над землей, отводил через лес к резервуару, откуда ее доставляли на все этажи здания.
Таким образом, внутренние земли острова были полностью обустроены. Поля, сады и виноградники приносили обильный урожай, скот плодился и размножался, мастерские после очень напряженной в связи с этим обустройством работы стали производить товары сообразно уменьшившимся потребностями острова: отныне ремесленников заботило не количество, но лишь качество изделий и усовершенствование приемов труда. Ее мастера достигли в некоторых областях непревзойденного искусства. Например, Моргана, руководствуясь сделанными Архимедом во время осады Сиракуз заметками, измерениями и чертежами, а также найденным в библиотеке Мерлина трактатом Филона Византийского, нарисовала военные и осадные машины, тяжелые метательные орудия, мощь которых и точность стрельбы ей удалось, благодаря своей гениальности, многократно увеличить. В сооружении этих машин принимали участие ремесленники сразу нескольких отделений мастерской — кузнецы, оружейники, столяры и плотники, волочильщики канатов и дубильщики кож. Чтобы добиться предусмотренных Морганой улучшений, они с неукоснительной точностью применяли сделанные ею расчеты веса и расстояния к имеющимся у них материалам и инструментам. В скором времени мастерская Авалона стала производить орудия еще невиданной прочности и мощи: катапульты и онагры метали более тяжелые снаряды точнее и дальше, чем прежде; баллисты и скорпионы метко поражали цель с дистанции, превышавшей обычное расстояние в три или четыре раза…
Видя, сколь изобильны запасы съестного на острове и как велико превосходство его в вооружении, а также в качестве всех изделий мастерской, которая могла производить в несколько раз больше товаров, чем требовалось Авалону, учитывая равным образом, что человек с зари времен более всего жаждет есть и убивать, сознавая, наконец, что на этом маленьком клочке суши нет полезных ископаемых, Моргана задумалась о своих отношениях с внешним миром, что привело ее к двум выводам — острову следовало вести торговлю и готовиться к войне. Для строителя по духу это означало создание портовых и оборонительных сооружений.
Она начала с обустройства бухты, приказав перегородить ее дамбой, идущей от западной скалы к восточной, где был оставлен узкий проход, через который в порт могла войти только одна галера. Основу дамбы составила выступающая из воды огромная груда гранитных плит, куда затем сложили плотными рядами обтесанные камни и залили их известковым раствором. Дамба длиной в пятьсот и шириной в тридцать футов даже в прилив возвышалась над водой на пятьдесят футов и была способна защитить остров от самых страшных штормовых волн, которые, впрочем, никогда не надвигались прямо с юга и лобового удара не наносили. Затем Моргана велела возвести на берегу пристань и дебаркадеры, образовавшие вместе с дамбой границы портовой гавани — более пятисот футов с востока на запад и триста футов с севера на юг. Ее флотилия из пяти трирем разместилась здесь превосходно. На утоптанной площадке перед портом и вплоть до входа в ущелье Моргана распорядилась построить склады для приема и отправки товаров, а также рыболовные причалы. По ее приказу мастерская приступила к изготовлению рыбачьих лодок, ибо она желала увеличить запасы продовольствия, добавив к плодам земледелия и скотоводства дары моря — рыбу, моллюсков и ракообразных.
Потом она занялась оборонительными сооружениями, которые должны были сделать остров, представлявший по природе своей самую мощную крепость всего западного мира, совершенно неприступным. Ущелье размером в сто пятьдесят футов внизу и в двести пятьдесят наверху, было глубиной в сто тридцать футов, и его основание находилось примерно в двадцати футах над уровнем моря. Моргана приказала закрыть вход громадной стеной из огромных гранитных плит — тщательно вытесанных, подогнанных друг к другу и скрепленных между собой особо надежным известковым раствором. Стена была толщиной в двадцать футов. На ее вершине был проложен дозорный путь, соединявшийся с дозорным путем скалы. Внизу она имела два отверстия: одно — с низким сводом и забранное крепкой решеткой, через которую воды реки сбрасывались в портовую гавань; второе — квадратное, высотой и шириной в пятьдесят футов, предназначенное для монументальных ворот. Их сделали двухстворчатыми — каждая створка толщиной в три фута, высотой в пятьдесят и шириной в двадцать пять. Они были дубовыми, с железными поперечинами, и весили четыреста тысяч фунтов. Чтобы подвесить их на десять огромных петель, замурованных с каждой стороны стены, пришлось построить мощные подъемные машины. По завершении этой работы все убедились, что закрытые створки идеально прилегают друг к другу, а ворота в целом — к квадратному отверстию. Моргана изобрела механизм, состоявший из вбитых в каждую створку крюков и соединявшей их цепи, которая прикреплялась к рычагу — его мог без усилий поворачивать один мужчина или даже ребенок. Таким образом, изнутри эти ворота открывались со смехотворной легкостью, тогда как снаружи их не смог бы даже поколебать самый мощный из существующих осадных таранов. К внутренней стороне стены были пристроены две широкие деревянные лестницы, чтобы обеспечить быстрый и удобный доступ к дозорному пути и вершине скалы. Наконец, Моргана усилила оборону острова, обустроив и сами природные укрепления Авалона окружностью в шестнадцать миль. В принципе, к острову можно было подобраться только в одной точке — через южную бухту. Везде волны бились о вертикальную стену, прорываясь сквозь рифы, куда не рискнул бы заплыть ни один корабль. А если бы какой-нибудь из них и отважился, то нападавшим пришлось бы, стоя на уходящей из-под ног палубе галеры, которая в любой момент могла налететь на скалу или риф, поднимать лестницы или закидывать крюки с веревками на вершину высотой в сто пятьдесят футов, а затем карабкаться наверх в полном вооружении, затрудняющем подъем. Все это в совокупности делало невозможным штурм в любом месте, кроме ущелья. Тем не менее Моргана приказала расчистить и выровнять верхушку скалы, расширив дозорный путь до ста футов, чтобы по нему могли проехать поставленные на колеса тяжелые боевые машины, которые, таким образом, легко перемещались туда, где в них возникала необходимость. Она также велела построить на этом пути пять боевых постов: по одному на восточной, северной, западной стене и два — на южной, по обе стороны ущелья. В каждом караульном помещении размещались метательные орудия, запас снарядов к ним и гарнизон из двадцати воинов, которые должны были постоянно наблюдать за морем во всех направлениях. Эти сто человек, составлявшие треть армии Авалона, несли караульную службу на скале в течение трех дней, затем их сменяла другая сотня, а они возвращались во дворец.
Теперь, почувствовав свою позицию неуязвимой, Моргана была готова возобновить отношения с внешним миром. В скором времени ее торговля начала процветать. Она обменивалась товарами не только с Британией и Арморикой, но и со всем бурлящим западным миром, который больше всего жаждал получить ее несравненные военные машины: с Галлией франка Хлодвига, с Италией остгота Теодориха, недавно победившего герула Одоакра — завоевателя Рима, с Испанией вестготов, а также с Восточной Римской империей со столицей в Константинополе. Она продавала зерно, вино, скот, тяжелое и легкое вооружение, кожу и шерсть, роскошную мебель и изысканные ювелирные украшения. Покупала она железо и все металлы от олова до золота, строительный камень — известняк и мрамор — для замены гранита из собственных карьеров там, где его нельзя было использовать, пеньку для мастерской, льняную ткань для одежды и убранства, даже шелк с Дальнего Востока, поступавший из Константинополя и предназначенный лишь для нее одной, наконец, те редкие продукты, которых не было в Авалоне, — оливковое масло и пряности. И, поскольку вывозимые ею товары ценились намного дороже привозных, остров благоденствовал и ее подданные ни в чем не знали нужды. В порту всегда царило большое оживление, но предосторожности ради чужеземные галеры впускали туда лишь по одной, сами же сделки совершались за воротами, в которые не дозволялось входить никому из приезжих. Почти вся торговля происходила именно таким образом, но иногда — изредка — Моргана отправляла в море и свои галеры.
А вскоре, как она и предполагала, ей довелось изведать также опыт войны.
Поскольку на острове одних товаров было в избытке, тогда как других недоставало, Моргане почти сразу пришлось задуматься о своих отношениях с внешним миром — именно поэтому она предприняла гигантские работы по строительству оборонительных сооружений. Еще одной причиной стала война, которую Клаудас, владыка Пустынной Земли, могучего королевства на юге Арморики, в 493 году объявил Бану Беноикскому и его брату Богорту Гонскому. Армия Клаудаса числом и мощью превосходила объединенные войска Бана и Богорта, и, несмотря на совершенные ими в сражениях подвиги, неприятель постепенно захватывал их земли. Они послали вестников к Артуру, но тот вел ожесточенную войну против своих последних врагов — каледонцев из Горры и пиктов. Бок о бок с ним сражались племянник Гавейн и четырнадцатилетний Мордред, который уже выказал необычайные способности воина и стратега, сочетавшиеся с безраздельной преданностью Круглому Столу. Итак, Артур не сумел помочь своим союзникам. В середине 496 года Бан с несколькими соратниками был осажден в крепости Треб, а Богорт с остатками своей армии отступил к западной оконечности Арморики, упиравшейся в океан, откуда стал совершать свирепые набеги на захватчиков, в течение долгого времени оказывая сопротивление Клаудасу. Незадолго до этого Моргана завершила строительство последних оборонительных сооружений и создала пять караульных постов на дозорном пути вдоль скалы, окружавшей весь остров.
Однажды ночью Бондука разбудила ее и сказала, что караульные южного поста прислали гонца, который просит, чтобы она срочно прибыла к воротам Авалона. Отправившись туда верхом, Моргана поднялась на дозорный путь. Вдали виднелось яркое пламя, которое отбрасывало на море неясные и жуткие длинные отблески. Треб полыхал, словно факел. Моргана немедля распорядилась привести остров в состояние полной боевой готовности. Из караульных помещений доставили военные машины, тяжелые метательные снаряды, баллисты и катапульты со всем их снаряжением. Триста воинов регулярной армии выстроились на дозорных путях вдоль стены и южной скалы над воротами, вскоре к ним присоединились шестьсот добровольцев, обучившихся владеть оружием, и резервный отряд, состоявший из остальных мужчин и такого же количества приведенных Бондукой женщин — не меньше половины из тех, что населяли Авалон. Все они в тревожном молчании стали ждать рассвета.
Наконец солнце осветило небо, море и побережье Беноика, поглотив зарево пожара, но сделав видимыми густые клубы дыма. От берега отошла небольшая барка с квадратным парусом, почти касавшимся воды, и медленно направилась к острову. Когда она была примерно в середине пути, на юго-востоке показалась военная трирема, гребцы которой усиленно работали веслами, явно стремясь догнать ее. Эта трирема вышла из порта Беноик, уже давно захваченного войсками Клаудаса. Она быстро приближалась к барке и должна была пройти рядом с выступающим из воды рифом. Моргана знала, на каком расстоянии он находится от ближайшего к нему островного берега — в пределах досягаемости ее боевых машин. Она сверилась со своими записями: тяжелые орудия размещались на скале, и снаряды летели с высоты сто пятьдесят футов над уровнем море, что увеличивало зону поражения. Лично установив прицел, она определила силу натяжения четырех катапульт в соответствии с дистанцией и весом камней, выбрав самые тяжелые. Орудийные расчеты заняли свои места, и, когда галера, почти настигшая барку, оказалась на одном уровне с рифом, Моргана приказала поразить цель. С великолепной согласованностью и ужасающей силой катапульты выстрелили, издав один-единственный сухой щелчок, и четыре словно спаянных между собой, куска гранитной скалы описали в воздухе огромную дугу. Все они попали в трирему, почти полностью разрушив ее. Один камень как тростинку разрубил мачту, которая обвалилась вместе с парусом и реей, повредив палубу и убив несколько человек. Другой вдребезги разнес корму, увлекая за собой рулевого, мостик и штурвал. Еще два угодили в борт судна, сломав множеств весел и сделав две пробоины прямо над ватерлинией. Поскольку именно в этот момент мачта рухнула набок, трирема так наклонилась, что в пробоины с шумом хлынула вода, быстро затопившая трюмы. Судно пошло ко дну, а девятьсот воинов и воительниц Морганы издали торжествующий вопль, приветствуя свою королеву. Их безграничная уверенность в том, что они могут победоносно отразить нападение любого врага, подтверждалась мощью боевых орудий с поразительной и невиданной доселе точностью стрельбы, мгновенной гибелью большой военной галеры, столь же уязвимой для катапульт Морганы, как жалкий рыбачий ялик — для обычной катапульты, неприступностью острова благодаря гигантским — природным и рукотворным — укреплениям, а также неограниченным ресурсам, позволяющим выдержать самую долгую осаду, но прежде всего — гениальной прозорливостью властительницы Авалона.
Между тем барка, пройдя через узкий восточный вход в гавань, направилась к берегу и вскоре застыла у пристани. На землю ступили женщина с ребенком на руках и мужчина, походивший одновременно на моряка и на слугу. Женщина была одета в длинную тунику и роскошно вышитый плащ. Густые золотистые кудри ниспадали на ее плечи. С виду ей казалось около двадцати лет. Она была очень высокого роста и так прекрасна собой, что затмевала королеву Гвиневеру, на которую походила возрастом и лучезарной красотой. Ребенку было не больше года.
Беглецы остановились перед громадными воротами Авалона. Моргана, стоявшая на дозорном пути над стеной, смотрела на них сверху.
— Кто ты? — спросила она молодую женщину.
— Я Вивиана, дочь короля редонов Кардевка, властелина третьего королевства Арморики, дарованного ему Артуром Логрским. Меня также называют Владычицей Озера, и я делю с Мерлином его добровольное изгнание.
Спустившись к воротам, Моргана велела приоткрыть одну из створок и вышла наружу одна. Она встала перед Вивианой, и какое-то мгновение обе они безмолвно разглядывали друг друга, тогда как с них не спускали глаз столпившиеся на укреплениях защитники крепости, зачарованные встречей двух этих женщин. Моргана перевела взор на младенца:
— Это твой сын… от Мерлина?
— Нет, это Ланселот, сын короля Беноика. Бан погиб прошлой ночью во время штурма и пожара Треба. Когда я побывала у него вскоре после рождения Ланселота, то обещала ему забрать и усыновить его дитя, если он потерпит поражение в войне с Клаудасом. И я оставила у него одного из своих подданных — вот этого человека, что стоит рядом со мной, дабы он мог иметь гонца, который не побоится пройти через Дольний лес в мой Озерный замок и предупредить меня. Бан послал его ко мне перед самой осадой Треба, ибо знал, что ему предстоит последнее сражение и гибель. Крепость была окружена со всех сторон, кроме моря, поскольку высокие стены и нависающие над водой скалы делают как штурм, так и бегство невозможными. Мы подошли на этой барке к подножию скалы, и по условленному сигналу ребенка спустили к нам в корзине, привязанной к веревке. Но враги увидели нас и не позволили нам высадиться на берег, двигаясь по песчаному берегу параллельно с курсом нашей барки. Мы не могли вернуться в Дольний лес и Озерный замок, поэтому я решила просить убежища на твоем острове, королева Моргана.
— Не зная меня? И ведая лишь то, что любой пришелец, кто бы он ни был, карается в Авалоне смертью? Разве не доходили до тебя распространившиеся по всей Британии, Арморике и далеко за их пределами слухи о моем законе?
— Я знаю тебя, Моргана. Я научилась узнавать тебя каждый раз, когда навещала Мерлина в его убежище — дикой пещере в горах над моим замком, куда дозволено входить только мне. Ибо ты никогда не покидаешь его и останешься в нем до самой смерти. Это он, узнав о том, что я отправляюсь в Треб, велел мне укрыться у тебя, если дорога в мой замок будет перекрыта. Неужели он послал нас — меня и этого мальчика — на смерть, потому что ошибся в Моргане?
Моргана, охваченная внезапной печалью, отвела взгляд в сторону Беноика. Но она быстро справилась с собой.
— Ты надеешься растрогать меня этой неуклюжей риторикой? Какое значение имеет для меня твоя жизнь и жизнь этого мальчика? Ты вдвойне заслуживаешь смерти, ибо не только вторглась незваной на мою землю, но вторжением своим втянула меня в войну, которой я наверняка смогла бы избежать. Что же касается Мерлина, мне будет приятно доказать ему, что и он способен ошибиться — хотя бы один раз.
— Твоя риторика ничуть не лучше моей. Ты втянулась в войну сама, иначе просто позволила бы галере догнать нас, а не стала бы топить ее.
— Любой корабль, который подходит к Авалону без приглашения, должен быть потоплен. Я вовсе не спасала тебя, а просто доказала непреложность своего закона.
— В таком случае, отчего было не пустить ко дну и мою маленькую барку? Или не стоило тратить на нее камень? Что ж, убей меня, если таково твое желание. Но пощади мальчика. Если для тебя не имеет значения его жизнь, то какое значение может иметь его смерть? У тебя нет причин убивать его, ведь он ни в чем не виноват. Вторгнуться можно лишь по собственной воле. Я привезла его сюда, мне одной и должно умереть. В тебе нет доброты, Моргана, но все говорят о твоей справедливости.
— Ты не боишься смерти?
— Напротив. Ибо я прожила совсем мало, и мне хочется жить, потому что я страстно влюблена. Но я очень рано научилась преодолевать страх.
— Ты не умрешь, Вивиана. По двум причинам. Первая не слишком важна и лежит на поверхности. Я не хочу, чтобы этот жалкий завоеватель Клаудас подумал, будто я опасаюсь его и желаю искупить убийство его охотничьих псов, расправившись с их добычей. Вторая гораздо глубже, ибо коренится во мне. Ты — женщина, а я стараюсь не причинять зла женщинам, если могу избежать этого.
— И ты можешь избежать этого, Моргана?
— Когда я говорю, что могу, это почти всегда означает — хочу.
— Значит, ты не хочешь моей смерти?
— Пока нет. Пока я хочу одного — тебя.
Вивиана пристально взглянула на нее. Подобно всем, кому доводилось встречаться с Морганой, она вдруг поняла, что на нее уже подействовало — помимо воли — колдовское очарование, породившее желание и любовь, невзирая на тщетные попытки воспротивиться абсолютной власти, которая исходила как от этой женщины, так и от ее слов.
— По словам Мерлина, гордость побуждает тебя пренебрегать волей других людей, презирать или подавлять ее. Так будет ли мне позволено сказать, что я тоже хочу тебя?
— Да, — ответила Моргана с улыбкой. — Но воля твоя все же будет стеснена. Не мною. Посмотри на море.
С юго-востока к Авалону медленно и опасливо приближались десять длинных галер, державшихся на большом расстоянии друг от друга. На борту их было множество воинов. Моргана распорядилась впустить беглецов и закрыть ворота. Ланселота она вручила Бондуке с приказом отнести его во дворец. Затем поднялась, в сопровождении Вивианы, на крепостную стену, чтобы подготовиться к обороне. И протянула Вивиане табличку, где были указаны правила наводки тяжелых метательных орудий.
— Если тебе удалось хоть что-нибудь почерпнуть из познаний Мерлина в математике, — сказала она с усмешкой, — ты должна разбираться в подобных расчетах и использовать их.
Вивиана взяла табличку и стала изучать ее.
— У тебя есть точные ориентиры, указывающие расстояние? Бакены или рифы?
— Нет. В этом направлении нет. Здесь слишком глубокое море.
— Тогда установи для всех орудий дистанцию в две тысячи футов. Катапульты и онагры заряди камнями весом в сто двадцать фунтов, баллисты и скорпионы — огненными стрелами. Прикажи орудийным расчетам взять на прицел три первые галеры, расположенные на одном уровне. Сигнал подам я.
— Ровно две тысячи футов?
— Да. С поправкой в десять или двадцать футов. Ибо длина этих галер составляет от ста пятидесяти до двухсот футов.