Моргана разглядывала библиотеку Мерлина, которая не изменилась со времен ее детства: каждый свиток, каждая книга, каждый инструмент напоминали ей о счастливых мгновениях приобщения к науке и бесед с наставником.
— Отныне она твоя, — послышался голос за ее спиной.
В залу вошел Мерлин.
— Я отдаю ее тебе, — сказал он. — Ты увезешь ее в Авалон. Мне она больше не понадобится, поскольку я тоже намерен покинуть двор и Логрис. Но мое изгнание будет добровольным. Я поселюсь в Дольнем лесу, недалеко от тебя, недалеко от твоего острова, которые вместе составляют, как ты, наверное, помнишь, пустынное, проклятое и священное место — убежище для человека, утомленного властью, философа-скептика, который превыше всего ценит мир и одиночество. И это также убежище для мятежной принцессы. Таким образом нас, хотя и разделенных опасным проливом и двумя несхожими изгнаниями, которые ни в чем друг с другом не согласуются и между которыми не может быть примирения, все же соединит суеверие мира, рассудок и любовь.
— Я благодарна тебе за Авалон, Мерлин. Ты не забыл о моем желании, высказанном на судне, которое уносило нас в Беноик, и позднее, в моем Дольнем замке. Но твой последний дар я принять не могу. Эта библиотека — самое ценное, что только есть в мире. Она дороже всех островов и всех королевств: расстаться с ней — худшая из потерь, как если отсечь частицу самого себя, ведь это подпора не для тела, а для рассудка.
— Истинный философ в конце концов должен научиться ходить без костылей, какими бы они ни были, — с улыбкой возразил Мерлин. — Эта великая подпора больше не нужна мне, ибо отныне я буду изучать только жизнь дикой природы, пользуясь единственным инструментом — моим рассудком, умозрительным и свободным. Я перестану говорить, читать, записывать. Изо дня в день я буду лишь учиться запоминать то, что само западет в память, и верить, что не запавшее мне в память было недостойно запоминания. Поэтому прими без колебаний эту подпору, которой ты всегда пользовалась гораздо лучше меня. Не я оказываю тебе услугу, но ты мне.
— В таком случаю, я принимаю твой дар, прекраснейший и величайший из всех даров, который когда-либо один человек предлагал другому.
Моргана на мгновение умолкла. Затем произнесла:
— Мерлин, когда все будет кончено, когда Стол будет разрушен, когда погибнет Логрис и Артур останется нагим и одиноким, пусть он приезжает в Авалон. Я приму его и буду любить. Скажи это ему.
— В этом «когда» заключена вся твоя гордость, Моргана. Я заменю «когда» на «если», иными словами, превращу уверенность в возможность, а возможность — в маловероятное предположение.
— Пустая игра слов, за которой ничего не стоит, раз ты уходишь. Но это не имеет значения. Ты скажешь ему?
— Да. А если он погибнет в борьбе?
— Привези мне его тело, если сам будешь жив.
— Я сделаю это.
Моргана собрала своих подданных из Иски и Кардуэла — всех, кто пожелал сопровождать ее в новое изгнание в Авалон. Их набралось около тысячи мужчин, женщин и детей: среди них были вожди и воины, ремесленники и крестьяне, ученые мужи и невежды, работники и слуги, свободные и рабы, — некоторые отправлялись в путь налегке, другие решились взять с собой всю семью. Моргана отправила в Арморику двух гонцов: одного в Долину Откуда Нет Возврата, чтобы тот передал Бондуке распоряжение обеспечить перевозку людей и имущества из Броселианда в порт Беноик; второго к королю Бану, чтобы попросить у того суда, необходимые для переправки ее подданных в Авалон.
Для путешествия Морганы Артур и Мерлин сами снарядили в порту Кардуэл большую часть логрского флота. Трюмы галер были забиты до отказа: помимо роскошных и многочисленных вещей принцессы, спутники ее, которые уже не надеялись вернуться, захватили с собой припасы, семена, скот, домашнюю утварь, оружие, одежду — все, кроме стен своих домов. Кроме того, на борт погрузили громадное количество всевозможных материалов — камни, дерево, железо — с целью сразу же начать на острове строительство. Так, были здесь уже обтесанные каменные плиты для возведения дворца. Порт был настолько загроможден богатыми и жалкими пожитками участников этого исхода, что, невзирая на множество судов, предполагалось сделать несколько ходок туда и обратно.
Моргана, появившись на корме командной галеры, дала сигнал к отплытию. Толпа на берегу разразилась оглушительными рукоплесканиями. Три ряда весел с безупречной согласованностью опустились в воду, и галера направилась к выходу из порта. За ней двинулись остальные, взяв курс на запад, к Ибернийскому морю и в открытый океан. Так Моргана отправилась в вечное изгнание — и вступила в третью свою жизнь. Из трех отдаленных друг от друга окон замка Мерлин, Артур и Мордред, словно разделенные разными чувствами к ней, среди которых, однако же, преобладала любовь, следили за тем, как она постепенно удаляется от них — навсегда.
— Настало время, — сказал Мерлин Артуру, — мне расстаться с моим созданием и узнать таким образом, прочно оно или недолговечно, сможет ли оно жить само по себе или же зависит от воли и убеждения одного человека — как утверждал Утер. Итак, я оставляю тебя одного в твоем мире, который я отныне не считаю больше своим. В жилах живого дерева Круглого Стола текут новые соки. Ты старейший из его пэров, и тебе чуть больше тридцати. Ты разбил саксов. Горра в страхе просит мира, зная, что близок тот час, когда ты завоюешь его. Твой племянник Гавейн, отдавший тебе доставшуюся ему от Лота Орканию, держит под постоянной угрозой пиктов. Ты должен покорить их и укрепить свои владения на севере. Логрис — это светоч запада, горящий во мраке варварства, к которому обращаются все страждущие от насилия и произвола. Моргана — милый твоему сердцу злой гений — в изгнании. У тебя остаются всего два опасных врага: твои собственные страсти и Мордред. Но их обоих ты можешь сделать своими союзниками. Потому что страсти рождают как уныние — видящее повсюду лишь суету сует пустого тщеславия, которое сокрушает душу и сковывает тело, — так и действие, преобразующее мир. Что касается Мордреда, то если он сделается честолюбивым и потребует власти и почестей — в силу вашего тайного родства, поскольку ему известно, что он твой сын, — сделай так, чтобы он погиб. Но дай ему власть и почести — если он не хочет ничего для себя. Опасайся также его чрезмерной добродетели. Потому что всякому делу, каково бы оно ни было, угрожает предательство либо фанатичная преданность, и я не знаю, какое из этих двух зол Моргана решила использовать в Логрисе, чтобы разрушить его. Я же уеду далеко отсюда, в место уединенное и безлюдное, где ты не сможешь отыскать меня. Там я предамся наукам, созерцанию и праздности — трем добродетелям философа. Я живу на земле величайшего одиночества — не только из-за предания о моем чудесном рождении, которое с первого же дня моей жизни отделило меня от прочих людей, но еще и потому, что я пришел из мира, который всеми силами помогал уничтожить и память о котором не дает мне покоя, заставляя страдать; в новом же мире, который я сам выдумал, я чувствую себя чужаком. После смерти Утера у меня оставалось только две любви и две родственные души на этом свете: Моргана, которая сама решила порвать с миром и обрекла себя на изгнание, и ты, чья судьба требует от меня перестать опекать тебя и удалиться. Так — в дополнение к предсказанию Блэза, говорившего, что я рожден из хаоса, чтобы победить хаос, — я вернусь в хаос. В хаос природы, неподвижного вещества и жизни без цели. Я уйду в забвение, по ту сторону добра и зла, и там примирюсь с самим собой. Но в чувствах и в помыслах моих я всегда буду с тобой, Артур, — до конца.
Стоя в одиночестве на окружавшей Авалон гранитной скале, Моргана разглядывала свое королевство. Остров почти правильной овальной формы, простиравшийся на шесть миль с востока на запад и на четыре с севера на юг, походил на крепость, построенную титанами. Скала — колоссальное, созданное самой природой укрепление, чья плоская вершина образовала огромный дозорный путь над океаном, на высоте в сто пятьдесят футов, — представляла собой вертикальную и почти гладкую стену. Лишь кое-где были видны присущие граниту выемки и трещины, в которых гнездились морские птицы. С северо-западной стороны, откуда налетали самые сильные ветры и вздымались волны, рожденные в неведомых глубинах безбрежного океана, море ярилось даже в штиль, вскипая бурунами на отмелях и безуспешно пытаясь прорваться сквозь стену, преграждавшую ему путь. А в штормовую погоду чудовищные валы свирепо таранили бесстрастный гранит гигантского оборонительного фасада: неудержимая лавина вступала в великолепную и ужасающую схватку с неприступной крепостью: море сражалось со скалой так, что пенистые брызги проливались дождем на вершине и солоноватые капли оседали на почве вплоть до находившихся в самом низу земель. За выступом высотой в несколько десятков футов начинался пологий спуск к срединной плодородной долине, где в изобилии росли деревья и злаковые растения, орошаемые многочисленными ручьями, которые брали начало в источниках на склонах. Во всей стене окружностью более шестнадцати миль зияла лишь одна брешь: оползень посреди южной стороны создал в выемке гранитной скалы тихую бухточку с песчаным берегом, куда только и могли заходить суда, не рискуя сесть на мель или наскочить на риф, тогда как разлом в самой скале представлял собой глубокое ущелье — единственный проход к внутренним угодьям, постепенно сужавшийся книзу и образовавший, благодаря неровностям склона, некое подобие хаотической лестницы, особенно опасной наверху. Именно этим путем прошла Моргана, желая охватить взором сразу весь остров. Через это ущелье сбрасывались в бухту излишки воды из ручьев, слившихся в единую реку, которая пробила себе русло в граните. В бухте сейчас происходила разгрузка галер из флотилий Артура и Бана: разбившись на группы по десять, суда подходили к берегу, а затем налегке отправлялись в Логрис или в Беноик за новым грузом, тогда как их место занимали те, что ожидали своей очереди в открытом море. Моргана следила, как похожие на муравьев люди суетятся на пятидесяти триремах Артура и двадцати галерах Бана, на песчаном пляже и в ущелье — вплоть до южных ступенек, ведущих к внутренним землям, где ее подданные из Долины Откуда Нет Возврата разбивали временный лагерь. Около пятисот человек, многим из которых пришлось преодолеть священный страх перед Авалоном, высадились на берегу прежде Морганы, и, когда та ступила на остров, Бондука вышла вперед со словами:
— Добро пожаловать в свои владения, королева Моргана.
У повелительницы Авалона оказалось примерно полторы тысячи подданных: шестьсот мужчин, из них половина — воины, столько же женщин и триста детей. Здесь были все сословия — от аристократа до раба. Имелись также представители всех ремесел. Но сейчас каждый из переселенцев превратился в грузчика: с помощью матросов они выгружали на берег привезенное из Логриса и из Беноика имущество — будь то личное, общинное или королевское. Моргана перевела взор к открытому морю, на запад, где громадный солнечный диск медленно опускался в прозрачном небе за далекую линию горизонта, прочертив на воде между собой и королевой подрагивающую, неясную полоску света, которая усеяла золотыми бликами стену Авалона. И она увидела, как возникшая с севера, в нескольких милях отсюда, галера пересекла эту сверкающую дорогу, а на корме появилась высокая фигура человека, которого она мгновенно и с содроганием узнала: он стоял, повернувшись к острову, и его черный силуэт четко вырисовывался на ослепительном фоне волн. Галера двигалась прямо к тому месту на побережье Беноика, откуда за песчаным берегом Треба начинался Дольний лес. Моргана не сводила с нее печального взора, пока она не скрылась в тени прибрежных рифов. Надвигавшийся с востока мрак постепенно охватывал Авалон, и лишь запад еще светился оранжевым ореолом исчезнувшего солнца. Разгрузочные работы прекратились из-за темноты. Двадцать опустевших галер остались на якоре в бухте. Перед выходом из ущелья, на расчищенной и выровненной для временного лагеря площадке зажигались костры, слышались песни и смех. У южной линии горизонта, словно светоносное эхо, появились огоньки другого лагеря, разбитого на побережье Беноика. Моргана вздрогнула и обернулась, почувствовав чье-то присутствие. Перед ней стояла Бондука с одеялами в руках. Ссадины и царапины показывали, что во время подъема она несколько раз падала.
— Королева Моргана, — сказала она, — в сумраке спускаться опасно. Придется провести ночь здесь.
Моргана сжала ее в объятиях. Такие проявления чистой любви случались очень редко, и Бондука пришла в восторженное смятение. Обе женщины улеглись под выступающей скалой и, крепко обнявшись, чтобы согреть теплом другого тела окоченевшую в океанской ночи плоть и оцепеневшую в одиночестве душу, заснули: Моргана — в тоске утраты, Бондука — в блаженстве обожания.
На следующее утро, как только солнце поднялось достаточно высоко, чтобы осветить западный склон оползня, Моргана в сопровождении Бондуки спустилась вниз по ущелью и впервые оказалась на внутренних землях. Сразу же за бесплодным гранитом скалы начинались плодородные почвы, где во множестве произрастали самые разнообразные деревья, среди которых больше всего было яблонь. Через разлом можно было разглядеть их первые ряды с песчаного берега и даже из открытого моря, о чем всегда рассказывали моряки, которым доводилось проходить мимо острова, куда высаживаться они не смели и лишь боязливо поглядывали на брешь в стене, скрывавшей тайну этого священного и проклятого места. Поэтому и получил Авалон имя Insula Pomorum, или Остров Плодов. Отдав последние распоряжения по устройству лагеря, Моргана удалилась в свой шатер, поставленный в стороне от других: он был очень просторным, а убранство его роскошью и удобством могло потягаться с дворцом. В это же убежище снесли и всю библиотеку Морганы, заботливо упакованную в сундуки.
К середине дня завершилась разгрузка оставшихся двадцати галер Артура, и они вышли в море, взяв курс на Логрис, а вслед за ними корабли Бана отправились в порт Беноик за сложенным на причале последним имуществом обитателей Долины Откуда Нет Возврата. И вплоть до следующего дня море оставалось пустынным. Затем вновь появились галеры Артура: их разгружали в первую очередь, и в течение нескольких дней вся логрская флотилия из пятидесяти судов, отданных в распоряжение переселенцев, непрерывно курсировала между Кардуэлом и Авалоном, куда в несметных количествах перевозились обтесанные камни, дерево и металл, необходимые для строительства королевской резиденции Морганы, которая должна была превзойти дворцы Иски и Долины, чтобы вместить сокровища обоих. Все эти материалы загромождали песчаный берег, ущелье и даже окрестности лагеря. Когда последние частички будущего дворца оказались на берегу, в бухте стояло десять галер, в том числе и командная. Моргана, вызвав к себе командира флотилии, сказала ему:
— Переведи всех моряков на пять своих кораблей. Пять других, в том числе и твой, я оставлю себе для моих собственных надобностей.
— Я не могу это сделать без разрешения короля. У меня нет полномочий…
— Зато они есть у меня, и советую тебе не оспаривать их, если ты дорожишь своей головой. Эти корабли нужны мне для того, чтобы Авалон мог торговать с другими странами и для спасения жителей его в случае опасности. Я дам тебе послание к Артуру, которое освободит тебя от ответственности.
Командир поклонился, и вскоре половина флотилии, где разместились экипажи всех десяти судов и гребцы-каторжники, навсегда покинула побережье острова. В укрытой от ветров бухте осталось пять трирем: каждая из них могла принять на борт триста человек — моряков, гребцов и пассажиров. Так Авалон обзавелся торговым флотом, который в случае нужды мог стать военным, ибо все галеры были боевыми судами.
Моргана решила сразу же обследовать Авалон и составить его полное описание. Она собрала отряд из геометров, архитекторов, землемеров и строителей, назначив «смотрителя вод» и «смотрителя дорог», которым было поручено определить водные запасы острова и возможности для создания системы стоков и дорог. По ее приказу отряд должны были сопровождать земледельцы — для оценки качества земель, а также тридцать воинов — для защиты от возможных нападений зверей или людей и для расчистки дороги в девственном лесу. Она сама возглавила экспедицию, намереваясь установить все разновидности дикой фауны и флоры, ибо никто не мог сравниться с ней познаниями в этих областях.
Совсем немного отойдя от ущелья, они обнаружили тропинку, бежавшую между деревьями и ведущую на север. Когда они прошли по ней две мили, перед ними открылась большая поляна, которая, вероятно, находилась в самой середине острова. Там стояла приземистая грубая хижина, сложенная из обмазанных глиной кольев и более всего напоминавшая жилище отшельника. Они увидели, как в подлесок метнулась какая-то тень, и Моргана приказала двум воинам схватить беглеца. Они вскоре вернулись, волоча бесформенное существо в лохмотьях, которое вырывалось и выкрикивало проклятия. Его бросили к ногам Морганы, и та с омерзением, не лишенным ужаса, признала в нем женщину, чья безобразная немощь была вызвана либо преждевременным увяданием из-за болезни и нужды, либо невероятно дряхлым возрастом. Лысое темя цвета слоновой кости, усеянное коричневыми пятнами, обрамляли жалкие прядки длинных, белесовато-желтых волос. Изборожденное глубокими дряблыми морщинами лицо утратило свои черты, превратившись в отечную маску омерзительно красного цвета, гноящиеся глаза почти исчезли за опухшими веками, из-за полуоткрытых губ виднелись беззубые, ссохшиеся десны. Ее хилое согбенное тело едва прикрывал драный плащ, и сквозь дыры проглядывала ужасающая кожа, ниспадавшая складками, как у наполовину опустевшего мешка, изъеденная язвами и запачканная нечистотами, — пергаментная бесплотная оболочка с волосяными пучками, напоминавшими сорняки на заброшенном поле. Моргана, увидев сотворенное жестоким временем злодейство, почти задохнулась от ненависти и отчаяния — это был яростный протест души и тела, неизбежное следствие выстраданного и осознанного мятежа. И, будучи не в силах истребить само время, она почувствовала искушение уничтожить ту, что была одновременно и жертвой его, и красноречивым воплощением. Но ей удалось совладать с собой.
— Кто ты? — спросила она старуху.
— А ты кто? И как посмела ты нарушить священные запреты? Вторгнуться на мои земли?
— Отвечай королеве Моргане, когда она тебя спрашивает, вонючая тварь! — сказал один из воинов, замахнувшись мечом.
Моргана жестом остановила его. Старуха смотрела на нее во все глаза.
— Ты красива, королева Моргана, — прошамкала она. — Нет тебе равных, не было прежде и никогда не будет. Я хранительница острова, колдунья и жрица Авалона. Если ты пришла занять мое место, тебе я его уступлю.
Она вглядывалась в лицо Морганы. Внезапно лицо ее сморщилось, и изо рта вылетел отвратительный квохчущий звук. Она смеялась.
— Займи мое место, — произнесла она. — Ты будешь хранительницей острова… после меня. После… много лет спустя… ты будешь такой, как я… как я!
С этими словами старуха осела на землю. Моргана ногой развернула ее. Она была мертва. Моргана долго, в молчании, смотрела на нее, словно желая проникнуться ужасной тайной времени. Наконец она сказала:
— Похороните ее прямо здесь. На месте ее дворца я возведу свой. Отныне я королева Авалона не волей Мерлина, а по праву законной наследницы.
В последующие годы все свое время и необыкновенные способности Моргана использовала на то, чтобы разумным образом обустроить Авалон. Землемеры подтвердили ее первоначальные оценки, установив точные размеры острова: длиной он был ровно в шесть миль с востока на запад, шириной в четыре мили с севера на юг и окружностью в шестнадцать миль. Площадь его равнялась двадцати тысячам югеров: бесплодный гранитный пояс занимал пятую часть, следовательно, оставалось целых шестнадцать тысяч югеров пригодной для обработки и необычайно плодородной земли, которая могла бы прокормить в десять раз больше людей, чем поселилось на острове. Полям и скоту ничто не угрожало, поскольку здесь не было никакой дикой фауны — только морские птицы, гнездившиеся на внешней стороне скалы.
Работы начались сразу по возвращении экспедиции, исследовавшей внутренние земли, в начале осени 491 года. Моргана велела проложить широкую и прямую дорогу между ущельем и срединной поляной, затем расширить и выровнять саму поляну, с тем чтобы приступить к возведению дворца. Она приказала сколотить как можно больше повозок, куда впрягали лошадей или быков, и перевезти все необходимые материалы, которые были сложены огромной грудой возле песчаного берега. Она хотела, чтобы дворец был построен до наступления холодов, и тогда ее подданные смогли бы разместиться в гораздо более удобном и надежном месте, чем лагерь из полотняных шатров. Это было вполне возможно, учитывая громадные размеры здания: его обращенный на юг фасад длиной в тысячу футов должен был иметь три этажа высотой в шестьдесят футов и коньковую крышу в триста футов. И, поскольку все детали будущего дворца были заранее подготовлены в Логрисе — камень к камню, доска к доске, черепица к черепице, а на месте оставалось лишь заложить фундамент, замесить известковый раствор и скрепить отдельные части, строительство завершилось к середине осени, задолго до предусмотренного срока. Это был самый красивый и самый большой дворец, какой когда-либо видели в Британии или в Арморике. Все население острова поместилось там, хотя поначалу пришлось занять и королевские покои — Моргана оставила себе только просторный библиотечный зал, где она ела, спала и трудилась.
С конца осени и всю зиму люди по ее распоряжению занимались расчисткой острова, подготовкой полей и рытьем ирригационных каналов — эти жизненно важные работы необходимо было закончить до наступления весны и посева яровых. Все земли, расположенные к северу от дворца и составлявшие восемь тысяч югеров или половину полезной площади, оставили под лесом, который основательно расчистили, сохранив пригодные для обработки породы и выкорчевав все остальное. В результате каждое из уцелевших деревьев получило столько света и пространства, что смогло разрастись во всей мощи и великолепии. Четыре тысячи югеров в юго-западной части были предназначены для злаковых полей, огородов, виноградников и фруктовых садов. Равная площадь на юго-востоке была отведена под луговые травы для животноводческих ферм. На межевой черте между полями оставили много деревьев, чтобы укрепить почву и не допустить осыпей, ибо весь остров имел небольшой уклон с севера на юг, что способствовало циркуляции воды в каналах и сбросу ее в реку, протекавшую по ущелью и впадавшую в южную бухту.
После расчистки северного участка и корчевки южного осталось великое множество срубленных деревьев, которым Моргана нашла тройное применение, сделав запас стволов для ремесленной обработки, дров для обогрева и древесного угля, полученного при обжиге веток. Плотницкий материал и топливо оказались в таком изобилии, что обеспечили все потребности острова на много лет вперед. Равным образом, привезенной из Долины Откуда Нет Возврата провизии вполне хватило бы, чтобы дождаться первых урожаев, не испытывая ни в чем нужды.