Но другой тотчас его поправил:
— Есть тут какой-то генерал. Кажется, говорил, что он Фромм. Вот здесь!
Фромм и Гербер услышали, как отворили дверь соседней комнаты. Генералу захотелось выбежать в коридор, крикнуть «Я здесь», когда эсэсовец буркнул вполголоса:
— Не тут, черт побери!
Наконец распахнулась дверь их комнаты. Вошел высокий, худощавый человек в форме эсэсовца с генеральскими знаками различия. Это был руководитель главного управления безопасности, то есть Кальтенбруннер собственной персоной.
Разумеется, они были знакомы. Не вытянувшись предварительно по стойке «смирно», Кальтенбруннер быстро подошел к Фромму с протянутой рукой:
— Я чрезвычайно рад видеть вас в добром здравии, генерал Фромм. Мы чертовски тревожились за вашу судьбу, когда узнали, что эти предатели осмелились арестовать вас. Опасались, что какой-нибудь сумасшедший пойдет еще дальше…
— Благодарю вас, генерал, благодарю. Но вы видите меня снова арестованным.
— Как это?
— Когда пришли ваши люди, они заперли нас в наших комнатах, запретили выходить, приказали писать объяснения… Едва я освободился из-под одного ареста, как угодил под другой.
Кальтенбруннер рассмеялся, но с некоторым усилием.
— Понимаете ли, генерал, мы учим их мертвой хватке. За всеми не уследишь, и черт их знает, что они способны натворить.
— Действительно… — кисло произнес Фромм.
— Выполнили ли вы свое домашнее задание, генерал? Разрешите? — Кальтенбруннер взял объяснительную записку Фромма, пробежал ее глазами. — Н-да…
— Меня арестовали в тот момент, когда я хотел арестовать заговорщиков. Их было трое или четверо, а я один…
— Зато, когда вас освободили, вы расквитались не мешкая.
— Я полагал, что предательство надлежит выжечь каленым железом.
— Справедливое решение. Только малость запоздавшее.
— Почему же, ведь через полчаса, даже меньше, через пятнадцать минут после моего освобождения они уже были расстреляны.
— Поздновато. Кто был расстрелян?
— Ольбрихт…
— Ваш заместитель.
Но другой тотчас его поправил:
— Есть тут какой-то генерал. Кажется, говорил, что он Фромм. Вот здесь!
Фромм и Гербер услышали, как отворили дверь соседней комнаты. Генералу захотелось выбежать в коридор, крикнуть «Я здесь», когда эсэсовец буркнул вполголоса:
— Не тут, черт побери!
Наконец распахнулась дверь их комнаты. Вошел высокий, худощавый человек в форме эсэсовца с генеральскими знаками различия. Это был руководитель главного управления безопасности, то есть Кальтенбруннер собственной персоной.
Разумеется, они были знакомы. Не вытянувшись предварительно по стойке «смирно», Кальтенбруннер быстро подошел к Фромму с протянутой рукой:
— Я чрезвычайно рад видеть вас в добром здравии, генерал Фромм. Мы чертовски тревожились за вашу судьбу, когда узнали, что эти предатели осмелились арестовать вас. Опасались, что какой-нибудь сумасшедший пойдет еще дальше…
— Благодарю вас, генерал, благодарю. Но вы видите меня снова арестованным.
— Как это?
— Когда пришли ваши люди, они заперли нас в наших комнатах, запретили выходить, приказали писать объяснения… Едва я освободился из-под одного ареста, как угодил под другой.
Кальтенбруннер рассмеялся, но с некоторым усилием.
— Понимаете ли, генерал, мы учим их мертвой хватке. За всеми не уследишь, и черт их знает, что они способны натворить.
— Действительно… — кисло произнес Фромм.
— Выполнили ли вы свое домашнее задание, генерал? Разрешите? — Кальтенбруннер взял объяснительную записку Фромма, пробежал ее глазами. — Н-да…
— Меня арестовали в тот момент, когда я хотел арестовать заговорщиков. Их было трое или четверо, а я один…
— Зато, когда вас освободили, вы расквитались не мешкая.
— Я полагал, что предательство надлежит выжечь каленым железом.
— Справедливое решение. Только малость запоздавшее.
— Почему же, ведь через полчаса, даже меньше, через пятнадцать минут после моего освобождения они уже были расстреляны.
— Поздновато. Кто был расстрелян?
— Ольбрихт…
— Ваш заместитель.