– Скоро Биржу труда закроют, – сказала Маргарита. – Когда мы пойдем работать, нам уже никакой Биржи труда не понадобится. Папа мой говорит, что теперь уже от ворот принимают. Прямо на завод приходит человек – и его оформляют. Вот здорово!
– У нас в квартире один бывший безработный живет, он слесарь-инструментальщик, – сообщил я. – Он уже два года работает, даже на мотоцикл копит. Он уже себе подержанного «Индиана» присмотрел. И ты знаешь, как он зимой копит деньги на это дело?
– Ну как?
– Он на себя не надеется, боится растратить. Он после каждой получки стучится к нам и бросает деньги в форточку – не за окно, конечно, а между рамами. Он знает, что до весны тетя Аня раму ни за что не откроет.
– А по-моему, это буржуазная выдумка – рабочему покупать себе мотоциклет, – серьезно сказала Маргарита. – Ведь мотоциклет – это вроде как бы половина автомобиля, а автомобиль – это заграничная буржуазная роскошь. И значит, этот твой сосед хочет стать полубуржуем.
– А я о велосипеде мечтаю, – сознался я. – Это ведь ничего?
– Велосипед – это другое дело, – ответила Маргарита. – Это – спортивный прибор, ты на нем своими ногами вертишь. Папа мой говорит, что в будущем у всех велосипеды будут, как сейчас носовые платки.
Я схватился за карман и убедился, что у меня сегодня носовой платок есть. Ну, значит, и велосипед со временем будет, подумал я.
Тем временем мы дошли до Кировского проспекта, который тогда именовался улицей Красных Зорь и был покрыт не асфальтом, как сейчас, а деревянными торцами. Свернув к памятнику «Стерегущему», мы долго смотрели на него. Он и тогда был таким же, как теперь, – ведь на то это и памятник. Только вода из открытого кингстона тогда не текла – воду провели позже.
– А страшно все-таки умирать так, – сказал я Маргарите, глядя на бронзовых моряков. – Хотя, знаешь, лучше уж так, чем как-нибудь по-другому.
– Лучше уж так, чем по-другому, – согласилась Маргарита, и мы пошли домой.
На обратном пути, когда мы опять шли по Среднему, я показал Маргарите киоск, где торгует папиросами дядя Боба.
– Это замечательный человек, – сказал я Маргарите. – Стихи пишет за пять минут, и о чем угодно. У него даже справка о невменяемости есть. Жаль, что мы все деньги истратили, а то бы я купил сейчас папирос, а он бы стихотворение к папиросам добавил.
За эти годы дядя Боба заметно постарел, но был еще бодр. Ларек его теперь был не оранжевого цвета, а зеленого. И папиросы теперь тоже были другие. Уже не было никаких «Сафо», «Американов», «Сальве» и «Трезвонов». Папиросы теперь назывались «Блюминг», «За индустриализацию», «Шарикоподшипник», «Трактор», «Беломорканал», «Кузбасс».
Едва мы миновали ларек дяди Бобы, как нам навстречу попалась змея Лиза. Она шла с черной папкой для нот, вид у нее был очень деловитый. Когда она увидела нас, вид у нее стал еще деловитее. Она быстро прошла мимо.
– Ты видела Эту, которая нам навстречу попалась? – спросил я Маргариту. – Это мой враг номер первый. Я тебе еще расскажу о ней.
– По-моему, она симпатичная, – сказала Маргарита. – Чего ты к ней придираешься?
– Слишком много я от нее вытерпел, чтобы считать ее симпатичной, – ответил я. – Вот она нас заметила и теперь дома будет надо мной издеваться, что я с кем-то под ручку хожу.
– Что ж тут такого, что под ручку?
– Для нас – ничего такого, для нее – все такое. Она слишком серьезная. Я потому и говорил тебе, чтобы ты не становилась слишком серьезной.
– Ты в субботу приходи опять к Смоленке, – сказала Маргарита. – Может быть, Колька мотор наладит, и мы под мотором в залив поедем. Приходи к одиннадцати.
На следующее утро, когда я умывался в кухне, Лиза сказала:
– Скоро Биржу труда закроют, – сказала Маргарита. – Когда мы пойдем работать, нам уже никакой Биржи труда не понадобится. Папа мой говорит, что теперь уже от ворот принимают. Прямо на завод приходит человек – и его оформляют. Вот здорово!
– У нас в квартире один бывший безработный живет, он слесарь-инструментальщик, – сообщил я. – Он уже два года работает, даже на мотоцикл копит. Он уже себе подержанного «Индиана» присмотрел. И ты знаешь, как он зимой копит деньги на это дело?
– Ну как?
– Он на себя не надеется, боится растратить. Он после каждой получки стучится к нам и бросает деньги в форточку – не за окно, конечно, а между рамами. Он знает, что до весны тетя Аня раму ни за что не откроет.
– А по-моему, это буржуазная выдумка – рабочему покупать себе мотоциклет, – серьезно сказала Маргарита. – Ведь мотоциклет – это вроде как бы половина автомобиля, а автомобиль – это заграничная буржуазная роскошь. И значит, этот твой сосед хочет стать полубуржуем.
– А я о велосипеде мечтаю, – сознался я. – Это ведь ничего?
– Велосипед – это другое дело, – ответила Маргарита. – Это – спортивный прибор, ты на нем своими ногами вертишь. Папа мой говорит, что в будущем у всех велосипеды будут, как сейчас носовые платки.
Я схватился за карман и убедился, что у меня сегодня носовой платок есть. Ну, значит, и велосипед со временем будет, подумал я.
Тем временем мы дошли до Кировского проспекта, который тогда именовался улицей Красных Зорь и был покрыт не асфальтом, как сейчас, а деревянными торцами. Свернув к памятнику «Стерегущему», мы долго смотрели на него. Он и тогда был таким же, как теперь, – ведь на то это и памятник. Только вода из открытого кингстона тогда не текла – воду провели позже.
– А страшно все-таки умирать так, – сказал я Маргарите, глядя на бронзовых моряков. – Хотя, знаешь, лучше уж так, чем как-нибудь по-другому.
– Лучше уж так, чем по-другому, – согласилась Маргарита, и мы пошли домой.
На обратном пути, когда мы опять шли по Среднему, я показал Маргарите киоск, где торгует папиросами дядя Боба.
– Это замечательный человек, – сказал я Маргарите. – Стихи пишет за пять минут, и о чем угодно. У него даже справка о невменяемости есть. Жаль, что мы все деньги истратили, а то бы я купил сейчас папирос, а он бы стихотворение к папиросам добавил.
За эти годы дядя Боба заметно постарел, но был еще бодр. Ларек его теперь был не оранжевого цвета, а зеленого. И папиросы теперь тоже были другие. Уже не было никаких «Сафо», «Американов», «Сальве» и «Трезвонов». Папиросы теперь назывались «Блюминг», «За индустриализацию», «Шарикоподшипник», «Трактор», «Беломорканал», «Кузбасс».
Едва мы миновали ларек дяди Бобы, как нам навстречу попалась змея Лиза. Она шла с черной папкой для нот, вид у нее был очень деловитый. Когда она увидела нас, вид у нее стал еще деловитее. Она быстро прошла мимо.
– Ты видела Эту, которая нам навстречу попалась? – спросил я Маргариту. – Это мой враг номер первый. Я тебе еще расскажу о ней.
– По-моему, она симпатичная, – сказала Маргарита. – Чего ты к ней придираешься?
– Слишком много я от нее вытерпел, чтобы считать ее симпатичной, – ответил я. – Вот она нас заметила и теперь дома будет надо мной издеваться, что я с кем-то под ручку хожу.
– Что ж тут такого, что под ручку?
– Для нас – ничего такого, для нее – все такое. Она слишком серьезная. Я потому и говорил тебе, чтобы ты не становилась слишком серьезной.
– Ты в субботу приходи опять к Смоленке, – сказала Маргарита. – Может быть, Колька мотор наладит, и мы под мотором в залив поедем. Приходи к одиннадцати.
На следующее утро, когда я умывался в кухне, Лиза сказала: