«Небесное древо.
Это дерево часто упоминается в мифологических песнях в качестве огромного дуба, яблони или розового куста, и на мой взгляд, вряд ли можно сомневаться, что это дерево символизирует некое воображаемое древо, по которому солнце каждый день поднимается на небо с востока. Солнце при этом именуется розой или золотым яблоком, а поскольку и для розы, и для яблони необходим корень, из которого они растут, древние верили, что каждое утро вырастает некое невидимое древо, которое вплоть до полудня быстро растет и тянется в небо, а затем начинает уменьшаться и постепенно исчезает совсем».
Желающие, если они, разумеется, хотят этого, вправе задать вопрос: а откуда, собственно, ученые мужи, если они сами не пребывают в прямом общении с богами, могли получить эти столь подробные сведения? Из каких тайных извилин они извлекли знания о том, какими должны (ибо в этом «вряд ли можно сомневаться») были быть взгляды наших древнейших предков и откуда премудрым светилам науки известно, во что верили в древности?
Все это не более чем догадки. Кто обладает даром предвидения, чтобы угадать пять карт одной масти кряду?
Итак, допустим, что содержание мифа — это история, претворенная в вымысел. Но стоит мне согласиться с этим, внутренний голос тотчас восстает: ошибаешься, на самом деле это вымысел, претворенный в историю. Как же мне быть? Если миф действительно передает подлинную историю, зачем вся эта мимикрия под вымысел? А если это всего лишь вымысел, при чем тут история? Между тем все мифы словно созданы по единому образцу.
Сравнительные исследования дали такие результаты. Допустим, народ А создал и хранит такую же историю, что и народ В, использует слова с теми же корнями, придерживается таких же моральных ценностей, но поклоняется божествам с другими именами. Из этого следует совершенно очевидный вывод: эти народы, а также другие племена, вне всякого сомнения, когда-то и где-то имели общих предков или подверглись практически идентичному влиянию извне. Но: сравнительное исследование мифологии ничего не говорит о том, учитывают ли подобные сравнения первоначальный смысл описываемых событий.
Разумеется, во многих мифах встречаются образы и аллегории, содержательное ядро которых остается для нас неясным и потому не поддается удовлетворительной интерпретации. Но многие сведения, изложенные в них, явно не соответствуют уровню представлений народов глубокой древности.
Мифы уже давно стали объектом пристального изучения. На протяжении нескольких веков их рассматривали в первую очередь под углом зрения их религиозного содержания. Потребовалось немало времени, чтобы ученые признали возможность того, что в поэтических народных преданиях нашли отражение реальные исторические события и даже некие знания о сотворении мира. Со временем получило всеобщее признание утверждение, что в мифах до нас дошли подлинные истории о древних народах и семейных кланах, об основании городов и поселений и о взаимоотношениях между родами. Однако религиозные, филологические, фольклорные и прочие материалистические трактовки мифов постоянно выдвигали все новые и новые вопросы. Возникает впечатление, что, оперируя скальпелем чисто научных дисциплин, вообще невозможно приблизиться к существу дела.
Впрочем, на мой взгляд, не стоит апеллировать к вере, если знания лежат, что называется, под рукой. Мифы могут оказаться весьма полезным подспорьем в поисках настоящих истин, а не сенсаций-однодневок. Да, именно сегодня! Благодаря новейшим техническим знаниям мы можем проникнуть даже в самое непроницаемое ядро древнейших преданий. Подобный метод обладает серьезными достоинствами, позволяя быстро получать конкретные результаты, поскольку техника в наши дни предлагает новый взгляд на суть явлений.
В практике инженерных разработок есть понятие «рациональный режим работы». Академические «фабрики мысли» могли бы многому поучиться у самой обычной техники. Она обычно сводит существо проблемы к простейшему варианту, а затем принимается искать его решение, которое не окажется уже завтра устаревшим из-за того, что исходная база для исследований еще вчера была абсолютно ошибочной. Техника просто-напросто не может заниматься анализом множества обходных и ложных путей.
Что касается мифологии, то простейший вариант формулировки сути проблемы имеет то преимущество, что ведет к истине кратчайшим путем. На первом месте, разумеется, стоит проблема неразработанности языка. Словарный запас древних людей был весьма невелик; их представления ограничивались кругом простейших повседневных потребностей и повторяющихся явлений природного цикла. Так возникли слова, отражающие такие понятия, как семья и родичи, животные, растения, первые орудия и простейшее оружие. Со временем свои названия получили огонь и солнце, вода и ветер, день и ночь, восход и закат, молния и гром, рождение, болезнь и смерть. Однако в жизни древних существовало нечто, что не поддавалось выражению посредством скудного набора слов, а обозначалось путем описаний и сравнений, создававших образы и картины, в основе которых лежало рациональное зерно. Так возникла поэзия.
Было бы ошибкой полагать, что речь и мышление представляют собой взаимосвязанные функции и что мыслить без речи невозможно. Существует математика, представляющая собой невербальный процесс мышления. Пример тому — аукцион Сотби, когда анонимный покупатель, сидящий где-нибудь в заднем ряду, поднимает руку, разгибает пять пальцев и отдает своему посреднику, сидящему в первых рядах, распоряжение предложить за тот или иной предмет 50 000 долларов. Он не произносит ни слова, но его мысль работает очень напряженно. Когда же этот богач-коллекционер делает рукой два взмаха, это означает, что он готов заплатить 100 000 долларов. Язык жестов — это такой же способ передачи информации, как и рисунки, песни и музыка. Они очень часто способны выразить даже то, что не в силах передать речь, слова. Никто не знает и вряд ли когда-нибудь узнает, какими именно жестами древние сказители изъясняли свои повествования. Смех, плач, спонтанный громкий крик вполне могли так или иначе характеризовать сложные ситуации и — служить средством повествования!
В этой связи мне вспоминается разговор с пастухом-горцем, которого я встретил у себя на родине, на склоне одной из гор нагорья Бернина. Он поведал мне предание о горном человечке — карлике, которого и в наши дни иногда можно увидеть в здешних местах. Когда пастуху не хватало слов или они казались ему недостаточно выразительными, он прибегал к помощи резких спонтанных жестов. И я понимал его. Без единого слова.
Ученые обычно недооценивают роль жестикуляции при передаче устных преданий.
Да, речь — это любимый пасынок мысли. Он обычно покорно следует за предметами и явлениями. Как только возникает нечто новое, язык должен найти или создать средства для его выражения. В то же время язык не является некой непререкаемой ценностью, он часто меняет содержание своих терминов и понятий. Древние люди, пользуясь языком, с самого начала не считали его неприкосновенной «святыней». Они свободно адаптировали его к нуждам времени. Собственно, некоторая ясность в этом вопросе появляется лишь начиная с даты первой достоверной письменной фиксации предания. Мифы же уходят в глубь неведомых времен на много тысячелетий дальше отправной точки нашего летоисчисления — года 0. Сколько же раз за это время привычные слова, которыми мы пользуемся, могли поменять свое значение! Кроме того, те, кто были слушателями мифов, неизбежно наделяли их слова иным семантическим значением. Именно этим не в последнюю очередь можно объяснить тот факт, что одни и те же слова в разные эпохи выражали диаметрально противоположные понятия. При этом слушатели стали придавать первостепенное значение поэтическим описаниям, вольно или невольно упуская из виду содержательное ядро мифа, которое сохранило главную информацию, так сказать, в девственной неприкосновенности на протяжении тысячелетий. И эту информацию остается только разглядеть и расшифровать.
Путешествие на небо, или Вознесение. Один из главных христианских праздников, установленный в память о загадочной евангельской легенде.
Путешествие на небо. Свидетельство очевидцев, увидевших нашу планету с огромной высоты.
Параллели, встречающиеся в вавилонском эпосе об Этане. Археологическая сенсация — находка глиняных табличек из библиотеки ассирийского царя Шурбанипала (669626 гг. до н. э.) в Ниневии. Это собрание, большая часть которого хранится ныне в Британском музее в Лондоне, представляет собой крупнейший свод памятников ассиро-вавилонской литературы.
Никто не знает, когда именно был создан этот эпос. Отдельные его части сохранились в составе гораздо более древнего (возникшего как минимум за 2000 лет до н. э.) эпоса о Гильгамеше, написанного на аккадском языке. Мифы об Этане восходят к самым истокам истории человечества, ибо изображения некоторых его персонажей обнаружены на древних цилиндрических печатях, возраст которых превышает 5000 лет.
Следующие фрагменты заимствованы нами из второй и третьей части предания об Этане.
Этана явился к богу Самасу с просьбой создать для него траву рождения (или — траву бессмертия). Самас направил его к некоему «орлу». Тот спросил Этану, чего он хочет и ищет. И после того как Этана попросил «орла»: «Подари мне траву рождения!», тот унес его на звездное небо. Во время полета по небу «орел» шесть раз обращался к своему просителю с вопросом о том, какой, на его взгляд, выглядит Земля с высоты:
«Подняв его [Этану] над Землей, орел сказал Этане: «Друг мой, посмотри, какой стала Земля. Взгляни на море вокруг мировой горы». — «Земля похожа на гору, а море кажется ручейком…» Подняв Этану еще немного, орел обратился к нему, к Этане: «Погляди, друг мой, какой стала Земля теперь». — «Земля кажется маленькой рощей».
«Небесное древо.
Это дерево часто упоминается в мифологических песнях в качестве огромного дуба, яблони или розового куста, и на мой взгляд, вряд ли можно сомневаться, что это дерево символизирует некое воображаемое древо, по которому солнце каждый день поднимается на небо с востока. Солнце при этом именуется розой или золотым яблоком, а поскольку и для розы, и для яблони необходим корень, из которого они растут, древние верили, что каждое утро вырастает некое невидимое древо, которое вплоть до полудня быстро растет и тянется в небо, а затем начинает уменьшаться и постепенно исчезает совсем».
Желающие, если они, разумеется, хотят этого, вправе задать вопрос: а откуда, собственно, ученые мужи, если они сами не пребывают в прямом общении с богами, могли получить эти столь подробные сведения? Из каких тайных извилин они извлекли знания о том, какими должны (ибо в этом «вряд ли можно сомневаться») были быть взгляды наших древнейших предков и откуда премудрым светилам науки известно, во что верили в древности?
Все это не более чем догадки. Кто обладает даром предвидения, чтобы угадать пять карт одной масти кряду?
Итак, допустим, что содержание мифа — это история, претворенная в вымысел. Но стоит мне согласиться с этим, внутренний голос тотчас восстает: ошибаешься, на самом деле это вымысел, претворенный в историю. Как же мне быть? Если миф действительно передает подлинную историю, зачем вся эта мимикрия под вымысел? А если это всего лишь вымысел, при чем тут история? Между тем все мифы словно созданы по единому образцу.
Сравнительные исследования дали такие результаты. Допустим, народ А создал и хранит такую же историю, что и народ В, использует слова с теми же корнями, придерживается таких же моральных ценностей, но поклоняется божествам с другими именами. Из этого следует совершенно очевидный вывод: эти народы, а также другие племена, вне всякого сомнения, когда-то и где-то имели общих предков или подверглись практически идентичному влиянию извне. Но: сравнительное исследование мифологии ничего не говорит о том, учитывают ли подобные сравнения первоначальный смысл описываемых событий.
Разумеется, во многих мифах встречаются образы и аллегории, содержательное ядро которых остается для нас неясным и потому не поддается удовлетворительной интерпретации. Но многие сведения, изложенные в них, явно не соответствуют уровню представлений народов глубокой древности.
Мифы уже давно стали объектом пристального изучения. На протяжении нескольких веков их рассматривали в первую очередь под углом зрения их религиозного содержания. Потребовалось немало времени, чтобы ученые признали возможность того, что в поэтических народных преданиях нашли отражение реальные исторические события и даже некие знания о сотворении мира. Со временем получило всеобщее признание утверждение, что в мифах до нас дошли подлинные истории о древних народах и семейных кланах, об основании городов и поселений и о взаимоотношениях между родами. Однако религиозные, филологические, фольклорные и прочие материалистические трактовки мифов постоянно выдвигали все новые и новые вопросы. Возникает впечатление, что, оперируя скальпелем чисто научных дисциплин, вообще невозможно приблизиться к существу дела.
Впрочем, на мой взгляд, не стоит апеллировать к вере, если знания лежат, что называется, под рукой. Мифы могут оказаться весьма полезным подспорьем в поисках настоящих истин, а не сенсаций-однодневок. Да, именно сегодня! Благодаря новейшим техническим знаниям мы можем проникнуть даже в самое непроницаемое ядро древнейших преданий. Подобный метод обладает серьезными достоинствами, позволяя быстро получать конкретные результаты, поскольку техника в наши дни предлагает новый взгляд на суть явлений.
В практике инженерных разработок есть понятие «рациональный режим работы». Академические «фабрики мысли» могли бы многому поучиться у самой обычной техники. Она обычно сводит существо проблемы к простейшему варианту, а затем принимается искать его решение, которое не окажется уже завтра устаревшим из-за того, что исходная база для исследований еще вчера была абсолютно ошибочной. Техника просто-напросто не может заниматься анализом множества обходных и ложных путей.
Что касается мифологии, то простейший вариант формулировки сути проблемы имеет то преимущество, что ведет к истине кратчайшим путем. На первом месте, разумеется, стоит проблема неразработанности языка. Словарный запас древних людей был весьма невелик; их представления ограничивались кругом простейших повседневных потребностей и повторяющихся явлений природного цикла. Так возникли слова, отражающие такие понятия, как семья и родичи, животные, растения, первые орудия и простейшее оружие. Со временем свои названия получили огонь и солнце, вода и ветер, день и ночь, восход и закат, молния и гром, рождение, болезнь и смерть. Однако в жизни древних существовало нечто, что не поддавалось выражению посредством скудного набора слов, а обозначалось путем описаний и сравнений, создававших образы и картины, в основе которых лежало рациональное зерно. Так возникла поэзия.
Было бы ошибкой полагать, что речь и мышление представляют собой взаимосвязанные функции и что мыслить без речи невозможно. Существует математика, представляющая собой невербальный процесс мышления. Пример тому — аукцион Сотби, когда анонимный покупатель, сидящий где-нибудь в заднем ряду, поднимает руку, разгибает пять пальцев и отдает своему посреднику, сидящему в первых рядах, распоряжение предложить за тот или иной предмет 50 000 долларов. Он не произносит ни слова, но его мысль работает очень напряженно. Когда же этот богач-коллекционер делает рукой два взмаха, это означает, что он готов заплатить 100 000 долларов. Язык жестов — это такой же способ передачи информации, как и рисунки, песни и музыка. Они очень часто способны выразить даже то, что не в силах передать речь, слова. Никто не знает и вряд ли когда-нибудь узнает, какими именно жестами древние сказители изъясняли свои повествования. Смех, плач, спонтанный громкий крик вполне могли так или иначе характеризовать сложные ситуации и — служить средством повествования!
В этой связи мне вспоминается разговор с пастухом-горцем, которого я встретил у себя на родине, на склоне одной из гор нагорья Бернина. Он поведал мне предание о горном человечке — карлике, которого и в наши дни иногда можно увидеть в здешних местах. Когда пастуху не хватало слов или они казались ему недостаточно выразительными, он прибегал к помощи резких спонтанных жестов. И я понимал его. Без единого слова.
Ученые обычно недооценивают роль жестикуляции при передаче устных преданий.
Да, речь — это любимый пасынок мысли. Он обычно покорно следует за предметами и явлениями. Как только возникает нечто новое, язык должен найти или создать средства для его выражения. В то же время язык не является некой непререкаемой ценностью, он часто меняет содержание своих терминов и понятий. Древние люди, пользуясь языком, с самого начала не считали его неприкосновенной «святыней». Они свободно адаптировали его к нуждам времени. Собственно, некоторая ясность в этом вопросе появляется лишь начиная с даты первой достоверной письменной фиксации предания. Мифы же уходят в глубь неведомых времен на много тысячелетий дальше отправной точки нашего летоисчисления — года 0. Сколько же раз за это время привычные слова, которыми мы пользуемся, могли поменять свое значение! Кроме того, те, кто были слушателями мифов, неизбежно наделяли их слова иным семантическим значением. Именно этим не в последнюю очередь можно объяснить тот факт, что одни и те же слова в разные эпохи выражали диаметрально противоположные понятия. При этом слушатели стали придавать первостепенное значение поэтическим описаниям, вольно или невольно упуская из виду содержательное ядро мифа, которое сохранило главную информацию, так сказать, в девственной неприкосновенности на протяжении тысячелетий. И эту информацию остается только разглядеть и расшифровать.
Путешествие на небо, или Вознесение. Один из главных христианских праздников, установленный в память о загадочной евангельской легенде.
Путешествие на небо. Свидетельство очевидцев, увидевших нашу планету с огромной высоты.
Параллели, встречающиеся в вавилонском эпосе об Этане. Археологическая сенсация — находка глиняных табличек из библиотеки ассирийского царя Шурбанипала (669626 гг. до н. э.) в Ниневии. Это собрание, большая часть которого хранится ныне в Британском музее в Лондоне, представляет собой крупнейший свод памятников ассиро-вавилонской литературы.
Никто не знает, когда именно был создан этот эпос. Отдельные его части сохранились в составе гораздо более древнего (возникшего как минимум за 2000 лет до н. э.) эпоса о Гильгамеше, написанного на аккадском языке. Мифы об Этане восходят к самым истокам истории человечества, ибо изображения некоторых его персонажей обнаружены на древних цилиндрических печатях, возраст которых превышает 5000 лет.
Следующие фрагменты заимствованы нами из второй и третьей части предания об Этане.
Этана явился к богу Самасу с просьбой создать для него траву рождения (или — траву бессмертия). Самас направил его к некоему «орлу». Тот спросил Этану, чего он хочет и ищет. И после того как Этана попросил «орла»: «Подари мне траву рождения!», тот унес его на звездное небо. Во время полета по небу «орел» шесть раз обращался к своему просителю с вопросом о том, какой, на его взгляд, выглядит Земля с высоты:
«Подняв его [Этану] над Землей, орел сказал Этане: «Друг мой, посмотри, какой стала Земля. Взгляни на море вокруг мировой горы». — «Земля похожа на гору, а море кажется ручейком…» Подняв Этану еще немного, орел обратился к нему, к Этане: «Погляди, друг мой, какой стала Земля теперь». — «Земля кажется маленькой рощей».