— Наскальные рисунки в Сахаре, Бразилии, Перу, а также рисунки, созданные североамериканскими и канадскими индейцами.
— Пластика малых форм: древнешумерские, ассирийские и египетские цилиндрические печати.
— Фигурки догу из Японии.
— Праздничные соломенные наряды индейцев кайяпо (Бразилия), которые, в соответствии с описаниями преданий, символизируют костюмы древних пришельцев из космоса.
— Куклы качина, которые и в наши дни делают индейцы племени хопи в штате Аризона (США). На протяжении многих и многих поколений они воспроизводят облик неких «высших духовных существ», которые прилетали к их предкам в глубокой древности, наделяя их атрибутами космонавтов. Эти загадочные качина обещали вернуться.
Неужели все эти факты не имеют никакого значения? Или они недостаточно убедительны? Смех да и только!
Право же, совершенно нелепо искать в рядах защитников науки, в рядах ее мнимых защитников; искать — и находить!
Оппоненты с неутомимым усердием возводят на просторах академической науки все новые и новые бастионы разной величины и уровня боеготовности; бастионы эти, словно несокрушимые башни, возвышаются над всеми врагами и преступниками, которые только тем и занимаются, что пытаются выломать камни из крепостных стен или даже, набравшись дерзости, карабкаются вверх по камням, чтобы бросить хоть один взгляд на огород, взлелеянный за крепостными стенами. Да что там, они бросают в него и камни! А самые опасные метательные снаряды в этой борьбе — упрямые, неопровержимые факты.
А теперь — поговорим всерьез. Я прекрасно понимаю, что, какую бы уйму фактов я ни собрал, лагерь оппонентов попросту не пожелает принять их к сведению. Раздражение при мысли об уязвимых позициях, которые а la longue удержать не удастся, становится все более сильным. О, это просто ужасно — даже в мыслях допустить, что некий чужак, не имеющий права совершать священнодействия в святая святых, может обнаглеть до такой степени, что посмеет топтать своими сапожищами землю перед стенами крепости.
Право, было бы уместно вспомнить о благородном правиле рыцарских поединков, согласно которому побежденный с честью капитулировал, если получал незаживающие раны. Увы, это несбыточная мечта, и остается только ждать, пока осажденные благополучно вымрут!
Лауреат Нобелевской премии Макс Планк (1858–1947), один из крупнейших ученых современности, в своей парадоксальной фразе всерьез учитывает необходимость… простого вымирания противников научной истины:
«Новая научная истина заботится не о том, чтобы изыскать способ убедить своих противников и объяснить им свою суть, а гораздо больше о том, чтобы ее противники вымерли и новые поколения смогли поверить в ее справедливость».
Мне посчастливилось, помимо широкого фронта своих противников — представителей академической мысли, встретить немало ученых, отличающихся толерантностью и уважительным отношением к партнеру по диалогу. С некоторыми у меня даже сложились дружеские отношения. Мы часто общаемся, состоим в переписке; и когда я обращаюсь к ним за критикой, советом или помощью, они неизменно откликаются на мои просьбы. Все они — прекрасные ученые, о которых видный специалист по молекулярной биологии Гюнтер Штент говорит, что он очень хотел бы иметь их своими коллегами. Эти ученые мужи прекрасно умеют сдерживать свое раздражение и даже проявляют удивительное великодушие, спокойно и с достоинством воспринимая порой колючие аргументы. Поэтому я не вижу основания, почему бы мне, «в строгом соответствии с принципами научной методологии» (проф. Луис Навиа), не продолжать сбор аргументов и свидетельств, даже если кто-то из ученых полагает, что тысяча аргументов обладает такой же степенью убедительности, что и один-единственный аргумент. И поскольку я более всего ценю здравый смысл, я часто пользуюсь отзывчивостью людей здравомыслящих, ибо они — справедливые судьи.
Карл Густав Юнг (1875–1961) считал мифологические образы древних народов проявлением «архетипического развития сознания», или «архетипов», в которых получает свое выражение так называемое «коллективное бессознательное», проявляющееся в изображении добра и зла, радости и кары, жизни и смерти.
Признаться, наряду с прочими «научными» толкованиями особое раздражение у меня вызывает так называемая психология. Там, где реалии стоят на твердой почве, совершенно ни к чему травить соляной кислотой психологизирования основное ядро содержания, разлагая его на составные части ради того, чтобы в конце концов вернуться к вопросу: «Что такое я?»
Результаты новых исследований очень редко вызывают в нас чувство уверенности. Наоборот, мы почти всегда ощущаем себя запутавшимися в сети все новых и новых опасений, которые с каждым новым открытием становятся все более серьезными. Даже то, что несет в себе абсолютно позитивный заряд, воспринимается нами как глас рока, постигшего библейского Иова. И даже если то или иное открытие уже, образно говоря, выдержало стендовые испытания, многие, невзирая на потери, спешат задать вопрос: «А не способно ли оно негативно повлиять на развитие человечества?» Короче, сама постановка вопроса подразумевает, каким может быть ответ.
Притом человеку издревле присуще стремление искать ответы на вопросы, касающиеся его происхождения и бытия, и всевозможные «как», «зачем» и «почему». Религии обычно давали ответы на такие вопросы посредством совершения литургии верных, однако человек в наши дни хочет не столько верить, сколько знать. Сегодня очень мало людей, способных обрести покой в молитве. Но даже и они, подобно неверующим, ищут настоящих ответов. Никто не желает в длительной перспективе удовлетвориться теми ответами, которые предлагает им материалистическое мировоззрение. Ведь здесь речь идет о целом раде истин, которые не сегодня завтра уже не будут более взяты под сомнение.
Я убежден, что такие истины действительно можно получить, если только воспринимать древнейшие предания в качестве объективных фактов и свидетельств и видеть в них реальное содержательное ядро, способное пролить свет на наше отдаленное прошлое и одновременно (если внимательно его изучим) узнать в нем контуры будущего. Если, конечно, мы узнаем, что было возможно в древности и что может стать возможным для нас в будущем.
Я заявляю:
Мифы о сотворении мира у разных народов, по сути, одинаковы.
Наиболее древние боги-творцы неизменно прилетали из глубин Вселенной и после совершения своей миссии возвращались на небо. (И лишь более поздние поколения богов явились на свет из пещер, земных недр и морских глубин.)
Древнейшие боги обладали особыми летательными аппаратами, внешний вид которых мифы разных народов в унисон определяют как яйцо, огромное, как гигантская птица или колоссальный змей. Эти аппараты состояли из металлических звеньев, имели окна, из которых бил яркий свет, и сверкающее туловище (корпус), были ослепительно яркими, как солнце, озаряя своим светом ночь. При взлете и приземлении они издавали страшный грохот и изрыгали языки пламени, которые сотрясали землю и испепеляли все вокруг. Эти аппараты всегда прилетали из космоса и всегда возвращались в просторы Вселенной, растворяясь в бесконечной тьме. В полете они напоминали гигантских птиц, или огненно-золотых коней, или просто загадочное Нечто («дом Нечто»).
— Наскальные рисунки в Сахаре, Бразилии, Перу, а также рисунки, созданные североамериканскими и канадскими индейцами.
— Пластика малых форм: древнешумерские, ассирийские и египетские цилиндрические печати.
— Фигурки догу из Японии.
— Праздничные соломенные наряды индейцев кайяпо (Бразилия), которые, в соответствии с описаниями преданий, символизируют костюмы древних пришельцев из космоса.
— Куклы качина, которые и в наши дни делают индейцы племени хопи в штате Аризона (США). На протяжении многих и многих поколений они воспроизводят облик неких «высших духовных существ», которые прилетали к их предкам в глубокой древности, наделяя их атрибутами космонавтов. Эти загадочные качина обещали вернуться.
Неужели все эти факты не имеют никакого значения? Или они недостаточно убедительны? Смех да и только!
Право же, совершенно нелепо искать в рядах защитников науки, в рядах ее мнимых защитников; искать — и находить!
Оппоненты с неутомимым усердием возводят на просторах академической науки все новые и новые бастионы разной величины и уровня боеготовности; бастионы эти, словно несокрушимые башни, возвышаются над всеми врагами и преступниками, которые только тем и занимаются, что пытаются выломать камни из крепостных стен или даже, набравшись дерзости, карабкаются вверх по камням, чтобы бросить хоть один взгляд на огород, взлелеянный за крепостными стенами. Да что там, они бросают в него и камни! А самые опасные метательные снаряды в этой борьбе — упрямые, неопровержимые факты.
А теперь — поговорим всерьез. Я прекрасно понимаю, что, какую бы уйму фактов я ни собрал, лагерь оппонентов попросту не пожелает принять их к сведению. Раздражение при мысли об уязвимых позициях, которые а la longue удержать не удастся, становится все более сильным. О, это просто ужасно — даже в мыслях допустить, что некий чужак, не имеющий права совершать священнодействия в святая святых, может обнаглеть до такой степени, что посмеет топтать своими сапожищами землю перед стенами крепости.
Право, было бы уместно вспомнить о благородном правиле рыцарских поединков, согласно которому побежденный с честью капитулировал, если получал незаживающие раны. Увы, это несбыточная мечта, и остается только ждать, пока осажденные благополучно вымрут!
Лауреат Нобелевской премии Макс Планк (1858–1947), один из крупнейших ученых современности, в своей парадоксальной фразе всерьез учитывает необходимость… простого вымирания противников научной истины:
«Новая научная истина заботится не о том, чтобы изыскать способ убедить своих противников и объяснить им свою суть, а гораздо больше о том, чтобы ее противники вымерли и новые поколения смогли поверить в ее справедливость».
Мне посчастливилось, помимо широкого фронта своих противников — представителей академической мысли, встретить немало ученых, отличающихся толерантностью и уважительным отношением к партнеру по диалогу. С некоторыми у меня даже сложились дружеские отношения. Мы часто общаемся, состоим в переписке; и когда я обращаюсь к ним за критикой, советом или помощью, они неизменно откликаются на мои просьбы. Все они — прекрасные ученые, о которых видный специалист по молекулярной биологии Гюнтер Штент говорит, что он очень хотел бы иметь их своими коллегами. Эти ученые мужи прекрасно умеют сдерживать свое раздражение и даже проявляют удивительное великодушие, спокойно и с достоинством воспринимая порой колючие аргументы. Поэтому я не вижу основания, почему бы мне, «в строгом соответствии с принципами научной методологии» (проф. Луис Навиа), не продолжать сбор аргументов и свидетельств, даже если кто-то из ученых полагает, что тысяча аргументов обладает такой же степенью убедительности, что и один-единственный аргумент. И поскольку я более всего ценю здравый смысл, я часто пользуюсь отзывчивостью людей здравомыслящих, ибо они — справедливые судьи.
Карл Густав Юнг (1875–1961) считал мифологические образы древних народов проявлением «архетипического развития сознания», или «архетипов», в которых получает свое выражение так называемое «коллективное бессознательное», проявляющееся в изображении добра и зла, радости и кары, жизни и смерти.
Признаться, наряду с прочими «научными» толкованиями особое раздражение у меня вызывает так называемая психология. Там, где реалии стоят на твердой почве, совершенно ни к чему травить соляной кислотой психологизирования основное ядро содержания, разлагая его на составные части ради того, чтобы в конце концов вернуться к вопросу: «Что такое я?»
Результаты новых исследований очень редко вызывают в нас чувство уверенности. Наоборот, мы почти всегда ощущаем себя запутавшимися в сети все новых и новых опасений, которые с каждым новым открытием становятся все более серьезными. Даже то, что несет в себе абсолютно позитивный заряд, воспринимается нами как глас рока, постигшего библейского Иова. И даже если то или иное открытие уже, образно говоря, выдержало стендовые испытания, многие, невзирая на потери, спешат задать вопрос: «А не способно ли оно негативно повлиять на развитие человечества?» Короче, сама постановка вопроса подразумевает, каким может быть ответ.
Притом человеку издревле присуще стремление искать ответы на вопросы, касающиеся его происхождения и бытия, и всевозможные «как», «зачем» и «почему». Религии обычно давали ответы на такие вопросы посредством совершения литургии верных, однако человек в наши дни хочет не столько верить, сколько знать. Сегодня очень мало людей, способных обрести покой в молитве. Но даже и они, подобно неверующим, ищут настоящих ответов. Никто не желает в длительной перспективе удовлетвориться теми ответами, которые предлагает им материалистическое мировоззрение. Ведь здесь речь идет о целом раде истин, которые не сегодня завтра уже не будут более взяты под сомнение.
Я убежден, что такие истины действительно можно получить, если только воспринимать древнейшие предания в качестве объективных фактов и свидетельств и видеть в них реальное содержательное ядро, способное пролить свет на наше отдаленное прошлое и одновременно (если внимательно его изучим) узнать в нем контуры будущего. Если, конечно, мы узнаем, что было возможно в древности и что может стать возможным для нас в будущем.
Я заявляю:
Мифы о сотворении мира у разных народов, по сути, одинаковы.
Наиболее древние боги-творцы неизменно прилетали из глубин Вселенной и после совершения своей миссии возвращались на небо. (И лишь более поздние поколения богов явились на свет из пещер, земных недр и морских глубин.)
Древнейшие боги обладали особыми летательными аппаратами, внешний вид которых мифы разных народов в унисон определяют как яйцо, огромное, как гигантская птица или колоссальный змей. Эти аппараты состояли из металлических звеньев, имели окна, из которых бил яркий свет, и сверкающее туловище (корпус), были ослепительно яркими, как солнце, озаряя своим светом ночь. При взлете и приземлении они издавали страшный грохот и изрыгали языки пламени, которые сотрясали землю и испепеляли все вокруг. Эти аппараты всегда прилетали из космоса и всегда возвращались в просторы Вселенной, растворяясь в бесконечной тьме. В полете они напоминали гигантских птиц, или огненно-золотых коней, или просто загадочное Нечто («дом Нечто»).