Враг был остановлен.
Танки на Сталинград не прошли…
Воздушная тревога была объявлена утром. Об этом оповестил дежурный местного штаба ПВО. Круто нажимая на «о», он несколько раз повторил:
— Городу объявлена воздушная тревога…
За последнее время ему довольно часто приходилось произносить эту фразу, и в городе уже все привыкли и к окающему голосу дежурного, и к далекому, глуховатому грохоту взрывов: немцы сбрасывали бомбы, не долетая до города.
Было 23 августа, воскресенье. Почти все жильцы большого четырехэтажного дома по улице Ломоносова находились в своих квартирах, и как только была объявлена тревога, все они поспешили в подвал, служивший бомбоубежищем.
На третьем этаже, в квартире № 6, жила Виктория Карпова, высокая, красивая женщина, работавшая бухгалтером в промкооперации. Сегодня, по случаю дня отдыха, она и ее маленький сын были дома. С утра они собрались съездить к бабушке на загородную Казанскую улицу, но теперь это пришлось отложить.
Когда по радио объявили тревогу, Виктория быстро одела мальчика и они побежали вниз. Десятка полтора женщин с детьми собрались в темном, душном помещении, где пахло застарелой плесенью и мышами.
Соседи уже привыкли встречаться в этом неуютном подвале. Обычно, просидев часа полтора, они дожидались отбоя и расходились по квартирам, чтобы снова приняться за свои домашние хлопоты.
Сегодня тревога долго не прекращалась. Сидящие в подвале люди вполголоса переговаривались между собой, а какой-то подросток все выбегал на лестницу и, вернувшись, сообщал:
— Зенитки бьют над Бекетовкой.
Или:
— Пока ничего не видать…
Но вот уже перед вечером он вбежал в подвал с криком:
— Летят! Девять штук! Из-за Волги…
Все в подвале притихли. Выстрелы зениток стали слышнее. Потом послышался нарастающий гул моторов, и вдруг, покрывая все звуки, раздался резкий свист, а вслед за ним — страшный грохот, от которого задрожали кирпичные стены подвала.
Первые бомбы, очевидно очень тяжелые, упали в центре города. Люди в подвале теснее прижались к углам. Заплакал чей-то грудной ребенок. Старуха из одиннадцатой квартиры громко читала молитвы. Взяв сына на руки, Виктория присела на ящик. Вздрагивая при каждом новом взрыве, она крепче прижимала к себе ребенка и нашептывала ему успокаивающие слова.
А свист падающих бомб и грохот взрывов не прекращались. Эшелон за эшелоном пролетали над городом бомбардировщики, и гром взрывов, и шум рушившихся зданий то удалялись, то были отчетливо слышны — совсем рядом.
Всю ночь просидели люди в подвале, в постоянном нервном напряжении. Теперь дети просили пить, а пить было нечего: вчера утром в суматохе никто не захватил с собой воды. Виктория решила сходить за водой. Передав задремавшего мальчика на руки соседке, она вышла из подвала и быстро поднялась к себе на третий этаж.
Квартира оказалась незапертой, и окна не замаскированы. Ведь сюда никто не заходил со вчерашнего утра. Комната была освещена красноватым дрожащим светом, Виктория догадалась, что это зарево большого пожара. Горели дома соседнего квартала.
Стены комнаты были увешаны картинами в рамках и просто натянутыми на подрамники. Тихие дворики, розовые заводи, обрызганная росой сирень заполняли квартиру. Муж Виктории был художником.
В этой квартире она прожила шесть лет, и все, что тут находилось, было ей бесконечно близким. Вот эту скатерть на круглом маленьком столике она сама вышивала прошлой зимой. Вазу, голубую, с золотыми каемками, ей подарил муж в день рождения… Каждая вещь глядела на нее, как страница прожитой жизни. И эта прожитая жизнь казалась ей очень счастливой, хотя, может быть, в ней были свои неприятности и обиды.
Враг был остановлен.
Танки на Сталинград не прошли…
Воздушная тревога была объявлена утром. Об этом оповестил дежурный местного штаба ПВО. Круто нажимая на «о», он несколько раз повторил:
— Городу объявлена воздушная тревога…
За последнее время ему довольно часто приходилось произносить эту фразу, и в городе уже все привыкли и к окающему голосу дежурного, и к далекому, глуховатому грохоту взрывов: немцы сбрасывали бомбы, не долетая до города.
Было 23 августа, воскресенье. Почти все жильцы большого четырехэтажного дома по улице Ломоносова находились в своих квартирах, и как только была объявлена тревога, все они поспешили в подвал, служивший бомбоубежищем.
На третьем этаже, в квартире № 6, жила Виктория Карпова, высокая, красивая женщина, работавшая бухгалтером в промкооперации. Сегодня, по случаю дня отдыха, она и ее маленький сын были дома. С утра они собрались съездить к бабушке на загородную Казанскую улицу, но теперь это пришлось отложить.
Когда по радио объявили тревогу, Виктория быстро одела мальчика и они побежали вниз. Десятка полтора женщин с детьми собрались в темном, душном помещении, где пахло застарелой плесенью и мышами.
Соседи уже привыкли встречаться в этом неуютном подвале. Обычно, просидев часа полтора, они дожидались отбоя и расходились по квартирам, чтобы снова приняться за свои домашние хлопоты.
Сегодня тревога долго не прекращалась. Сидящие в подвале люди вполголоса переговаривались между собой, а какой-то подросток все выбегал на лестницу и, вернувшись, сообщал:
— Зенитки бьют над Бекетовкой.
Или:
— Пока ничего не видать…
Но вот уже перед вечером он вбежал в подвал с криком:
— Летят! Девять штук! Из-за Волги…
Все в подвале притихли. Выстрелы зениток стали слышнее. Потом послышался нарастающий гул моторов, и вдруг, покрывая все звуки, раздался резкий свист, а вслед за ним — страшный грохот, от которого задрожали кирпичные стены подвала.
Первые бомбы, очевидно очень тяжелые, упали в центре города. Люди в подвале теснее прижались к углам. Заплакал чей-то грудной ребенок. Старуха из одиннадцатой квартиры громко читала молитвы. Взяв сына на руки, Виктория присела на ящик. Вздрагивая при каждом новом взрыве, она крепче прижимала к себе ребенка и нашептывала ему успокаивающие слова.
А свист падающих бомб и грохот взрывов не прекращались. Эшелон за эшелоном пролетали над городом бомбардировщики, и гром взрывов, и шум рушившихся зданий то удалялись, то были отчетливо слышны — совсем рядом.
Всю ночь просидели люди в подвале, в постоянном нервном напряжении. Теперь дети просили пить, а пить было нечего: вчера утром в суматохе никто не захватил с собой воды. Виктория решила сходить за водой. Передав задремавшего мальчика на руки соседке, она вышла из подвала и быстро поднялась к себе на третий этаж.
Квартира оказалась незапертой, и окна не замаскированы. Ведь сюда никто не заходил со вчерашнего утра. Комната была освещена красноватым дрожащим светом, Виктория догадалась, что это зарево большого пожара. Горели дома соседнего квартала.
Стены комнаты были увешаны картинами в рамках и просто натянутыми на подрамники. Тихие дворики, розовые заводи, обрызганная росой сирень заполняли квартиру. Муж Виктории был художником.
В этой квартире она прожила шесть лет, и все, что тут находилось, было ей бесконечно близким. Вот эту скатерть на круглом маленьком столике она сама вышивала прошлой зимой. Вазу, голубую, с золотыми каемками, ей подарил муж в день рождения… Каждая вещь глядела на нее, как страница прожитой жизни. И эта прожитая жизнь казалась ей очень счастливой, хотя, может быть, в ней были свои неприятности и обиды.