Современная югославская повесть. 70-е годы - Душан Калич 13 стр.


Молча стоим возле перил. Дым наших сигарет привольно плавает, гонимый слабым ветерком. Потом Мариан спрашивает, выйдет ли он еще на эту веранду, как два, нет, три года назад…

Вернувшись в палату, я просматриваю его дневники, письма и рассказываю Мариан о том, как мы переселились в Сежану.

Переоборудование больницы в полном разгаре. На письменном столе у него груды проектов. В кабинете пеленой стелется табачный дым. В доме непрерывно люди. Архитекторы, прорабы, поварихи. Все хотят помочь своими советами. Спорят, потом разбегаются по стройке и снова прикидывают, раздумывают…

Наш пострел везде поспел! — пытаюсь я вечером шутить.

Да, мне жалко своего времени, отвечает он, задумчиво глядя в открытое окно. В конце концов, у меня его не так уж много остается. Надо бы заняться своей работой, знаю! Но что поделаешь, если в данный момент я лишен такой возможности.

Его достаточно высоко ценили за границей, и Всемирная Организация Здравоохранения пригласила его как специалиста в Копенгаген.

Мариан хорошо помнит то время. Он писал ей в Париж, хотел, чтобы и она работала в институте борьбы против туберкулеза.

Я знаю, он рассказывал. Работа в институте сделала его совсем другим человеком, хотя он пробыл там всего несколько месяцев.

Прочесть тебе некоторые его письма, а?

…ну вот, теперь мое время снова нормально течет. Дома дни ползли, как улитки, а теперь мчатся. И помчатся еще быстрее, потому что работа целиком захватила меня! Я живу в атмосфере научного поиска. Атмосфере, которую я, к сожалению, вряд ли бы смог создать у нас. Работы, конечно, много, но условия великолепные, о таких можно только мечтать. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Эти слова мне придется разъяснить. Она ведь не знает, что в первые послевоенные годы у нас не хватало даже самых обычных канцелярских товаров, не говоря уж о пишущих и счетных машинах, диктофонах и тому подобном.

И о зависти. Ее достаточно везде, но в этом институте работал дружный коллектив, и ей там не было места.

Лидия тоже была в той группе? — с любопытством спросила Мариан. Впрочем, почитай еще!

…Мир окутан серым туманом. В порту непрерывно воет сирена, чтобы корабли не столкнулись друг с другом, воет надрывно и тоскливо — у-у-у! Но мне это ничуть не мешает! Потому что мы с моей сотрудницей (помнишь Лидию из Бари?) только что закончили очень любопытный эксперимент. Трудились от зари до вари.

Не скучай! И чтобы ты не волновалась за меня, признаюсь, что работа здесь мне доставляет истинное наслаждение.

Потом он писал мне из Норвегии.

А через три месяца, если меня не подводит память, он вернулся на стройку, на которой мало что за это время изменилось.

Стоя на балконе, мы смотрели на двух рабочих, а те в свою очередь, опершись на лопаты, смотрели на солнце. Полдень? Может, хватит на сегодня? Они не спешили. Водопровод по-прежнему был только на бумаге. Денег ни гроша. И лишь груды проектов переносили с заседания на заседание. А без денег стройка не сдвинется с места. И с клиникой обстоит не лучше.

Не знаю, чем заняться. Оказался не у дел.

И все-таки тебе следует что-то предпринять.

Да, конечно…

Если ты считаешь, что зря тратишь здесь время, решайся и принимай приглашение из Женевы.

Но все эти переезды меня дьявольски утомляют. Мне уже под шестьдесят, а там потребуется определенная гибкость, она же никогда не была мне свойственна.

Два невыносимо долгих месяца перед отъездом в Женеву.

Однажды я вошла к нему, он сидел за письменным столом и листал какие-то бумаги.

Ты собираешься писать? — обрадовалась я. Меня никогда не покидала надежда, что он напишет курс лекций, подготовит учебник или еще что-то в этом роде. Пишешь?

Нет, просто разбираюсь.

А не хотелось бы?..

Мне трудно сосредоточиться. Попытаюсь.

После обеда он стал раскладывать пасьянс.

Не жаль времени?

Мало ли чего жаль!

Поднялся из-за стола и лег в постель. Среди бела дня.

Тебе нехорошо?

Да так. Голова что-то кружится, пройдет!

Значит, уже тогда, почти двадцать лет назад, у него начались приступы апатии, рождавшие во мне страх и печаль. Это случалось и позднее. Всякий раз, когда он чувствовал, что не может заняться настоящим делом и что…

Тише! Тише!

Что такое?

Сюда кто-то идет.

Мы разом повернулись к двери.

Два врача и старшая сестра. С сосредоточенными замкнутыми лицами. Слегка кивнули в ответ на наше приветствие и прошли в его палату.

Мы обе замерли. Я судорожно цеплялась за свою надежду. Мы будем упорно сражаться за его здоровье. Жизнь — вечный бой, твержу я себе.

Смотрю на Мариан. Лицо ее точно высечено из мрамора. Она не сводит неподвижного взгляда с ногтей, покрытых лаком.

Ты не знаешь, что у людей, когда им угрожает смертельная опасность, появляются сверхъестественные силы!

Назад Дальше