— У тебя все хорошо? — обеспокоенно интересуется папа.
— Угм, — бормочу в ответ.
Все просто ооочень хреново, пап.
— Почему ты не идешь в дом? На улице холодно, — он изображает дрожь и проводит рукой по седеющим волосам.
— Присядь, — прошу я, хлопая по месту рядом с собой.
Отец с улыбкой выполняет мою просьбу.
— Будешь? — он предлагает мне кофе.
— Нет. Спасибо.
Кажется, его смущает то, что мы погружаемся в тишину. Папа ерзает и кашляет в кулак, затем отпивает напиток. И снова кашляет. Он смотрит куда угодно, но не на меня, и это выглядит немного забавно.
— Почему ты улыбаешься? — вдруг спрашивает он. — У меня что-то на лице?
И начинает щупать свой подбородок, рот, щеки и нос на наличие «странности», которая якобы рассмешила меня.
Я слегка наклоняю голову вбок, не сводя с него глаз.
— Ты очень красивый, папа.
— Боже, Джейн, ты смущаешь меня, — он громко сглатывает, изображая шок, и прикладывает ладонь к щеке. — Господи, нельзя так шутить со своим стариком...
Я издаю негромкий смешок и падаю головой на его плечо.
— Ты вовсе не старый, папочка, — заверяю, просовывая руку под его локоть. — Оливия бы не вышла замуж за старого и страшного.
— Ну спасибо, — хохочет он, хлопая рукой по моему колену.
Оливия громко включает музыку, из дома доносится лирическая песня группы Tyrone Wells. Она вызывает у меня эмоции, которые я хотела бы спрятать далеко, куда-нибудь в уголок своей души. Сглотнув ком в горле, позволяю папе трепать меня по предплечью, ведя по нему ладонью в согревающем жесте.
— Хорошо, что ты у меня есть, — вдруг произносит папа над моим ухом.
Его слова действуют на меня не так, как он, наверное, ожидал. В носу щиплет, ком становится все больше, я поджимаю губы, но чувствую, как по щеке уже скатывается одна слеза. Она падает вниз, задевая рот, и когда я облизываю губы, то ощущаю на языке солоноватый вкус своей печали.
— Я ни о чем не жалею из того, что пережил, — вспоминает отец, заставляя меня плакать сильнее.
Он впадает в ностальгическое настроение, а мне жаль. Очень жаль, что я знаю так много об этом мире и не могу поделиться с ним. Знаю, что авария забрала у меня душу, и моя любовь к Россу... могу ли я считать ее настоящей? Ведь выходит, она очень неожиданно началась, и толчком была именно автокатастрофа, или я что-то чувствовала к нему до?
Папа продолжает обнимать меня, рассказывая о молодости, о годах, которые он провел с мамой и обо мне, маленькой-маленькой, которую он любил катать на своей первой в жизни машине.
Я пытаюсь сдержаться, но ничего не получается, и судорожный вздох случайно выдает мое состояние с головой. Отец тут же отстраняет меня, чтобы взглянуть на мое лицо.
— О, Боже, — шепчет он с родительской заботой в голосе, принимаясь вытирать мои слезы. — Милая, что произошло? Почему ты... почему ты плачешь?
Он в недоумении качает головой, а я морщусь, опуская ресницы, разрешая себе практически рыдать. Закрываю рот рукой, заглушая исступление, которое рвется наружу.
После я все же мысленно прошу себя успокоиться и вздыхаю еще раз, набирая в легкие как можно больше воздуха. Папа продолжает встревожено смотреть на меня.
— Я очень тебя люблю, пап, — признаюсь ему я и кладу свою ладонь на его плечо.
Он слабо улыбается, пытаясь разгадать причину моих слез.
— Но я...
Не решаясь закончить, я вновь поджимаю губы.
Я собираюсь сказать ему кое-что, что сильно огорчит его и может разбить сердце. Но в своем неожиданном решении я вижу единственный выход, чтобы все уладить как можно безболезненнее для себя.
Я не уверена, что смогу жить в одном городе с братьями Картер. Я не сумею сохранить остатки здравого рассудка, находясь в месте, где каждый переулок напоминает о том, что довелось пережить.
Мне нужно перемены.
И начать их необходимо прямо сейчас.
— Возможно, будет лучше, если я вернусь в Чикаго.
РОСС
Остается катастрофически мало времени.
Двадцать три часа до того, как Изаки явится в Дайморт-Бич, устроит свою версию Кэрри и проделает дыру в голове моего брата.
Кстати, об Эйдене. Этот засранец куда-то пропал. Он ушел почти сразу после Джейн — это было сутки назад — и до сих пор не возвращался. Его телефон отключен, и я в растерянности.
Сейчас не время, черт возьми, игнорировать меня! Мы должны действовать сообща, и если братишка задумал свершить что-то в одиночку... в общем, как только я увижу Эйдена, то поджарю его задницу на гриле.
Без него я слеп. Я не продвинулся ни на йоту, потому что не имею ни малейшего понятия о том, где Миднайт и Анна, и как с ними связаться. Но Эйден знает и может. Поэтому он так сильно нужен мне сейчас.
Я оставляю ему сотое голосовое сообщение, разбавляю послание угрозами и ругательствами. Я даже отправляю видео-сообщение, чтобы наглядно показать, как дьявольски зол.
Но Эйден не читает. Не отвечает.