– Вот ожерелье, – проговорила мамаша Троттер, направляя на него испепеляющий взор через правое и через левое стекла лорнета. – Дворецкий сказал, что нашел его в вашей комнате.
– Да, мэм. Я намеревался после завтрака выяснить, кому оно принадлежит.
– Ах вот как? Вы намеревались?
– Я полагал, что эта безделушка – собственность одной из горничных.
– Эта… как вы сказали?., эта безделушка?
Он снова уважительно кашлянул – это прозвучало как кашель благовоспитанной овцы на склоне дальнего холма.
– Я без труда определил, что это дешевая подделка из культивированного жемчуга, мэм.
Вам знакомо такое выражение: ошеломленное молчание? Я встречал его в книгах, в тех местах, где герой обрушивает на головы собравшихся поразительное известие, по-моему, оно как раз дает представление о тишине, которая устанавливается в таких случаях. Молчание, воцарившееся за завтраком в Бринкли-Корте после заявления Дживса, было такое ошеломленное, что просто дальше некуда.
Первым его нарушил Л. Дж. Троттер:
– То есть как это – дешевая подделка? Я заплатил за это ожерелье пять тысяч фунтов.
– Ну конечно, – негодуя, затрясла головой мамаша Троттер. – Он пьян.
Я почувствовал себя обязанным вступиться и разогнать черные подозрения, или что там делают с подозрениями.
– Пьян?! – возмутился я. – В десять часов утра? Не смешите меня. Впрочем, мы сейчас проверим. Дживс, скажите быстро: «Твистер свистнул у Ситуэлла виски и свитер».
Что Дживс и повторил отчетливо и звонко.
– Как видите, – удовлетворенно заключил я.
Тетя Далия, ожившая, как цветок, принявший унцию-другую желанной влаги, выступила с ценным добавлением от себя.
– Да-да, – поддержала она меня. – На Дживса можно положиться. Раз он говорит – фальшивые, значит, они фальшивые и есть. Он в драгоценностях разбирается как никто.
– Вот именно, – сказал я. – Ему про них все известно. Он проходил обучение по ювелирной специальности у собственной тети.
– У кузины, сэр.
– Да, конечно, у кузины. Простите, Дживс.
– Ну что вы, сэр.
Тут снова втерся Спод.
– Ну-ка, дайте я взгляну на этот жемчуг, – распорядился он.
Дживс протянул ему поднос:
– Вы, я думаю, подтвердите мое мнение, милорд.
Спод взял с подноса нитку жемчуга, посмотрел, понюхал и высказал суждение:
– Совершенно верно. Имитация, и не очень искусная.
– Так сразу наверняка сказать нельзя, – усомнился Перси и был изничтожен взглядом.
– Нельзя? – Спод ощетинился, точно шершень, чьи чувства ранены бестактным замечанием. – Нельзя сказать наверняка?!
– Разумеется, он может сказать наверняка, – заступился я за Спода, не то чтобы уж прямо дружески шлепнув его по спине, но с таким свойским выражением, которое свидетельствовало о дружеской поддержке со стороны Бертрама Вустера. – Он же знает, что внутри культивированной жемчужины имеется зерно. Вы с первого взгляда разглядели зерно, верно, старина Спод, вернее, старина лорд Сидкап?
Дальше я собирался поговорить о том, как в раковину впихивают инородное тело, чтобы обмануть моллюска, а он верит и принимается одевать это тело слоями перламутра – я все-таки считаю, что нехорошо это, надувать моллюска, который хочет только одного, чтобы его оставили в покое наедине с его мыслями, – но Спод встал.
– И весь этот переполох – во время завтрака! – с глубоким негодованием произнес он.
Я его вполне понял. У себя дома он, наверно, поглощает утреннее яйцо в уютном одиночестве, прислонив свежий номер газеты к боку кофейника, и никакие страсти не бушуют вокруг и не мешают спокойствию. Он вытер рот и вышел вон через стеклянную дверь, болезненно поморщившись и приложив руку к макушке, когда раздался голос Л. Дж. Троттера, притом такой силы, что от него чуть не лопнула его чашка с чаем:
– Эмили! Объяснитесь!
Мамаша Троттер направила на него лорнет, но с таким же успехом она могла бы воспользоваться и моноклем. Троттер встретил ее взгляд, и мне показалось – утверждать не берусь, так как он сидел ко мне спиной, – что в его глазах была железная твердость, от которой у мадам размякли все кости. Во всяком случае, когда она заговорила, звук ее речи напоминал, как я как-то слышал от Дживса, писк ранней пташки на рассвете.
– Я… я не могу этого объяснить, – залепетала… да-да, залепетала мамаша Троттер. Я хотел было написать «забормотала», но «залепетала» выразительнее.
Л. Дж. Троттер взлаял, как тюлень:
– Зато я могу! Вы опять тайно снабжали деньгами этого своего братца!
О братце мамаши Троттер я услышал сейчас впервые, но нисколько не удивился. Я знаю по собственному опыту, что все жены преуспевающих бизнесменов обязательно где-то прячут сомнительных братцев и время от времени их тайком подкармливают.
– Нет, не снабжала!
– Не лгите!
– О! – съежившись, воскликнула бедная женщина и еще больше съежилась.
Сцена приобрела совсем невозможный характер, и тут Перси, замерший за столом в виде чучела, изготовленного мастером-таксидермистом, не выдержал страданий матери и встал, как встают, когда кто-нибудь из сотрапезников провозгласит тост «Задам!». Опасливо, точно кот в проулке, боящийся получить обломком кирпича в бок, он открыл рот, однако голос его прозвучал хоть и тихо, но твердо:
– Я могу все объяснить. Мамаша не виновата. Она хотела почистить жемчуг и поручила мне отнести ожерелье к ювелиру. А я отдал его в заклад и заказал копию, потому что мне срочно понадобились деньги.