– Вот так так! – воскликнула тетя Далия. – Слыханное ли это дело? Чего только не придумают люди, а, Берти?
– Признаюсь, я тоже ничего подобного не слышал.
– Поразительно, да?
– Фантастика, я бы сказал.
– Однако же бывает.
– М-да, бывает.
– Мне потребовалась тысяча фунтов, чтобы вложить в постановку, – уточнил Перси.
Тут Л. Дж. Троттер, который этим утром был в голосе, взвыл так, что в буфете лязгнуло серебро. Повезло Споду, что он оказался вне пределов слышимости, а то бы его ушибленной голове это могло повредить. Даже я, человек здоровый, и то подскочил дюймов на шесть.
– Ты вложил тысячу фунтов в какой-то спектакль?
– Не в какой-то, а в спектакль по пьесе Флоренс и моей. Моя обработка ее романа «Спинола». Один из наших спонсоров нас подвел, и я, чем огорчить девушку, которую люблю…
На него широко открытыми глазами смотрела Флоренс. Если помните, описывая, как она выглядела, когда впервые узрела мои усы, я заметил, что в ней появилось нечто от фигуры «Пробуждение души». На этот раз «Пробуждение души» было еще заметнее. Бросалось в глаза за милю.
– Перси! Вы сделали это для меня?
– Да, и опять сделаю, – с вызовом ответил Перси.
Заговорил Л. Дж. Троттер. Не стану утверждать, что он начал свою речь с возгласа «Дачтоб мне лопнуть!». Но каждое его слово было пропитано именно этой мыслью. Он был, что называется, вне себя, и я даже слегка пожалел мамашу Троттер, при всей моей к ней антипатии.
Царству ее пришел конец. Отныне и впредь было совершенно ясно, кто фюрер в доме Троттеров. Червь вчерашнего дня, или, если угодно, червь десяти минут тому назад, оказался червем в тигровой шкуре.
– Вопрос решен! – возопил он. Я почти уверен, что это слово здесь подходит. – Больше ты не будешь слоняться по Лондону, молодой человек! Мы сегодня же, прямо сейчас уезжаем отсюда…
– Что? – вякнула тетя Далия.
– …и как только прибудем в Ливерпуль, ты приступаешь к делу, притом с самого низа, как тебе следовало сделать еще два года назад, если бы я не поддался уговорам вопреки собственному убеждению. Пять тысяч фунтов я отдал за ожерелье, и ты…
Чувства переполнили его, и он замолчал, чтобы перевести дух.
– Но, мистер Троттер! – взволнованно произнесла тетя Далия. – Вы же не уедете сегодня до обеда?
– Уедем. Думаете, я соглашусь вытерпеть еще один обед этого вашего французского кухмистера?
– Но я надеюсь, вы не уедете прежде, чем мы с вами уладим дело насчет покупки «Будуара»? Может быть, вы уделите мне пять минут для разговора в библиотеке?
– Нет времени. Я должен заехать в Маркет-Снодсбери и обратиться к врачу. Вдруг он сможет что-то сделать, чтобы унять боль. Вот здесь, – пояснил Л. Дж. Троттер и ткнул пальцем в область четвертой жилетной пуговицы.
– Ай-ай-ай, – покачала головой тетя Далия. И я тоже покачал головой. Но больше никто из присутствующих не выразил сочувствия, причитающегося каждому страждущему. Флоренс во все глаза, сколько у нее их было, упивалась зрелищем Перси Горринджа, а Перси заботливо склонился над мамашей Троттер, которая сидела с таким видом, будто чудом осталась жива после взрыва бомбы.
– Идем, маман, – проговорил Перси, поднимая ее на ноги. – Я смочу тебе виски одеколоном.
И с укоризненным взором в сторону Л. Дж. Троттера бережно повел ее вон из столовой. Сыночек – лучший друг женщины.
На лице у тети Далии все еще оставалось выражение ужаса. Я понимал, о чем она думает. Отпусти она сейчас этого Троттера в Ливерпуль, и все погибло. Такие тонкие сделки, как продажа дамского еженедельника покупателю, пропитанному апатией потребительского спроса, по почте не заключаются. Необходимо иметь его под рукой, обнимать за плечики и давить своим обаянием.
– Дживс! – воскликнул я, сам не зная почему – на самом-то деле я не видел, чем бы он мог помочь.
Дживс почтительно ожил. На протяжении всех последних речей и объяснений он стоял в глубине сцены с отчужденным, отсутствующим видом, который он всегда принимает, если оказывается при массовках кто во что горазд, в которые понятие благопристойности не позволяет ему вмешиваться. Я сразу воспрянул духом, увидев с его стороны готовность сплотить ряды.
– Не позволительно ли мне будет внести предложение, сэр?
– Да, Дживс?
– Мне представляется, что тут мистеру Троттеру может принести облегчение один из моих утренних бальзамов.
В горле у меня заклокотало. Я его понял:
– Вы имеете в виду те смеси, которые вы приготавливаете для меня, когда этого требует состояние моих мозгов?
– Вот именно, сэр.
– То есть ваши смеси подействуют, если залить их в трот мистеру Роттеру, вернее сказать, наоборот?
– О да, сэр. Они оказывают действие непосредственно на внутренние органы.
Этого мне было достаточно. Я убедился, что Дживс, как всегда, тетигистит эти, как их, ремы, я спросил у Троттера:
– Вы слышали?
– Ничего я не слышал. Думаете, что при такой боли…
Я остановил его властным жестом.
– Ну так слушайте теперь, – объявил я. – Бодритесь, Л. Дж. Троттер! Прибыли морские пехотницы Соединенных Штатов. Никакой врач вам не нужен. Ступайте с Дживсом, и он приготовит вам смесь, которая вернет ваш живот в пик сезонной формы, не успеете вы выговорить «Лемуэль Генгульфус».
Он оглянулся на Дживса с безумной догадкой во взоре. У тети Далии, я услышал, перехватило дыхание.
– Это правда?