— Я пока у дяденьки Сергея поживу.
— Как знаешь, — сказал дядька. — Всё равно ко мне придёшь.
Сидор Филиппович подумал. Помолчал. И повторил:
— Обязательно придёшь.
Он притянул к себе Федюню.
— До свиданья, — сказал Федюня.
Федюня стоял в опустевших комнатах. На полу грудой лежали вещи. Ева бродила из угла в угол. Дама с серёжками, которую звали Софья Михайловна, говорила возчикам, что сносить в первую очередь.
Вот и пришла пора расстаться. Ева протянула Федюне ладошку лопаточкой. Федюня стоял неподвижно. Ева положила на край стола книгу.
— Возьми, — сказала она, — на память. Это Лермонтов. — И вышла.
Федюня ссутулился, сунул руки в карманы.
Всё сложнее становилась сказка.
Тётка Марья звала куда-то на Нарвскую заставу. Зачем? Да к тому же Сергей Филиппович сказал, что скоро Федюня опять будет жить с папашей на даче.
Как только выдалось время, Федюня поехал на Нарвскую заставу.
Он уже привык к огромному городу и без страха путешествовал из конца в конец.
В длинной грязной комнате, куда он пришёл, толпилось много народу.
На возвышении стоял красивый священник с узким смуглым лицом.
— Братья, — говорил священник, — сколько можно терпеть?! Мы нищие. Чиновничье правительство и слушать нас не хочет. Всё потому, что царь не знает правды. От него эту правду скрывают.
— Правильно! — зашумел зал.
«Правильно, — подумал Федюня, и словно свет увидел, — дяденька Сидор хороший, а бедный. И мамка от отчима не уходит потому, что жить будет не на что. И профессора в тюрьму увели ошибочно. Просто царь не знает, что творится на свете. Знал бы, давно бы всё переменил. Царь — он добрый, он всё может, недаром я к нему идти хотел».
Федюня протолкался сквозь толпу прямо к священнику.
— Батюшка, — сказал он чистым голосом, — а я сон видел. По бокам ангелы, а посередине на табуреточке сидит царь.
Священник наклонился и поднял Федюню к себе на возвышение.
— Смотрите, — крикнул он в зал, — с нами ребёнок, с нами истина!
Зал заревел.
— Так это ж племянник мой! — послышалось из угла. Работая локтями, к возвышению пробивалась тётка Марья. — Это же племянничек мой!
Люди окружили Федюню. Кто-то поцеловал его.
Тётка Марья пробилась наконец к Федюне. В глазах её стояли слёзы.
— Хороший мой! — причитала она.
Федюня почувствовал радость.
— Я теперь сюда буду ездить, можно? — спросил он тётку Марью.
— Да, конечно же, можно, — засуетилась она.
Федюня приехал на следующий день, потом ещё на следующий день, а потом всё время стал ездить на Нарвскую заставу. Рабочие, особенно те, кто недавно из деревни, тоже с радостью приходили на эти беседы. Вначале все говорили о том, что жизнь трудная. Потом молились.
Папаша каждый день расспрашивал, что было в Собрании. Хвалил Федюню за то, что тот туда ходит. И расспрашивал. Он последние дни был какой-то озабоченный. В городе становилось неспокойно.
В любимом своём журнале «Нива» Федюня увидел фотографию стриженого мальчика в матроске. Мальчик стоял на осёдланном пони и смеялся. Внизу была подпись: «Сын покойного градоначальника города Дальнего В. В. Сахарова на своём пони, съеденном во время осады Порт-Артура».
Россия воевала с Японией и проигрывала войну. Японцы взяли крепость Порт-Артур. Жизнь становилась всё тяжелей и тяжелей. Об этом говорили повсюду: на рынках, на городских площадях, в лавках, конках и трамваях.
Забастовал Путиловский завод. Вслед за Путиловским забастовали Невский судостроительный и трубочный.
Чем неспокойнее становилось в городе, тем больше тянуло Федюню на Нарвскую заставу, в Собрание. Каждый день он туда ездил.
В тот вечер в Собрании было шумно.
— Надо идти к царю! — кричали все.
Гапон поднял руку.
— Хорошо, — сказал он, — пойдём к царю. Отнесём ему наши мольбы. Пусть примет их, выслушает, узнает правду. Пусть пойдут с нами и малые дети, и старики. Тогда увидит царь, что мы идём к нему с чистыми руками. Только не надо нам революционеров с красными флагами.
— Верно! — закричали люди. — Ты требования, требования наши запиши.
— Завтра, — сказал Гапон громко, — зачитаю вам прошение, которое понесём царю. А пойдём девятого.
Федюня слушал внимательно. И так ему было хорошо, так интересно.