Папаше Николаю Николаевичу он сказал, вернувшись:
— Мы бумагу царю понесём.
— Это ничего, — сказал папаша, — несите. Хорошо придумали. Завтра только ещё разок сходим в гости к Александру Герасимовичу. Он хочет нас видеть.
…И снова оказался Федюня у Александра Герасимовича. Александр Герасимович очень обрадовался, увидев Федюню.
— Наконец-то мы встретились, — сказал он. — Я всё время слежу за тобой, и мне приятно, что у тебя так всё хорошо получается. Но ответь, пожалуйста: тот ли это листок, который выпал тогда из книги, или нет?
Александр Герасимович достал стопку листков и снял самый верхний.
Федюня посмотрел.
— Тот, — сказал он, — тот листок. А чего в нём написано?
— Когда-нибудь разберёшься, — сказал Александр Герасимович. — А теперь я хочу тебя поздравить. Ты с папашей поживёшь немного на даче, а потом вы вместе поедете в другой город. Там у тебя тоже будет много друзей. — И, как всегда, Александр Герасимович попросил Федюню: — Выйди на минутку.
Федюня вышел в прихожую.
— Прекрасно, — сказал Александр Герасимович папаше. — Готовь мальчика для нового дела. Он незаменим. Мы всё правильно придумали.
А когда Федюня с папашей уходили совсем, навстречу им отворил дверь смуглый невысокий человек.
Федюня ухватил папашу за рукав:
— Оюшки! Да ведь это ж батюшка Гапон.
— Ну что ты! — сказал папаша. — Что ему тут делать?
Вечером, забившись в угол, Федюня слушал на Нарвской заставе Гапона, который читал письмо. Рабочие должны были отнести это письмо царю.
— «Государь! Мы, рабочие и жители города Санкт-Петербурга разных сословий, наши жёны и дети и беспомощные старцы родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются…»
Федюня представил: вот они все огромной толпой входят на площадь. Площадь распахивается навстречу, и из дворца выходит царь.
— «Разве можно жить при таких законах? — читал Гапон. — Не лучше ли умереть — умереть всем нам, трудящимся людям всей России».
Зал вздохнул.
— «Мы требуем восьмичасовой рабочий день. Нормальную заработную плату немедленно», — читал Гапон.
«Скоро, — подумал Федюня, — скоро всё будет. Скоро я профессора увижу».
Гапон кончил читать. Какая-то тётка подошла к нему.
— Ты про соседку мою напиши, — попросила она. — Я бельё повесила, а соседка его на землю сбросила. Ты про неё непременно напиши в своей бумаге.
Взволнованный вернулся Федюня домой.
В ту ночь ясно, как никогда, он увидел тот же сон: два белых ангела по бокам, а посередине, на табуреточке, царь. Царь сидел и ел жареную колбасу прямо со сковородки.
«Садись ко мне», — сказал он Федюне.
Федюня примостился с ним рядом на табуреточке, и они вдвоём с царём стали есть колбасу.
«Ничего не бойся, — сказал царь, — я добрый. Мне твой батя говорил».
«А можно, я вам стих скажу?» — спросил Федюня и подивился своей храбрости.
«Давай валяй, — сказал царь, — говори свой стих».
прочёл Федюня.
«Хороший стих, — сказал царь, — прекрасный стих».
«А мне он что-то разонравился», — сказал Федюня.
«Ну и дурак, — сказал царь, — ничего не смыслишь».
Пришло 9 января.
Федюня рано отправился в город. Папаша сказал, чтобы на Дворцовую площадь не ходить.
Федюня пешком дошёл до Невского. Прошёл весь Невский. На него со Знаменской площади толпой вливались люди. Федюня двинулся с ними.
Толпа медленно плыла к Адмиралтейству.
У здания Думы, под башенкой, Федюня остановился. Из толпы вырвался высокий, худой человек и, неуклюже взмахивая руками, бросился к Федюне:
— Здорово!
— Здорово!
— Ты что? Не узнал, что ли?
Ухо навалился на Федюню и принялся его тискать.