Впрочем, она, кажется, скрыта инеем. Испарившиеся газы снова сконденсировались на её корпусе. Серовато-белое на серовато-белом: сахарная голова на неровном ледяном подносе. Я могу простоять здесь вечность, пока они не отыщут мой корабль среди бесконечной равнины.
Перестань!
Опять Солнце…
…Опять выкатываются на небо звёзды. Те же созвездия всё снова и снова восходят в тех же местах. Теплится ли в теле Джерома такая же полужизнь, как и в моём? Ему следовало бы раздеться. Господи, как бы я хотел смахнуть иней с его глаз!
Хоть бы этот сверхтекучий шар вернулся…
Проклятье! Как холодно здесь.
Это был колодец. Среди песчано-унылого однообразия он притягивал взгляд, казался неким богохульством в ядовитой дикости Марса. Генри Бердсан и Кристофер Луден склонились над шероховатым краем, меряя взглядом чернильную мглу.
Их марсоход замер неподалёку, утопая широкими колёсами в песке. Мелкий, похожий на тальк, он свой розовый цвет позаимствовал у неба. А небо — цвета крови — больше всего напоминало пылающий канзасский закат, но крошечное солнце всё ещё находилось в зените.
Сложенный из узких каменных блоков высотой и толщиной примерно в фут, колодец возвышался на четыре фута над песком — круглый, ярда в три в поперечнике. Удивительный камень, из которого вытесали его блоки, был странно-прозрачным, наполненным голубоватым внутренним светом.
— Похоже на человеческое изделие! — Генри не скрывал своего изумления.
Крис понял, что он имеет в виду.
— Естественно. Колодец — это так просто, скажем, как рычаг или колесо. Невозможно внести в их конструкцию много изменений. А что ты думаешь по поводу блоков?
— Странная форма. Но и такие мог сделать человек.
— Дыша окисью азота, глотая красную дымящуюся азотную кислоту? И всё же, Гарри! Мы обнаружили разумную жизнь. Надо сообщить на орбиту Эби.
— Правильно.
Однако некоторое время они ещё всматривались в мутную тьму. Затем не спеша побрели к терпеливо ожидавшему их марсоходу.
Летательный аппарат издали напоминал вертикально поставленную шариковую ручку и опирался на три ноги, начинавшиеся от середины корпуса. Марсоход подкатил к одной из этих ног и остановился. Дверь кабины с тихим шипением отъехала в сторону, и первым выбрался Генри. Нажав на кнопку рядом с люком, он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, про себя стал отсчитывать секунды до появления трапа. Скоро сеанс связи, Эби Купер не любит ждать. Крис тем временем занялся обследованием грузового трюма и среди беспорядочно сложенных, но весьма необходимых вещей нашёл большую бухту тонкой верёвки, ведро и тяжёлый геологический молоток. Всё было обработано специальными составами, чтобы противостоять едкой марсианской атмосфере. Он сбросил их рядом с марсоходом.
— А теперь посмотрим, — сказал он мрачно.
Генри спустился по трапу.
— Эби скандалит, — сообщил он. — Требует, чтобы мы выходили с ним на связь каждые пять минут. Он хочет знать, насколько стар этот колодец.
— Я тоже хочу, — Крис потряс молотком. — Мы отковыряем небольшой камешек, и я им займусь. Поехали.
Они чуть было не проскочили мимо — издали колодец почти сливался с окружавшим его незатейливым пейзажем.
Впрочем, она, кажется, скрыта инеем. Испарившиеся газы снова сконденсировались на её корпусе. Серовато-белое на серовато-белом: сахарная голова на неровном ледяном подносе. Я могу простоять здесь вечность, пока они не отыщут мой корабль среди бесконечной равнины.
Перестань!
Опять Солнце…
…Опять выкатываются на небо звёзды. Те же созвездия всё снова и снова восходят в тех же местах. Теплится ли в теле Джерома такая же полужизнь, как и в моём? Ему следовало бы раздеться. Господи, как бы я хотел смахнуть иней с его глаз!
Хоть бы этот сверхтекучий шар вернулся…
Проклятье! Как холодно здесь.
Это был колодец. Среди песчано-унылого однообразия он притягивал взгляд, казался неким богохульством в ядовитой дикости Марса. Генри Бердсан и Кристофер Луден склонились над шероховатым краем, меряя взглядом чернильную мглу.
Их марсоход замер неподалёку, утопая широкими колёсами в песке. Мелкий, похожий на тальк, он свой розовый цвет позаимствовал у неба. А небо — цвета крови — больше всего напоминало пылающий канзасский закат, но крошечное солнце всё ещё находилось в зените.
Сложенный из узких каменных блоков высотой и толщиной примерно в фут, колодец возвышался на четыре фута над песком — круглый, ярда в три в поперечнике. Удивительный камень, из которого вытесали его блоки, был странно-прозрачным, наполненным голубоватым внутренним светом.
— Похоже на человеческое изделие! — Генри не скрывал своего изумления.
Крис понял, что он имеет в виду.
— Естественно. Колодец — это так просто, скажем, как рычаг или колесо. Невозможно внести в их конструкцию много изменений. А что ты думаешь по поводу блоков?
— Странная форма. Но и такие мог сделать человек.
— Дыша окисью азота, глотая красную дымящуюся азотную кислоту? И всё же, Гарри! Мы обнаружили разумную жизнь. Надо сообщить на орбиту Эби.
— Правильно.
Однако некоторое время они ещё всматривались в мутную тьму. Затем не спеша побрели к терпеливо ожидавшему их марсоходу.
Летательный аппарат издали напоминал вертикально поставленную шариковую ручку и опирался на три ноги, начинавшиеся от середины корпуса. Марсоход подкатил к одной из этих ног и остановился. Дверь кабины с тихим шипением отъехала в сторону, и первым выбрался Генри. Нажав на кнопку рядом с люком, он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, про себя стал отсчитывать секунды до появления трапа. Скоро сеанс связи, Эби Купер не любит ждать. Крис тем временем занялся обследованием грузового трюма и среди беспорядочно сложенных, но весьма необходимых вещей нашёл большую бухту тонкой верёвки, ведро и тяжёлый геологический молоток. Всё было обработано специальными составами, чтобы противостоять едкой марсианской атмосфере. Он сбросил их рядом с марсоходом.
— А теперь посмотрим, — сказал он мрачно.
Генри спустился по трапу.
— Эби скандалит, — сообщил он. — Требует, чтобы мы выходили с ним на связь каждые пять минут. Он хочет знать, насколько стар этот колодец.
— Я тоже хочу, — Крис потряс молотком. — Мы отковыряем небольшой камешек, и я им займусь. Поехали.
Они чуть было не проскочили мимо — издали колодец почти сливался с окружавшим его незатейливым пейзажем.