Ну, думаю, оригинальничает старина. Какое же отношение все это имеет к теме? А он, мой старый приятель, мягко прошагал от доски к учительскому столу, сосредоточенно сквозь роговые очки посмотрел на ребят.
— Кто составит предложение со словом человек? — обратился он к детям.
В классе какое-то время стояла напряженная тишина. Но вот где-то в середине робко поднялась рука, затем решительно — другая, третья, и уже, казалось, не было ни одного ученика, который бы не думал, не сочинял.
Советский человек гордо шагает по родной земле, — записал Михаил Васильевич на доске предложенную кем-то из ребят фразу.
— А теперь попробуйте, — обратился он снова к классу, — слово человек в этом предложении заменить словом человечек.
— Нельзя, Михаил Васильевич, — сказал кто-то из учеников.
Михаил Васильевич улыбнулся. Его усы распушились, казалось, до самых ушей.
— Нельзя, говорите? А почему?
— Человечек не может «гордо шагать».
— А еще почему?
— Нельзя сказать «советский человечек».
Примерно такой же операции подверглось слово человечишко.
А дальше, когда у ребят разгорелось любопытство, охваченные жаждой творчества, они начали составлять слова, делать выводы о значении суффиксов, записывать слова с другими суффиксами. Урок, казалось, можно бы и закончить. Но Михаил Васильевич, оказывается, приберег еще одно «развлечение». Столбиками записал на доске такие слова:
Москва — москвич — москвичка.
Ленинград — ленинградец — ленинградка.
Горький — горьковчанин — горьковчанка.
Зарайск — зараец — …
— Подумайте, с каким суффиксом лучше образовать слово, обозначающее жительницу Зарайска.
Кто-то нетерпеливо выкрикнул:
— Зарайка!
В ответ раздался дружный хохот.
— Зараичка!
Ну, думаю, оригинальничает старина. Какое же отношение все это имеет к теме? А он, мой старый приятель, мягко прошагал от доски к учительскому столу, сосредоточенно сквозь роговые очки посмотрел на ребят.
— Кто составит предложение со словом человек? — обратился он к детям.
В классе какое-то время стояла напряженная тишина. Но вот где-то в середине робко поднялась рука, затем решительно — другая, третья, и уже, казалось, не было ни одного ученика, который бы не думал, не сочинял.
Советский человек гордо шагает по родной земле, — записал Михаил Васильевич на доске предложенную кем-то из ребят фразу.
— А теперь попробуйте, — обратился он снова к классу, — слово человек в этом предложении заменить словом человечек.
— Нельзя, Михаил Васильевич, — сказал кто-то из учеников.
Михаил Васильевич улыбнулся. Его усы распушились, казалось, до самых ушей.
— Нельзя, говорите? А почему?
— Человечек не может «гордо шагать».
— А еще почему?
— Нельзя сказать «советский человечек».
Примерно такой же операции подверглось слово человечишко.
А дальше, когда у ребят разгорелось любопытство, охваченные жаждой творчества, они начали составлять слова, делать выводы о значении суффиксов, записывать слова с другими суффиксами. Урок, казалось, можно бы и закончить. Но Михаил Васильевич, оказывается, приберег еще одно «развлечение». Столбиками записал на доске такие слова:
Москва — москвич — москвичка.
Ленинград — ленинградец — ленинградка.
Горький — горьковчанин — горьковчанка.
Зарайск — зараец — …
— Подумайте, с каким суффиксом лучше образовать слово, обозначающее жительницу Зарайска.
Кто-то нетерпеливо выкрикнул:
— Зарайка!
В ответ раздался дружный хохот.
— Зараичка!