Не проронив в его адрес ни единого обидного слова, Сесилия фактически выставила его за дверь. Он только сейчас оценил, как мастерски это было сделано. Вполне типично для нее. Она всегда им вертела, как хотела. Держала на расстоянии, распаляла, даром что были они уже обручены. Она его с ума сводила. А что он о ней знает, вообще говоря? Имя: Сесилия Лэнг. Великолепное, восхитительное тело. Но больше этого — смотреть на нее и восхищаться — не знает ничего. Ну, это доступно многим. Так что еще? Поставив себе этот вопрос, он вдруг осознал, сколь немногое известно ему о Сесилии Лэнг. Она никогда не говорила с ним о родителях, ограничившись единственным замечанием, что мать ее была трущобной шлюхой. Отца она, возможно, вообще не знала. Исходя из всего, слышанного им от Сесилии... с равным успехом ее жизнь могла начаться в возрасте двадцати одного года. Или девятнадцати. Он вроде бы где-то слышал, что с Браунли она водила шуры-муры два года. О, бедняга Браунли.
Еще одно лицо отвернулось от него. Красивое, безукоризненно выдержанное лицо. Сесилия Лэнг.
Его новое обиталище было в такой дали Крольчатников по берегу реки, что транспортник почти опустел, когда они доехали до нужного адреса. Мёвиус отсчитывал номера угловых домов и встал со своего места, когда появился номер 8000. Сзади прохрипел мужской голос:
— Бьюсь об заклад, у него тут где-то цыпочка из РП, и он не хочет, чтоб его водила пронюхал.
Мёвиус внезапно сообразил, что на нем прежняя одежда с Т поверх идентификационного номера. Но будь это даже и не так, все равно манеры выдали бы в нем Вышепроса. Сколько времени пройдет, прежде чем они сотрутся?
Транспортник остановился, Мёвиус вышел. Дом сорок семь был в четырех кварталах по кривой улочке, по которой с воплями носились дети рабочих. Завидев Мёвиуса, они разом замолчали и уставились на него. Какая-то женщина в дверном проеме замерла как вкопанная, глядя в никуда. В привилегированных районах шум был редкостью, а здесь то же самое можно было сказать о тишине — пока рабочие не возвращались домой, чтобы забыться кратким сном. И даже тогда покрывало ночи не до конца отфильтровывало звуки: где-то хихикали, стонали, чертыхались. А еще тут воняло: просто-таки разило немытой теснотой. Мёвиус брел, как во сне, слушая, как цокают каблуки туфель по бетону. Он вспоминал свое детство в Крольчатниках. Он отдавал себе полный отчет, что за ним наблюдают.
Здание ничем не отличалось от всех остальных. Безжизненные окна, дверной проем, похожий на раззявленный рот. Крольчатники. Сколько времени прошло? Одиннадцать лет? Нет. Двенадцать. О, великий Гэллап! Двенадцать лет! С той поры, как он завербовался в Расчетный Корпус, откуда, если повезет, можно было пробиться в ряды среднего класса. Там он повстречал Фила Генри. Они начинали вместе. Жадно впитывали знания и веру в неисчерпаемые возможности системы. Он задумался, сколько осталось от той веры в нынешнем Филе Генри. Фил послал ему приглашение вернуться в Компьютерную секцию. Всего-то в четырех уровнях над РП, в четырнадцати — от вершины. Некоторые привилегии, немного улучшенное жилье. Его мучила совесть: они с Филом не виделись почти год. Исполнившись гордыни, Мёвиус тогда игнорировал старого друга. О да, Фил был ему другом. Он не отвратит лица. Надо повидать Фила... попозже. Не сейчас.
Ему явилась другая мысль. Компьютерная секция, в четырнадцати уровнях от вершины. А стремится ли он к вершине? Он с изумлением понял: нечто в нем стремится именно туда. Нечто неосознанное, но могучее. Нечто. Пока часть его личности, наделенная сознанием, бездумно движется, точно пассажир в потоке народа на глубокой станции подземки.
Между Мёвиусом и ближним Крольчатником пронеслась, оглушительно галдя, стайка детей. Вот он, Крольчатник. Его Крольчатник. Он вернулся туда, где начинал. Делать было ровным счетом нечего, пока сортировочная машина не подыщет ему работу по многочисленным способностям, но это отнимет время. Может, месяц, а может, и больше. Он не осмеливался представить, как выходит на улицы с нашивкой РП и натыкается на знакомых, а те делают вид, что не заметили. Тогда лучше пересидеть здесь, никуда не выходя.
Он отыскал комнату 90 и помедлил на пороге. Он с легкостью представил себе, как та должна выглядеть. Точная копия комнаты из воспоминаний: семь на девять футов, узкая койка, стандартное белье, санузел — три с половиной квадратных фута, с душевой кабинкой напротив унитаза, а умывальником рядом с душевой, места ровно столько, чтобы распрямиться, рядом с санузлом — шкаф тех же размеров. Три с половиной на два будет семь. Семь футов — предписанная опросом ширина стандартной комнаты холостяка. Пластиковые стены с характерным рисунком выступающих труб. Толщина хорошо если три четверти дюйма.
Да восторжествует мнение Большинства!
Мёвиус открыл дверь и отшатнулся, увидев странную женщину на кровати. Серая мышка болезненно худощавого телосложения, волосы туго стянуты в типичный для работниц узел.
— Простите, — сказал он, — я думал, это моя комната. На двери...
Она резво подхватилась с кровати, держа в руке какую-то бумажку, и воскликнула:
— Дорогой, я не могла больше ждать, я так по тебе соскучилась!
Это что, шутка? подумал Мёвиус. В одном углу комнаты высился штабель коробок, помеченных ярлыками департамента транспорта. Его вещи?
— Давай же, заходи, не серчай на меня.
Она яростно подмигивала ему. Мёвиус поставил бывший с ним портфель на пол и закрыл дверь. Замок щелкнул. Звук смутил его, он принялся снова отпирать дверь, но женщина что было сил замотала головой и замахала на него бумажкой, одновременно говоря:
— Дорогой, что с тобой такое? Ты уже от меня устал?
Он передвинулся к ней, взял бумажку, прочел. Он не сразу осознал смысл написанного — женщина продолжала к нему ластиться, сетуя на мужское непостоянство.
Вслух ничего не говори. Нас могут подслушивать. Ты в страшной опасности. Подойди к кровати и притворись, что занимаешься со мной любовью.
Уверившись, что он прочел послание, женщина выхватила у него листок, запихала в рот, размягчила слюной и конвульсивным движением проглотила. Схватила за руку, потянула на койку, зашептала в ухо:
— Да скажи же что-нибудь, идиот, ты что, не знаешь, как надо с женщинами?
Он почувствовал, как изнутри поднимается прежде сдерживаемая шоком ярость. Снова им пытаются манипулировать! Он вцепился в нее, дернул к себе, зашипел на ухо:
— Кто ты? Что все это значит?
— Я Грейс Лондон, сестра Нэвви. Он меня послал, как только узнал. Будь осторожен. Тебя хотят перевести в Арктический Работный Пул на погодную станцию.
Она так странно на него смотрела, что Мёвиусу стало не по себе. Снова байку по виноградной лозе спустили! Но он припомнил, с какой зловещей точностью сбылось предыдущее предсказание Нэвви, и сама эта мысль, казалось, открыла дверь в Арктику, через которую ворвался порыв ледяного воздуха.
— Это же смертный приговор! — прошептал он, ошеломленный. — Там высоченная смертность!
Во имя Ропера, они что, его гневные мысли читают?
— О, дорогой, я так рада, что ты на меня не сердишься, — протянула женщина. — Поцелуй меня! — Она завозилась губами у его уха, почвякивая, пришептывая: — Все вскроется, но будет уже слишком поздно. Страшная ошибка. Такая жалость. Надгробные эпитафии безвременно почившему мистеру Мёвиусу. Посмертно восстановленному в Ранге.
Посмертно вышепрошен, подумал он. Ее требовательная спешка начинала теснить его тупое оцепенение.
— Я тоже по тебе скучал, дорогая.
Он неловко завозился на койке. Скрипнули пружины. Прошептал:
— Почему?
— Нет времени объяснять, — прошептала она в ответ. Опять скрип. Ей в щеки бросился румянец. — Делай, что я говорю. Когда я уйду, дождись темноты, потом выходи на улицу и поймай коммерческий транспорт. Доедешь до конца линии, зайдешь на парковку. Найди Клэнси у него в офисе. Он тебе даст ключ от своего шкафчика, смену одежды и расскажет, куда дальше. — Она стиснула его ладонь и сказала громко: — Дорогой, может, заглянешь ко мне вечерком? Тут мы как на ладони. — Пружины протестующе скрипнули, она поднялась.
Все еще очумелый, он встал, глядя, как женщина отпирает дверь. Обвел взглядом коридор. В воздухе после ее ухода будто заряд статического электричества повис. Постепенно возбуждение спало, и он ощутил дезориентацию. Бредятина из бульварных журнальчиков! Кто тут может шпионить за ним? В холостяцкой конуре посреди Крольчатников? А эта чушь про Арктический Работный Пул? Такие ошибки попросту не допускаются!
Но ведь его уже низопросили.
И официальный вопрос, если внимательнее присмотреться, был-то сформулирован как раз с этим намерением.
В целях экономии средств налогоплательщиков!
Кто станет шпионить...
Потом он вспомнил. Привилегия высших пяти Рангов: жить в здании, свободном от постоянной лучевой прослушки. С глушилкой на крыше. Телефон вышепроса не прослушивается по тем же причинам. Он слишком долго прожил в таких условиях. Расслабился, забыл. А БюКон все время шпионит за Крольчатниками, ищет сепаратистов.
Мёвиус разгреб коробки в углу и прилег отдохнуть. Нэвви послал свою сестру. Иногда водители оказываются неоценимо верны. Нэвви пользовался большей свободой, чем многие шоферы. Мёвиус отпускал его на дни рождения и по другим делам. Теперь — как знать? — Нэвви возвращает добро сторицей?
Койка была жесткая, почти как мат в спортзале. Ох, спортзал! У него отняли доступ в привилегированный спортзал. Не будет больше занятий с Окаси, паровых бань, массажа. Не будет ничего, что делает жизнь хоть чуточку сносной. Даже доступ в куцую библиотеку, и тот отобрали. Назад в апатию Крольчатников... К чему мне стремиться? Подниматься по иерархии бюро и департаментов интересно только в первый раз. Игра на выбывание. В сущности, все это — игра. Состязание. Живи по правилам, уверуй в правила. Было похоже, что он пришел в себя — и увидел мир без темных очков, затенявших восприятие.