— Ну расскажи, что ты им подавала, — нетерпеливо попросила госпожа, ей всегда любопытно было узнать, что едят за чужим столом. — Могу угадать. Ты, конечно, приготовила майонез.
— Сначала я подала рис, который всем пришелся по душе. Бог мой, как они его нахваливали! И я-де первая стряпуха в Европе… и, мол, только приличия не позволяют им облизать пальчики…
— А потом?
— Рагу из дичи, такое, что впору вкушать ангелам небесным. Потом еще кальмары в собственном соусе… потом…
— Хоть я всегда тебе говорила, чтоб ты не носила домой остатков кушаний, потому что я предпочитаю посланную мне богом бедность чужим объедкам… но я же тебя знаю, ты, конечно, что-нибудь да притащила. Ну, где твоя корзинка?
Бенина, пойманная на слове, минуту поколебалась, но она была не из тех, кто тушуется в подобных случаях, и ее ловкость на всякого рода выдумки сразу помогла ей выйти из положения:
— А корзинку, сеньора, я оставила сеньорите Обдулии, она нуждается больше нас.
— Ты поступила правильно. Молодец, Нина. Ну, рассказывай дальше. А филей ты им приготовила?
— Еще бы, сеньора! На два с половиной кило. Взяла у Сотеро Богача самого лучшего.
— И, конечно, десерт, вино?..
— Даже шампанское какой-то там вдовы. Эти священники маху не дают, ни в чем себе не отказывают… Но пойдемте в дом, час уже поздний, вы, должно быть, умираете с голоду.
— Так оно и было, но… не знаю, мне кажется, будто я поела всего, о чем ты рассказывала… В общем, дай мне позавтракать.
— А что вы ели утром? Немножко косидо, что я вам вчера оставила?
— Ой, что ты. Оно мне в горло нейдет, съела пол-унции сырого шоколада.
— Ну, идемте, идемте на кухню. Правда, плиту еще надо разжигать. Но я быстренько… Да, я вам и лекарства принесла. Их надо принять до еды.
— Ты сделала то, что я тебе велела? — спросила госпожа, когда они шли на кухню. — Отдала в заклад мои две юбки?
— Конечно! На те две песеты, что я за них выручила, и еще на две, которые по случаю своих именин дал мне дон Ромуальдо, я и смогла сделать все, что надо.
— За вчерашнее оливковое масло расплатилась?
— А как же иначе!
— И за липовый чай, и за пиявки?
— За все, за все… И от всех покупок у меня еще осталось на завтра.
— Какой-то день пошлет нам господь? — с глубокой грустью сказала госпожа, садясь в кухне на табурет, а служанка засуетилась у плиты, накладывая уголь и растопку.
— Ну расскажи, что ты им подавала, — нетерпеливо попросила госпожа, ей всегда любопытно было узнать, что едят за чужим столом. — Могу угадать. Ты, конечно, приготовила майонез.
— Сначала я подала рис, который всем пришелся по душе. Бог мой, как они его нахваливали! И я-де первая стряпуха в Европе… и, мол, только приличия не позволяют им облизать пальчики…
— А потом?
— Рагу из дичи, такое, что впору вкушать ангелам небесным. Потом еще кальмары в собственном соусе… потом…
— Хоть я всегда тебе говорила, чтоб ты не носила домой остатков кушаний, потому что я предпочитаю посланную мне богом бедность чужим объедкам… но я же тебя знаю, ты, конечно, что-нибудь да притащила. Ну, где твоя корзинка?
Бенина, пойманная на слове, минуту поколебалась, но она была не из тех, кто тушуется в подобных случаях, и ее ловкость на всякого рода выдумки сразу помогла ей выйти из положения:
— А корзинку, сеньора, я оставила сеньорите Обдулии, она нуждается больше нас.
— Ты поступила правильно. Молодец, Нина. Ну, рассказывай дальше. А филей ты им приготовила?
— Еще бы, сеньора! На два с половиной кило. Взяла у Сотеро Богача самого лучшего.
— И, конечно, десерт, вино?..
— Даже шампанское какой-то там вдовы. Эти священники маху не дают, ни в чем себе не отказывают… Но пойдемте в дом, час уже поздний, вы, должно быть, умираете с голоду.
— Так оно и было, но… не знаю, мне кажется, будто я поела всего, о чем ты рассказывала… В общем, дай мне позавтракать.
— А что вы ели утром? Немножко косидо, что я вам вчера оставила?
— Ой, что ты. Оно мне в горло нейдет, съела пол-унции сырого шоколада.
— Ну, идемте, идемте на кухню. Правда, плиту еще надо разжигать. Но я быстренько… Да, я вам и лекарства принесла. Их надо принять до еды.
— Ты сделала то, что я тебе велела? — спросила госпожа, когда они шли на кухню. — Отдала в заклад мои две юбки?
— Конечно! На те две песеты, что я за них выручила, и еще на две, которые по случаю своих именин дал мне дон Ромуальдо, я и смогла сделать все, что надо.
— За вчерашнее оливковое масло расплатилась?
— А как же иначе!
— И за липовый чай, и за пиявки?
— За все, за все… И от всех покупок у меня еще осталось на завтра.
— Какой-то день пошлет нам господь? — с глубокой грустью сказала госпожа, садясь в кухне на табурет, а служанка засуетилась у плиты, накладывая уголь и растопку.