Матрос за штурвалом и рулевой старшина на рулевом посту обменялись изумлёнными взглядами.
— Это было похоже на случай с одной роженицей, — продолжал Стивен, передвинувшись к гакаборту, чтобы не потерять буревестника из виду, и повысив голос. Рулевой и рулевой старшина поспешно отвернулись друг от друга. Это было ужасно — никто не хотел бы этого услышать. Судовой хирург «Софи», вскрывший череп констапеля среди бела дня прямо на открытой всем ветрам верхней палубе, Лазаря Дея, как того теперь называли, пользовался большим авторитетом, но никто не имел понятия, как далеко он может выйти за рамки приличия. — Я припоминаю случай…
— Парус на горизонте, — прокричали с топа мачты к облегчению всех, кто находился на квартердеке «Софи».
— Где именно?
— Под ветром. Два-три румба от траверза. Фелюка. Терпит бедствие — у нее шкоты полощут.
«Софи» повернулась, и вскоре находившиеся на палубе заметили далёкую фелюку, которая то вздымалась, то опускалась по склонам длинных неспокойных волн. Она не пыталась скрыться, изменить курс или лечь в дрейф, а стояла на месте с трепетавшими под нерегулярными порывами стихающего ветра клочками парусов. В ответ на приветствие «Софи» на ней не подняли флаги и не подали никакого другого сигнала. Никого не было на румпеле, а когда подошли ближе, то те, у кого были подзорные трубы, смогли увидеть, что при рыскании фелюки он ходит сам по себе от борта до борта.
— Там тело на палубе, — широко улыбаясь, произнёс Баббингтон.
— Тут будет трудно спустить шлюпку, — заметил Джек, более или менее про себя. — Уильямс, встаньте к ней борт о борт, хорошо? Мистер Уотт, поставьте несколько людей, чтобы отталкивать её. Что вы скажете о ней, мистер Маршалл?
— Думаю, сэр, она из Танжера, а может быть, Тетуана, во всяком случае, с западного края побережья…
— Тот человек в квадратной дыре умер от чумы, — произнёс Стивен Мэтьюрин, закрыв свою подзорную трубу.
После этого заявления воцарилась тишина, а в наветренных вантах вздохнул ветер. Расстояние между судами быстро сокращалось, и теперь каждый мог разглядеть фигуру, торчавшую из кормового люка, а под ней, вероятно, тела еще двух человек. Полуобнаженное тело среди кучи спутанных снастей возле румпеля.
— Держи полнее, — скомандовал Джек. — Доктор, вы точно уверены в том, что сказали? Возьмите мою подзорную трубу.
Стивен взглянул в нее на минутку и вернул её обратно.
— Тут нет никаких сомнений, — произнёс он — Сейчас соберу свой саквояж и отправлюсь туда. Возможно, там остались выжившие.
К тому времени оба судна уже почти соприкасались бортами, и на поручень фелюки вскарабкалась прирученная генетта, часто встречающееся на судах африканского побережья животное для борьбы с крысами. Она явно собиралась перепрыгнуть на шлюп. Пожилой швед Вольгардсон, добрейший из людей, метнул швабру, чтобы сбить зверька, и все матросы, стоявшие возле борта, принялись свистеть и вопить, чтобы отпугнуть его.
— Мистер Диллон — произнёс Джек — Мы ложимся на правый галс.
Тотчас «Софи» ожила: пронзительный свист боцмана, матросы, бегущие по своим местам, общий гам, и посреди шума Стивен воскликнул:
— Я настаиваю на шлюпке… Я протестую…
Дружески взяв его за локоть, Джек нежно, но настойчиво препроводил его в каюту.
— Мой дорогой сэр, — сказал он. — Боюсь, вы не должны ни настаивать, ни протестовать. Иначе это будет мятеж, и, как вы понимаете, вас придется повесить. Если вы ступите на палубу этой фелюки, то, даже если вы не принесёте обратно эту заразу, мы должны будем поднять желтый флаг по прибытии в Маон, а вы знаете, что это значит. Сорок чертовски скучных дней на карантинном острове, и, если вы посмеете выйти за частокол, вас застрелят — вот что это такое. А принесёте вы эту заразу на борт или нет, всё равно полкоманды умрет со страху.
— То есть вы намереваетесь оставить это судно на произвол судьбы, не оказав ему никакой помощи?
— Да, сэр.
— Тогда это под вашу личную ответственность.
— Конечно.
Судовой журнал уделил мало внимания этому инциденту. В любом случае, вряд ли удалось бы найти какие-то официальные выражения для описания того, как судовой хирург «Софи» тряс кулаками перед капитаном «Софи»; и журнал свел все дело к неискреннему «окликнули фелюку; в четверть 12-го легли на другой галс», поскольку спешил перейти к своей самой счастливой записи за многие годы (капитан Аллен был неудачливым командиром: «Софи» при нем не только почти все время занималась конвоированием, но и тогда, когда ему удавалось отправиться в крейсерство, море словно пустело перед ним, и ни разу не было захвачено ни одного призового судна)... «Пополудни, ветер умеренный, небо чистое, подняли брам-стеньги, вскрыли бочонок № 113 со свининой, содержимое частично испорчено. В 7 ч. увидели незнакомый парусник на западе, поставили паруса и начали преследование».
Западное направление в данном случае означало под ветром у «Софи», а «поставили паруса» означало, что было использовано практически всё, что только могла нести «Софи»: ундер-лисели, марса-лисели, брам-лисели, бом-брамсели, разумеется, и даже бонеты, поскольку преследуемым судном оказался довольно крупный полакр с латинскими парусами на фок-мачте и бизань-мачте и прямыми парусами на грот-мачте, и следовательно, он был французом или испанцем, то есть почти наверняка ценным призом, если его удастся захватить. Точно так же думали и на полакре, вне всякого сомнения, так как он лежал в дрейфе, и на нём, видимо, пытались поставить фишу на повреждённую штормом грот-мачту, когда они заметили друг друга. Но не успели на «Софи» выбрать шкоты брамселей, как полакр уже лег на фордевинд и помчался на всех парусах, какие успел поставить за этот короткий промежуток времени — очень подозрительный полакр, не желающий, чтобы его застали врасплох.
«Софи» с её изобилием матросов, натренированных живо ставить паруса, в первые четверть часа прошла две мили, в то время как полакр лишь одну; но после того как преследуемый поднял все паруса, какие только смог, их скорость почти сравнялась. Однако с ветром в два румба по раковине и со своим большим прямым гротом «Софи» всё равно шла быстрее, а когда они разогнались до своей максимальной скорости, шлюп выдавал более семи узлов, в то время как полакр лишь шесть. Однако их по-прежнему разделяло четыре мили, а через три часа наступила бы полнейшая темнота — никакой луны до половины третьего. Была надежда, вполне оправданная надежда, что у преследуемого что-нибудь сломается или сорвется, поскольку у него определённо выдалась трудная ночка. Множество подзорных труб было наведено на полакр с бака «Софи».
Джек стоял возле правого недгедса, готовый помочь шлюпу всеми своими силами, и думал, что его правая рука, возможно, была бы не слишком большой ценой за хорошее погонное орудие. Он оборачивался на паруса, следя за тем, как они тянут, внимательно смотрел за тем, как нос рассекает волны, скользящие вдоль гладкого чёрного борта. Ему показалось, что с теперешней брасопкой задние паруса слишком сильно прижимают нос к воде, и что это, возможно, замедляет ход «Софи», и приказал убрать грот-бом-брамсель. Редко распоряжение капитана выполнялось с такой неохотой, но лаглинь показал, что он прав: «Софи» пошла полегче, чуточку быстрее, так как нос слегка приподнялся.
Солнце оказалось справа по носу. Ветер начал заходить на север и стал порывистым. Небо по корме начала поглощать темнота. Полакр все еще находился в трех четвертях мили впереди, по-прежнему держа курс на запад. Как только ветер повернул на траверз, они поставили стаксели и косой грот. Взглянув на то, как стоит фор-бом-брамсель и приказав обрасопить его покруче, Джек убедился, что он поставлен как надо, а когда опустил глаза, на палубу уже опустились сумерки.
Теперь, с убранными лиселями, с квартердека можно было увидеть преследуемого, или вернее его призрак, бледное пятно которого то и дело поднималось на волнах. Отсюда он и наблюдал за ним через подзорную трубу с ночной оптикой, пристально вглядываясь сквозь быстро сгущавшуюся темноту, время от времени отдавая негромким голосом то одно, то другое распоряжение.
Становилось темнее, ещё темнее, а затем полакр внезапно исчез. На том участке горизонта, где виднелось пусть тусклое, но весьма интересное колеблющееся пятно, было пустое вздымающееся море и Регул, торчащий прямо над ним.
— Эй, наверху! — крикнул капитан. — Видите судно?
Долгая пауза.
— Ничего, сэр, его не видно.
Вот так-то. Что же теперь ему делать? Ему нужно было подумать, подумать прямо тут, на палубе, в самом непосредственном соприкосновении с обстоятельствами, при дующем в лицо ветре, при свете нактоуза прямо под рукой, и чтобы никто не мешал. Привычный уклад жизни и морская дисциплина помогали ему. Его окружала благословенная неприкосновенность капитана (порой столь забавная, этакое искушение впасть в глупую помпезность), и можно было думать без помех. Он заметил, как Диллон поторопил Стивена уйти. Джек механически отметил этот факт, а его ум беспрестанно бился в поисках решения проблемы. Полакр или уже изменил свой курс, или делает это прямо сейчас. Вопрос в том, куда этот курс приведет его к рассвету. А ответ зависит от множества факторов — французское это судно или испанское, возвращается оно в свой порт или же плывёт из него, хитер ли его капитан или же он простак, а прежде всего — от ходовых качеств корабля. Он очень тщательно наблюдал за ним, самым внимательнейшим образом следя за каждым его маневром за последние несколько часов. Поэтому, строя свои рассуждения (если только этот интуитивный процесс можно было так назвать) на увиденном, он пришел к следующему выводу. Полакр повернул через фордевинд. Он, возможно, дрейфует сейчас с голым рангоутом, чтобы его не заметили, пока «Софи» пройдет в темноте севернее него. Но так или иначе, он вскоре поставит все паруса и пойдет в бейдевинд на Агд или Сет, пересекая кильватерный след «Софи», и, принимая во внимание его способность идти круче к ветру благодаря латинским парусам, до наступления рассвета окажется в безопасности. Если это так, то «Софи» должна тотчас же повернуть на другой галс и двигаться на ветер под малыми парусами. Это приведёт к тому, что полакр с первыми лучами солнца окажется у них под ветром. Так как, по всей видимости, они могут рассчитывать только на две мачты — фок и бизань, ведь даже уходя от погони они берегли свою покалеченную грот-мачту.
Джек зашел в каюту штурмана и, щуря глаза от яркого света, проверил свое местоположение. Он проверил его еще раз, опираясь на счисление Диллона, после чего вышел на палубу отдать требуемые приказы.
— Мистер Уотт, — произнес он, — я намереваюсь лечь на другой галс и хочу, чтобы все было сделано тихо. Никакого свиста, никакой суеты, никаких криков.
— Есть никакого свиста, сэр, — ответил боцман и хриплым шепотом, слышать который было непривычно, скомандовал: — Всем наверх, приготовиться к смене галса.
Команда и форма её подачи оказали необычайно мощный эффект: необычайно чётко, прямо как откровение, Джек понял, что вся команда полностью на его стороне. И через секунду внутренний голос подсказал ему, что лучше бы ему оказаться правым, иначе он никогда больше не будет наслаждаться этим безграничным доверием снова.
— Очень хорошо, Ассу, — сказал он матросу-индусу, стоявшему за штурвалом, и «Софи» плавно привелась к ветру.
— Руль под ветер, — негромко заметил он. Эта команда обычно разносилась эхом от одного горизонта до другого. Затем последовало «Трави галсы и шкоты». Он услышал торопливый топот босых ног и шуршанье стаксель-шкотов о штаги. Он ждал, ждал, пока нос окажется в одном румбе от ветра, после чего чуть громче произнес: «Пошел грота-брасы!» Судно прошло линию ветра и теперь быстро уваливалось. Ветер задул Джеку в другую щёку. «Пошел фока-брасы!» — скомандовал он, и едва различимые шкафутовые матросы принялись набивать правые брасы, словно бывалые баковые. Обтянули наветренные булини, и «Софи» набрала ход.
Вскоре она легла на ост-норд-ост, идя в бейдевинд под зарифленными марселями, а Джек спустился вниз. Он не хотел, чтобы их выдал свет из кормовых окон, но и закрывать их ставнями не было смысла, поэтому, согнувшись, он проследовал в констапельскую. К своему удивлению, там он обнаружил Диллона (конечно, сейчас была не его вахта, но на его месте Джек ни за что не покинул бы палубу). Диллон играл в шахматы со Стивеном, в то время как казначей читал им вслух отрывки из «Журнала джентльмена», сопровождая чтение своими комментариями.
— Не беспокойтесь, джентльмены, — произнес Джек, как только они все вскочили с мест. — Я лишь хочу ненадолго воспользоваться вашим гостеприимством.
Его приняли очень радушно, поспешив предложить вино, сладкие бисквиты и самый свежий флотский реестр. И все же он был пришельцем, который разрушил их тихий уютный мир, заткнул фонтан литературной критики казначея и прервал партию в шахматы столь же действенно, как это сделала бы молния олимпийского громовержца. Стивен теперь, разумеется, трапезничал здесь, внизу — его каюта, небольшой обшитый досками шкафчик, находилась прямо позади висячей лампы, и уже было видно, что он принадлежит к этому обществу; Джек был несколько обижен и, поговорив немного с компанией (ему показалось, что разговор получился сухим, сдержанным и чересчур вежливым), он снова поднялся на палубу. Увидев капитана при тусклом свете, выбивавшемся из люка, штурман и юный Риккетс молча перешли к левому борту, и Джек стал одиноко расхаживать от гакаборта до заднего юферса.