— Это военные суда, я почти уверен, — произнес Джеймс. — Я решил, что вы захотите увести шлюп подальше от берега.
— Совершенно правильно решили, мистер Диллон, — отозвался Джек. — Не одолжите ли мне вашу подзорную трубу?
Отдышавшись, при свете дня, озарившем поверхность освободившегося от тумана моря, у топа мачты он смог отчетливо различить их. Два корабля на ветре быстро приближались с юга на всех парусах. Можно было побиться на десять фунтов, что это военные суда. Английские? Французские? Испанские? В открытом море ветер был свежее, и они, должно быть, шли со скоростью в добрых десять узлов. Через левое плечо он посмотрел на участок берега, загибавшийся к востоку в сторону моря. «Софи» будет непросто обогнуть мыс до того, как они настигнут ее. Однако это придется сделать, иначе их поймают. Действительно, это были военные корабли. Теперь полностью видны их корпуса, и хотя Джек не мог сосчитать порты, возможно, это тяжелые фрегаты, 36-пушечные фрегаты, определенно фрегаты.
Если «Софи» обогнет мыс первой, то, возможно, у нее останется шанс. Если она сумеет пройти по отмели между мысом и внешней кромкой рифа, они выиграют полмили, поскольку ни один глубоко сидящий фрегат не осмелится следовать за шлюпом.
— Отправим экипаж завтракать, мистер Диллон, — произнес капитан. — А затем начнем готовиться к бою. Если придется драться, то лучше это делать на полный желудок.
Но в то ясное утро лишь немногие желудки на «Софи» наполнялись с охотой. Нервное напряжение не давало овсянке и сухарям равномерно и плавно скользить внутрь. И даже свежеподжаренный и свежемолотый кофе Джека впустую расточал свой аромат на квартердеке, покуда офицеры внимательно оценивали курсы, скорость и вероятную точку сближения. Два фрегата на ветре, вражеский берег под ветром и вероятность оказаться запертыми — этого было достаточно для того, чтобы отбить всякий аппетит.
— На палубе! — крикнул дозорный из пирамиды туго натянутой парусины. — Он нам сигналит, сэр. Поднимает синий кормовой флаг.
— Есть, — отозвался Джек. — Похоже на то. Мистер Риккетс, поднимите ответный сигнал.
Теперь все трубы на борту «Софи» были направлены на фор-брамсель ближайшего фрегата, чтобы увидеть тайный сигнал, так как синий кормовой флаг могло поднять любое судно, но лишь британский корабль мог знать тайный опознавательный знак. Вот и он: красный флаг на фок-мачте, вслед за которым подняли белый флаг и вымпел на грот-мачте, и затем раздался слабый выстрел наветренного орудия.
И тотчас все напряжение как рукой сняло.
— Превосходно, — произнес Джек. — Ответьте и сообщите наш позывной. Мистер Дей, три орудийных выстрела под ветром с паузами.
— Это «Сан-Фиоренцо», сэр, — сказал Джеймс, придя на помощь смутившемуся мичману с книгой сигнальных кодов, ярко раскрашенные страницы которой трепетали на крепчающем бризе. — Он сигналит капитану «Софи».
«Господи помилуй», — мысленно произнес Джек. Должность капитана «Сан-Фиоренцо» занимал сэр Гарри Нил, который был первым лейтенантом на «Резолюшн», когда Джек был на нем самым младшим мичманом, а затем стал его капитаном на «Сассексе»: Нил всегда отличался стремлением к аккуратности, чистоте, заботой о внешнем виде и соблюдении иерархии. А Джек сейчас небрит, волосы торчат во все стороны. Половина лица покрыта синеватой мазью, составленной Стивеном.
Но делать нечего. «Спуститься под ветер к фрегату», — произнес он и кинулся к себе в каюту.
— А вот и вы наконец-то, — произнес сэр Гарри, с явной недоброжелательностью посмотрев на него. — Ей-Богу, капитан Обри, вы заставляете себя ждать.
Фрегат казался гигантским. После «Софи» его огромные мачты походили на мачты линейного корабля первого ранга; по обе их стороны тянулись целые акры отдраенной палубы. У Джека появилось странное, мучительное чувство униженности, словно из положения лица, полностью облеченного властью, он оказался в положении лица полностью подчиненного.
— Прошу прощения, сэр, — отозвался он монотонным голосом.
— Ладно. Входите в каюту. Ваш внешний вид не очень-то изменился, Обри, — заметил он, указав ему на стул. — Однако я очень рад нашей встрече. Мы перегружены пленными и намерены передать полсотни вам.
— Я сожалею, сэр, действительно сожалею, что не могу оказать вам эту услугу, но мой шлюп уже переполнен пленными.
— Оказать услугу, вы сказали? Вы окажете мне услугу, сэр, если будете подчиняться приказам. Вам известно, сэр, что я здесь старший по чину? Кроме того, черт побери, мне хорошо известно, что вы посылаете в Маон призовые команды, так что пленники могут занять их места. Во всяком случае, вы можете высадить их через несколько дней — так что не будем больше говорить об этом.
— Но как быть с моим крейсерством, сэр?
— Ваше крейсерство, сэр, меня заботит гораздо меньше, чем польза для флота. Давайте проведем перегрузку как можно быстрее, поскольку я должен передать вам дальнейшие указания. Мы ищем американское судно «Джон Б. Кристофер». Оно направляется из Марселя в Соединенные Штаты, было замечено у Барселоны, и мы рассчитываем обнаружить его между Майоркой и материком. Среди пассажиров могут находиться два мятежника, принадлежащие к обществу «Объединенные ирландцы». Один из них —священник-папист по имени Манган, а второй — некий малый по имени Рош, Патрик Рош. Их следует забрать с судна — если понадобится, то силой. Возможно, у них будут французские фамилии и паспорта: они говорят по-французски. Вот их описание: среднего роста, худощавый мужчина лет сорока, лицо смуглое, темно-каштановые волосы, однако носит парик; крючковатый нос, острый подбородок, серые глаза, около рта большая родинка. Это что касается священника. Второй — высокий полный мужчина футов шести ростом, черные волосы, голубые глаза, около тридцати пяти лет; мизинец на левой руке отрублен, из-за раненой ноги передвигается с трудом. Лучше захватите с собой эти печатные описания.
— Мистер Диллон, подготовьтесь к приему двадцати пяти пленников с «Сан-Фиоренцо» и двадцати пяти с «Амелии», — произнес Джек. — После этого мы должны принять участие в поимке мятежников.
— Мятежников? — воскликнул Джеймс.
— Да, — рассеянно ответил Джек Обри, посмотрев мимо него на слабину фор-марса-булиня. Он отвлекся на то, чтобы отдать команду. — Да. А затем обратите внимание на эти шкоты, когда у вас будет свободное время — действительно свободное время...
— Еще полсотни ртов! — произнес казначей. — Что вы на это скажете, мистер Маршалл? Это целых тридцать три полных рациона. Где, во имя Господа, я вам столько найду?
— Нам придется идти прямо в Маон, мистер Риккетс, вот что я вам скажу на это. А на крейсерство придется махнуть рукой. Полста лишних ртов — это конец. Вы в жизни не видели двух более угрюмых офицеров. Полста!
— Еще полсотни педрил, — заметил Джеймс Шиан. — А большим начальникам лишь бы в рай въехать на нашем горбу. Иисус, Мария и Иосиф!
— И подумайте о нашем бедном докторе. Остался среди этих треклятых деревьев совсем один, хотя нет — там могут быть совы. Черт бы побрал эту службу, говорю тебе, и «Сан-Фиоренцо», и эту чертову «Амелию».
— Один? Не думай об этом, приятель. Действительно, черт бы побрал эту службу, это ты верно сказал.
Таково было настроение у экипажа «Софи», которая направилась на северо-запад, к внешней или правой точке линии поиска. «Амелия» с приспущенными наполовину марселями располагалась на левом траверзе шлюпа, а «Сан-Фиоренцо» на таком же расстоянии от «Амелии», но ближе к берегу. Его было не видно с «Софи», и он находился на самой лучшей для захвата возможных тихоходных призов позиции. Вместе они могли обозревать 60 миль Средиземного моря с его безоблачным небом. И шли они так день напролет.
День оказался длинным и полным забот — надо было очистить носовой трюм, разместить в нем пленников и обеспечить охрану (многие составляли команду капера и были опасны). После пришлось преследовать три туго соображающих торговых судна (все они оказались нейтралами и не желали ложиться в дрейф, однако один из них сообщил, что видел корабль, вроде бы американский, который в двух днях пути на ветер накладывал фишу на свою поврежденную фор-стеньгу). При этом постоянно приходилось работать с парусами из-за капризного, неустойчивого, дувшего опасными порывами ветра, для того чтобы не отстать от фрегатов и не опозориться перед ними, несмотря на все старания. Между тем людей на «Софи» не хватало: Моуэтт, Пуллингс и старик Александер, надежный рулевой старшина, вместе с доброй третью лучших людей ушли на призы, поэтому Джеймсу Диллону и штурману приходилось сменять друг друга на вахте. Вспыхивали ссоры, и к концу дня вырос список провинившихся.
«Я и не знал, что Диллон может так свирепствовать», — подумал Джек, видя, как его лейтенант орет на фор-марсе, заставляя хнычущего Баббингтона и его сократившийся отряд марсовых в третий раз ставить левый марса-лисель. Правда, «Софи» шла с довольно высокой (для нее) скоростью, но в некотором смысле было жалко так подстегивать ее и так изматывать матросов — за это приходилось слишком дорого платить. Однако служба есть служба, и он, разумеется, не должен вмешиваться в распоряжения лейтенанта. Джек думал о многом, в том числе и о Стивене. Было чистейшим безумием со стороны доктора ошиваться на вражеском берегу. Кроме того, Джек остался крайне недоволен тем, как сам вел себя на борту «Сан-Фиоренцо». Он позволил умалить свое достоинство, вместо того чтобы твердо отстаивать его. Но он был связан по рукам и ногам печатными инструкциями и Уставом. Кроме того, существовала проблема с мичманами. Шлюпу нужны по крайней мере еще два мичмана: один помоложе, другой постарше. Надо будет спросить у Диллона, нет ли у него кого-нибудь на примете — кузена, племянника или крестника. Со стороны капитана это был бы великодушный жест по отношению к своему лейтенанту, тем более что они расположены друг к другу. Что касается мичмана постарше, то он хотел взять кого-то с опытом, лучше всего кого-то из тех, кого можно почти сразу повысить до помощника штурмана. Его мысли крутились вокруг шлюпочного старшины, который был превосходным моряком и старшиной грот-марса. Затем он переключился на молодых людей с гондека. Он бы предпочел парня, прошедшего все ступени службы, какого-нибудь простого матроса вроде юного Пуллингса большинству юнцов, чьи семьи могли позволить себе послать их в море. И тут вдруг кольнула мысль: если испанцы схватят Стивена Мэтьюрина, его расстреляют как шпиона.
Когда разделались с третьим торговым судном, почти стемнело. Джек был совершенно разбит от усталости — глаза покраснели, слух чересчур обострился. Виски словно сжало железным обручем. Он целый день находился на палубе, и день этот, начавшийся для него за два часа до рассвета, оказался хлопотным. Джек уснул практически до того, как его голова коснулась подушки. Однако в этот краткий миг его меркнущий ум успели посетить два предчувствия: первое утверждало, что со Стивеном Мэтьюрином все в порядке; второе гласило, что о Диллоне этого сказать нельзя. «Я даже не знал, что он настолько против нашего крейсерства, хотя, несомненно, он тоже привязался к Стивену. Странный малый», — подумал капитан, погружаясь в сон. В глубокий, крепкий сон изнуренного, но здорового и хорошо упитанного молодого человека — легкий и приятный сон, пока он внезапно не проснулся через несколько часов, хмурый и недовольный. Через кормовые окна до него донесся настойчивый шепот перебранки. На секунду Джек подумал о внезапной атаке шлюпок, ночном абордаже, но затем до его пробудившегося сознания дошло, что это голоса Диллона и Маршалла, и он опустился на подушку. «Однако, — подумал он минуту спустя, все еще не проснувшись окончательно, — как же они оказались на квартердеке в это ночное время, когда они должны сменять друг друга на вахте? Еще не пробило и восьми склянок». Словно в подтверждение его слов судовой колокол пробил три раза, и из разных мест шлюпа послышались негромкие отзывы: «Все в порядке». Но это было не так. Не ощущалось прежней тяги парусов. Что произошло? Надев ночной халат, Джек вышел на палубу. Шлюп не только нес меньше парусов, но и нос его был направлен на ост-норд-ост-тень-ост.
— Сэр, — шагнув к нему, стал докладывать Диллон. — Беру всю ответственность на себя. Я отменил распоряжение штурмана и велел изменить курс. Я уверен, что справа по носу какой-то корабль.
Джек стал вглядываться в серебристую мглу — лунный свет и наполовину закрытое облаками небо. Волнение успело усилиться. Ни корабля, ни огней он не увидел, но это еще ничего не доказывало. Он взглянул на курсовую доску и увидел изменение курса.
— Скоро подойдем прямо к побережью Майорки, — заметил он, зевая.
— Так точно, сэр. Поэтому я позволил себе уменьшить парусность.
Это было неслыханное нарушение дисциплины. Однако Диллон знал это не хуже его самого — обсуждать это прилюдно не было надобности.
— Чья сейчас вахта?
— Моя, сэр, — ответил штурман. Он говорил спокойно, но почти таким же резким и неестественным голосом, как и Диллон. Происходило что-то непонятное. Что-то похуже, чем простое разногласие по поводу корабельных огней.
— Кто наверху?
— Ассеи, сэр.
Ассеи был толковым, надежным матросом-индийцем.