— И это не веселая новость, и шансов на успех почти нет.
Он качнул головой налево, потом направо.
Ее руки сжали его плечи, вызвав смешанное ощущение боли и удовольствия — ощущения, похожего на саму жизнь.
— Так скажи же мне, муж, — скомандовала она, затем склонилась к самому его лицу, — скажи мне, что ты будешь делать с нами. Куда мы пойдем?
Он выдохнул. Затем набрал воздух полной грудью. И произнес только одно слово:
— Вверх.
Вверх. К смертельному небу. В венерианский ад. Да будет так. Другого выбора у них не оставалось.
— Если мы поднимемся на поверхность, я смогу починить подшипник изнутри, не опасаясь, что сюда хлынет вода. А если потребуется работать снаружи, я могу сделать это, надев шлем и комбинезон. Надеюсь, они смогут сдержать яд достаточно долго.
Петри вздрогнула.
— Будем надеяться, что в этом не будет необходимости.
— Да. Но в то же время снаружи я мог бы поправить балластные камни. Я… просто не вижу иного пути.
Петри сидела напротив Ионы на ящике, обдумывая его слова.
— Разве не путь наверх уничтожил «Гордость» и Ленинджер?
— Верно… но их подъем был неконтролируемый. Быстрый и хаотичный. Мы будем подниматься медленно, уменьшая давление воздуха в том же темпе, как снижается давление воды. В любом случае мы должны подниматься постепенно, иначе газ в нашей крови убьет нас. Медленно и нежно. Это единственный способ.
Она улыбнулась.
— Так обычно говорят девственницы.
Иона почувствовал, что краснеет, и был рад, когда Петри снова стала серьезна.
— Пока мы будем подниматься, не возникнет ли у нас еще одна проблема? Не израсходуем ли мы весь воздух?
Он кивнул.
— Деятельность внутри подлодки должна быть сведена к минимуму. Спертый воздух мы будем сжимать в баллоны, меняя его на свежий. Кроме того, у меня есть фильтр.
— Откуда? Разве… они же очень дорогие.
— Этот я сделал сам. Паналина показала мне, как использовать кристаллы пиньона и электрический ток, чтобы расщеплять воду на кислород и водород. Мы поставим кого-то из пассажиров по очереди крутить генератор. Но это слабенькое устройство. Оно не может производить достаточное количество кислорода.
— Это не повод от него отказываться, — ответила Петри решительным бабушкиным тоном. — Командуй, парень.
Подъем был изнурителен. Взрослые и подростки по очереди выкачивали насосом балластную воду, и тогда лодка поднималась в хорошем темпе… но потом приходилось снова набирать воду в цистерны, когда казалось, что подъем слишком быстрый. Иона отслеживал показания датчиков, показывающих давление внутри и снаружи. Кроме того, он наблюдал за синдромами декомпрессионной болезни — дополнительном факторе, из-за которого подъем был таким медленным. Всем незанятым пассажирам было положено спать, что достаточно сложно осуществить, когда маленькие дети постоянно плачут из-за боли в ушах. Иона учил их зевать и зажимать нос, чтобы выровнять давление, хотя его объяснения прерывались приступами чиханья. Даже во время отдыха все должны были дышать глубоко, чтобы легкие постепенно очищались от избыточного газа в крови.
Кто-нибудь из детей постарше по очереди крутил ручку сепаратора, разделяющего морскую воду на отдельные элементы, один из которых был пригоден для дыхания. Устройство исправно работало — на соляном коллекторе уже собрался приличный слой соли. Тем не менее Иона беспокоился. Правильно ли я поставил полюса? Что, если в баллон попадает кислород, а водород я выпускаю в отсеки? Вдруг наша лодка уже полна взрывоопасной смесью, которая может положить конец нашим страданиям в любую секунду. Он не знал, как это определить, ни в одной из его книг не было сказано об этом, хотя он смутно помнил, что у водорода не было запаха. Сопровождая его во всех проверках и повторяя все его объяснения по несколько раз, Петри чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы настаивать:
— Тебе нужно отдохнуть, Иона. Я буду следить за скоростью подъема и вносить необходимые коррективы. А сейчас я хочу, чтобы ты закрыл глаза.
Он пытался протестовать, но она настояла на своем, используя тон лауссанских матерей:
— Позже мы будем нуждаться в тебе гораздо сильнее. Тебе нужно поберечь силы до поверхности. Ляг и отдохни. Обещаю, что позову тебя, если что-нибудь изменится.
Вняв ее рассуждениям, он вытянулся на паре рисовых мешков, которые Зираш перенес в кабину управления. Иона с благодарностью смежил веки. Но мозг не мог перестать работать.
Насколько глубоко мы сейчас?
Это повлекло за собой следующий вопрос: на какой глубине теперь находится каньон Клеопатры?
Согласно преданиям, первые колонисты пользовались лотом для определения глубины венерианских морей, когда свет от поверхности достигал дна океана. Они запускали воздушные шары, прикрепленные к огромным катушкам с тросом, чтобы определить толщину слоя температурного перехода и взять его образцы, и даже определяли расстояния до горячего неба. Эта практика исчезла, хотя Иона видел одну из гигантских лебедок однажды, во время посещения колонии Чаун, покрытую пылью и источенную временем в каком-то сыром углу.
Давным-давно земляне смотрели в небо, на свою ставшую адом планету так же, как сейчас жители каньона смотрели вверх. Хотя бывали и исключения. Слухи утверждали, что Мелвил, легендарный безумец, вернувшийся из каньона Теодоры, требовал у колоний помощи, чтобы исследовать большие высоты. Ведь там могла быть какая-то пограничная зона, где водились животные, пригодные для еды. Конечно, он был безумцем; но мальчишки до сих пор продолжали шептаться о нем.
Сколько всего комет? Единственная книга в колонии Тайри повествовала о великом проекте преобразования Венеры, предшествовавшем вторжению Косса. Могучие роботы, сильные, как боги, в дальней окраине Солнечной системы собрали глыбы льда и направили их из того невообразимо далекого мира, чтобы бомбардировать планету — каждый день, всегда под одним и тем же углом и в одном и том же положении, с целью ускорить вращение планеты и напитать ее сухие долины влагой. Если каждая комета имеет несколько километров в диаметре… насколько глубокий океан может образоваться на планете за двадцать поколений бабушек?
На каждую комету, падающую на поверхность Венеры, приходилось пять направленных по касательной, прорывающих плотную, густую атмосферу и захватывающих часть этой атмосферы, прежде чем упасть на Солнце. Масштабы этого проекта были ошеломляющими, невероятными настолько, что Иона сомневался: разве он сам мог принадлежать к виду людей, творящих подобные вещи. Петри может быть такой. Она умная. Но не я.
Кто мог завоевать таких людей?
Его взбудораженный мозг обратился к более близким вещам. Если бы не случайная комета, ударившая на шесть часов позже обычного и посеявшая хаос в колониях всего каньона, Иона и его невеста сейчас заселились бы в небольшой лауссанский домик, чтобы получше узнать друг друга, но более традиционными способами. Но вследствие… или даже благодаря чрезвычайным обстоятельствам он в большей степени ощущал себя мужем яркой, настоящей личности, чем ощущал бы в случае физической близости… И все же он тосковал по тому, что теперь уже никогда не произойдет между ними. Там листья пиньонов колышутся над головой. Там он мог показать ей, как ловко он карабкается по лианам. Он бы перебирался с ветки на ветку, держа ее в своих руках, и ветер в полете трепал бы ее волосы…
Протяжный вибрирующий звук проникал в подлодку, словно где-то колебалась толстая струна. «Птица» пульсировала, и Иона чувствовал, что она медленно поворачивается.
Он открыл глаза и понял, что спал. Кроме того, его голова покоилась сейчас на коленях Петри. Она запустила пальцы ему в волосы.
Иона сел.
— Что это было?
— Не знаю. Был резкий звук, корабль немного скрипел, но пол теперь не кренится.
— Больше не…
Вскочив с места, он с криком кинулся к манометрам, шепча проклятия.