Все это дело, круто замешенное на восточном колорите, Алексу изрядно поднадоело. Он терпеть не мог загадок, а необъяснимые вещи злили его. И вообще…
Алекс хорошо запомнил выражение лица того парня в сером плаще, когда он рубил руки и головы трем недоноскам, неспособным подняться над своими мальчишескими привычками. Кидал было не жаль, они были глупы, а глупые не выживают в этом мире. Таков закон. Но японец…
Он убил их с невозмутимым видом. Без эмоций. Как будто выкинул окурок. В этом было что-то неприятное, что-то непонятное Алексу. Часто он и сам не проявлял лишних эмоций в момент выполнения задания, но только когда приходилось делать это на большом расстоянии. Есть разница — снять деловика через оптику с расстояния в километр или рубить живого человека в куски мечом. Когда Алексу приходилось действовать на короткой дистанции, он, несмотря на большой опыт, не всегда мог справиться с эмоциями. А японец уложил троих так, будто порезал кусок колбасы.
Но скорость, с которой он действовал… От этого сладко ныло под ложечкой.
Алекс упал в кресло. Достал черный пакетик с «колесами», взятыми у Тамбурина. Высыпал их на ладонь… Химия…
«Когда-нибудь я переберу с дозой и выжгу себя этим дерьмом…» — пришла ленивая мысль.
Как пришла, так и ушла. Алекс уже привык жить с этим. Привык. Наркотики давно стали частью его организма. Конечно, можно было бы отправиться к тем же друидам и пересадить здоровые органы, что, впрочем, Алекс и так часто делал, и вообще сменить всю кровь, избавиться от зависимости. Вот только зачем? Такая ниша в его жизни… если она опустеет, то чем ее заполнить? Чем? Алекс хмыкнул. Стало ясно, что вкус к жизни пропал в очередной раз и надолго. Развлечения не волнуют… Хочется побыстрее выполнить очередное задание. И все. И потом…
Алекс рывком схватил пару таблеток и проглотил их разом. Замер, ожидая. Затем черты его лица словно потекли, расслабились, стали нечеткими. Как и мир вокруг.
Думать о том, что будет после очередного задания, Алекс не любил.
Мир оставался распыленным довольно долго.
«В Восточном квартале редко бывает ветрено. Тут можно не держаться за полы плаща, опасаясь, что он раскроется под очередным порывом сумасшедшего воздуха и покажет все, что призван скрывать. Зато тут множество ловких воришек, которые могут незаметно для жертвы обчистить даже внутренние карманы. Часто эти воришки киберы. Немножко киберы. И поэтому они меня не интересуют. Ведь я ищу не их. Они пусть опираются на свои костыли. Им так нужно чувствовать пульс времени, думать, что они принадлежат к новой эпохе, что они прогрессивны. Они даже не ведают, что они — пережитки старого. И новая эпоха уже не имеет на них никаких видов. Мне жаль их. Я защищаю их. От новой эпохи. Потому что в новых временах их уже не будет».
Маленький японец идет вдоль затемненных витрин. Проходит сквозь голограммы. Проходит мимо людей. Мимо ночных торговцев. Его узкие глаза держат в поле зрения всю улицу. Темно-карие глаза выделяют киберов среди людей. Выделяют и оставляют в покое. Не имеет значения. Совсем не имеет значения. Где-то искусственный глаз, где-то манипулятор вместо руки, где-то перестроенная стимуляция половых органов… Мелочи. Простые, доступные обыкновенному человеку мелочи. Простительные простому человеку.
«Другое дело тот, другой. Он совсем другое дело. Отключить его означает убить символ новой эпохи. Оттянуть неизбежное время, когда человек перестанет быть доминирующим видом на Земле. Оттянуть приход… Киберы не могут стать частью природы. То есть могут, но не должны».
Маленький японец движется по Восточному кварталу, прижимая к телу меч, который ему сделал его отец. Маленький японец методично обшаривает своими глазами улицы. Что там, за этими глазами? Камеры?
«Видеть то, что не видят другие. Видеть то, что не видят другие», — маленький японец повторяет это как молитву. Молитву солдата, ведущего свою войну. Войну одного за всех.
Алекс уже три часа кружил по Восточному кварталу. Ноги начали уставать. Внимание постепенно притуплялось. Он уже несколько раз терял японца из виду и с большим трудом находил его снова.
Как он вышел на него… История совершенно отдельная. Какие тайные ниточки пришлось привести в действие, документы какой давности поднять? Но вот дело, затянувшееся на неделю, близилось к завершению. Алекс испытывал к нему уже отвращение вместо азарта. Скорее закончить. И все. И… Алекс прервал мысль. Думать о том, что будет потом, вредно.
Японец был тот самый, Алекс был в этом уверен. Абсолютно. Именно этот худенький и невысокий желтолицый человечек разрубил трех неудачников в переулке, двигаясь с невероятной скоростью и пластикой. Именно этим мечом были зарублены друиды. А меч прятался именно под этим плащом, в котором гуляет сейчас маленький японец.
Осталось только застрелить его. И делу конец!
Вот только японец не позволял этого сделать. Он постоянно двигался и двигался по улицам, как раз там, где нападение на него не могло пройти незамеченным.
Мимо проплывали витрины, яркие голограммы, рекламирующие публичные дома, лотки торговцев. Торговцы будут сидеть тут до утра, когда, по их мнению, наконец можно будет пойти домой без опаски наткнуться на дикого охотника за внутренними органами. Статистика, правда, указывала на то, что нападения происходят именно по утрам. Но страх перед темнотой неистребим в человеке.
Японец двигался как заведенный. Алекс начал вспоминать, что на этой улице они уже были. Или нет? Нет. На этой улице был он, а на хвост японцу он сел только на следующей. Неужели японец пойдет на второй круг?!!
Алекс понял: что-то должно измениться. Прямо сейчас. Насторожился.
Маленький японец подошел к перекрестку, к начальной точке своего путешествия. Встал. Сделал шаг направо и вдруг резко обернулся. Его глаза встретились с глазами Алекса на мгновение. Алекс тут же опустил взгляд и намерился пройти мимо, чтобы потом снова выйти на японца. Но тот вдруг направился в ближайший подъезд.
Млея от непрофессионализма собственных действий, Алекс направился туда же.
То, что японец заметил Алекса, совершенно не оставляло сомнений. Только почему-то он не стал заметать следы, не стал прятаться. Он дал Алексу шанс и кинул своеобразный вызов. Как воин, нашедший достойного противника.
Один из самых благоприятных моментов для нападения — момент, когда человек заходит в подъезд. Когда он занят дверью, перешагивает через порог, переходит в иные условия освещения. Очень удобно. Алекс это знал и принял соответствующие меры. Теперь Алекс был на охоте. Ушла усталость, стало легче дышать.
Однако нападения не последовало. Японец стоял на верхней площадке и смотрел на Алекса. Он совершенно спокойно вел себя под дулом пистолета. Настолько спокойно, что это наводило на размышления.
Через мгновение японец двинулся по ступеням наверх.
Алекс спрятал пистолет. Это было приглашение. Не вызов, но приглашение. В другое время Алекс не стал бы колебаться. Момент для убийства был благоприятен, и надо было им воспользоваться. Но любопытство, неистребимое, вечное и смертельно опасное, любопытство заставило его подниматься по грязным ступеням.
Слишком необычным было это задание. Слишком. Для его выполнения Кибердруиду следовало поискать кого-то, в ком фантазия умерла начисто. Кого-то другого.
Сегодня Сехаку принимал гостей. По нынешним временам это большая редкость.
Гость сидел напротив, неудобно поджав под себя ноги. Гостя привел сын. Сегодня он ужинает с семьей. Это хорошо. Жена суетится на кухне. Скоро будет чай. Это тоже хорошо. А пока есть холодная рыба в тесте. Рис. Это приятно, когда в доме гость. Хоть и такой молчаливый, как этот. Впрочем, молчит… и пусть молчит. Это тоже хорошо. Пусть молчит.
Пусть даст насладиться уютом домашнего очага. Пусть ничего не говорит, словно усталый человек, знакомый, который прошел многие километры, чтобы наконец посетить старика Сехаку.
Сехаку вздохнул. Иллюзии всегда имеют привычку рассеиваться. Это плохо. Или хорошо? Наверное, плохо, потому что сегодняшний гость шел не в гости, а чтобы убить его сына. У нынешнего гостя такая работа, и ничего с этим не поделаешь.
Алекс чувствовал себя как в каком-то изощренном наркотическом бреду. Слово такое было, забытое ныне, — сюрреализм. Алекс сидел на полу, покрытом циновками, и ждал, когда маленькая и улыбчивая японка принесет чай. В глубоких чашках. Настоящий чай. Дорогое удовольствие, надо отметить.
А объект сидел рядом, в двух шагах, поставив тот самый меч на специальную подставку.
Изумительно. Просто идиллическая картина. Что, похоже, очень нравится пожилому японцу, сидящему напротив. Может быть, только из-за него Алекс сидит, неудобно поджав под себя ноги, и ждет чай. Из-за того удовлетворения, что написано на лице пожилого японца. Как, он сказал, его зовут, Сехаку?
Да. Господин Сехаку явно доволен. И, видимо, многое может рассказать. Но расскажет он только тогда, когда полностью насладится этой идиллией. Ну и ладно… Подождем.
Супруга господина Сехаку принесла чай. Поклонилась и, мелко семеня, удалилась куда-то за бумажную стенку. Зажгла там свет, стал виден ее силуэт.
Сехаку отхлебнул из чашки и вопросительно посмотрел на Алекса. Алекс сделал то же самое. Чай был таким, каким должен был быть. Вкус, крепость — все соответствовало тому, каким, по представлению Алекса, должен быть хороший чай. Алекс кивнул, господин Сехаку заулыбался.
Так они сидели еще некоторое время. Пили чай и молчали. И что-то постепенно поднималось в Алексе, что-то прозрачное и плотное. Это что-то проснулось и потянулось к мозгу Алекса, к его сознанию, затопило его полностью.
Стало легко и спокойно. Ноги вдруг нашли то самое положение, в котором сидеть было удобно и приятно. Расслабилась спина. Мутная усталость сползла с кончиков пальцев вниз… Закапала грязными каплями и испарилась в чистом воздухе. Это состояние не было похоже на бесшабашное буйство наркотика, на бешенство боевой смеси, на взрывоопасное спокойствие перед первым выстрелом. Оно было похоже на удовлетворенную усталость после постельных утех. И вместе с тем это не было усталостью.
В чае не было каких-либо наркотических или гипнотических веществ, смесей. Алекс бы узнал об их присутствии.