Дневники - Иванов Всеволод Вячеславович 49 стр.


В Институте Связи читает «Советское право». Учебника и руководства не нашел, поэтому читает по «Большой Советской Энциклопедии».

Читаю серию оккультных романов Кржижановской (Рочестер){393}, сестры Блаватской, родственницы Ольги Форш. Удивительно, что оккультизм, мистицизм всегда, в беллетристике, тесно связаны с уголовщиной.

Два дня не выхожу. Знобит. Головная боль. Попишу час-другой, и в голове шум, как будто выкачали что-то, а нового еще не вкачали. Придумал несколько рассказов, но писать желания нет.

8. [II]. Понедельник.

Написал статью для «Учительской газеты» о профессоре Бочкареве{394}.

Звонит Войтинская. Просит статью: «В чем сила советского народа?» Я говорю:

— Русский народ задним умом крепок. Она не понимает и говорит:

— Нет, нам нужно о советском народе. Оказывается, товарищи обижаются, что мы пишем — русский, да русский.

— Им полезно, чтоб они обижались. Есть по кому равняться. Здесь она стала говорить о том, что идут бои на улицах Ростова. Похоже. В сегодняшней сводке есть намек, что за Азовом наши перешли Дон и, значит, зашли в тыл Ростова. Взятие Краматорской, с другой стороны, указывает, что наши врезались в Донбасс. Когда немцы нас бьют, они кричат, что бьют русских, потому что бить советских не так лестно. Когда немцев бьют наши, они кричат, что их бьют советские, так как это и страшно, и необычайно. — Мы, кажется, поступаем вроде них. Когда нас бьют, мы кричим, что гибнет Россия и что мы, русские, не дадим ей погибнуть. Когда мы бьем, то кричим, что побеждают Советы и хотя мы не проповедуем советской власти во всем мире, но все же… от этих намеков у наших союзников мороз идет по коже и морды цепенеют, так что их приходится уговаривать, что мы, де, не желаем никому советской власти, кроме самих себя. (Читай фельетон «Шулера и шуты» в сегодняшнем номере «Правды».)

И хорошо писать, и хорошо лавировать умел Ленин. А мы, боюсь, хорошо плаваем по знакомому фарватеру и лавируем всегда плохо, в особенности против ветра. Впрочем — «в придачу нам всегда удача».

Сообщение о взятии Курска.

9. [II]. Вторник.

Шумит голова: как будто что-то вылили, а нового нет еще…

Поэтому, — не работал. А, может быть, потому что и не хочется работать и откладываешь под любым предлогом. Двадцать пять лет тому назад я занимался наборным делом. Опротивело до тошноты. Сейчас мне кажется, что я опять стою у кассы. Если б статьи мои были стружкой с большой доски, которую я для чего-то обстругивал большого, тогда, конечно, они нравились бы мне. А сейчас я остругиваю рубанком доску в одни только стружки.

Прочел пять томов оккультной серии романов Кржижановской (Рочестер). Первые романы «Эликсир жизни» и «Маги» интересны, хотя с художественной стороны ценности не имеют. Но, дальше — повторения. Герой Супромата превратился в — мага — существо всесильное, всезнающее, — и бесстрастное оттого. Естественно, что делать с таким героем нечего. Многие герои наших советских романов имеют чин «мага».

Любопытно вот что. Роман «Маги» написан в 1910 г. Предчувствие войны и революции было столь велико, что даже такой тупой в сущности, автор, как Кржижановская, знавшая, несомненно, только азбуку оккультизма, — если он вообще существует, — могла кое-что предсказать. Например, каково было прочесть в 1943 г. следующие строки из «Магов»: (стр. 132) — (После долгого пребывания в Шотландии герой возвращается в Лондон в 1940 году):

«Супромата приобрел различные ученые труды и целые коллекции всевозможных „Revue“». Тщательно просмотрев приобретенную книгу, он быстро ознакомился с «историческими событиями, случившимися со времен удаления его от светской жизни, а также составил себе ясное представление о социальном, коммерческом, религиозном состоянии общества в ту минуту, когда он снова появился в нем».

«Все, что он прочел, произвело на него невыразимо тяжелое и тягостное впечатление, так как все ясно говорило о падении человечества, которое, обезумев от пороков и жадности, неудержимо, казалось, стремилось к своей гибели».

«Несколько гуманных попыток погасить пламя войны кончилось полной неудачей. Два раза мир был залит кровью и усыпан трупами. В одну из этих губительных кампаний побежденная Англия потеряла часть своих колоний, к выгоде Америки, которая, подобно пауку, всюду протягивала нить своей ненасытной алчности».

Напоминаю, что написано в 1910 году, а предсказанное относится к 1940-му! Особенно удивительно, конечно, — две войны, что же касается английских колоний, то предсказатель, кажется, ошибся{395}.

Роман мой, как бумеранг, прилетел из «Комсомольской правды». Впрочем, я уже потерял все надежды на роман.

Сообщение о взятии Белгорода.

10. [II]. Среда.

Дома. — Статья для «Известий» — «Все силы советского народа»{396}.— Сводка, между прочим, довольно ясно намекает, что идут бои на улицах Ростова. Войтинская говорила о боях дня три тому назад, равно как и о том, что взят Краснодар. Но, — мы подкатили к Харькову и подкатываем к Орлу!.. Нет ли удара со стороны Брянска, — чтобы оттуда идти на Смоленск? Вот где решающий удар. А, может быть, решающий — это борьба за Донбасс. Когда мы жили в Ташкенте, мы говорили — «через две недели все будет ясно». Думается, что, действительно, через две недели многое теперь будет ясно.

Сегодня уезжает в Ташкент жена В. Гусева. Мы отправили с ней 3.250 руб. денег, собранных с великим трудом, веревки для вещей, чемодан, в качестве подарка детям — сушки, и Комке — газеты. Ну, и, конечно, пропуска и удостоверение из домкома на Комку и Мишку. Если б наскрести к концу месяца тысячи четыре, — им бы хватило на переезд.

Сегодня звонили из «Гудка» и сказали, что к концу недели мне будет пропуск — на фронт, с эшелоном танков. Не знаю в чем ехать. У Ник[олая] Влад[имировича] есть моя куртка, которая б вполне годилась для поездки, но брать неудобно, а кожаная моя слишком легкая.

Сообщение о взятии Чугуева. Мы в 25–30 км от Харькова, в дачной местности. Превосходно!

11. [II]. Четверг.

Во сне — рыбачил, на удочку. Клевало хорошо. Сначала натаскал много мелких рыб, а затем поймал огромную. Так как сны, да еще такой резкой отчетливости, вижу редко, и так как в голове пустой шум, мешающий сосредоточению и работе, и так как несчастья приучают и к суеверию, и так как нет для семьи денег и не знаю где их достать, словом — достал «сонник», едва ли не в первый раз в жизни, и прочел. Увы, сонник ответил мне с двойственностью, обычной для оракула. Рыбу удить плохо. Но поймать большую рыбу — хорошо. Не удочкой, а сетью, очевидно. А, коли удочкой, то, стало быть, ни богу свечка, ни черту кочерга!

Статья в «Известиях» не напечатана. Да, и ну их к лешему, устал я от этих статей!

Конечно, можно страдать, мучиться, потому что нельзя напечатать роман или что статьи твои хвалят — не хвалят. Но, все же обычная, — рядомшная, — жизнь куда страшнее всех твоих страданий, брат по искусству. — Таня едет в трамвае. В вагоне две кондукторши, — одна толстомордая, молодая и ужасно расстроенная, а другая тощая, еле двигающаяся. Вот эта тощая и разъясняет кому-то: «Пища у кондукторш плохая, холод, работа на ногах, — они и мрут. И перемерли. Тогда провели мобилизацию — толстомордых, — из булочных, из столовых. Ишь, паникуют!»

Да, паниковать и нам не подобает.

Иду по ул. Горького. Впереди, мелкими, старческими шажками, одутловатое лицо, на котором пенсне кажется капелькой… Боже мой, неужели Качалов{397}:

— Василий Иванович, здравствуй!

— А, Всеволод… чеславич… — забыв отчество, пробормотал он что-то неясное и подал мне, тем смущенный, руку в вязаной перчатке. — Как живем?

— Хорошо.

— Да, хорошо. Думаете, что теперь… Москве авиация грозить не будет… Немцы…

— Куда идешь, Василий Иванович?

— А в аптеку. Вот из аптеки в аптеку и порхаю.

— Почему же сюда? Надо в Кремлевскую?

— В Кремлевской того, что здесь есть, нет… Например, одеколон. А здесь я всегда найду, всегда. Прощай, Всеволод!

И он снял варежку и действительно вошел в аптеку.

Если бы ему нужен был одеколон для туалета, он мог бы послать кого-нибудь. Значит для питья? — «Ну тогда я не алкоголик!» — и с этой глупой мыслью я бодро зашагал по ул. Горького к Красной площади.

Сообщение о взятии Лозовой. Мое предположение, когда взяли Изюм, — основной удар на Днепропетровск с тем, чтобы отрезать Донбасс и Ростов. Удар с двух сторон — первый: Изюм, Борвинково, Лозовая, Павлоград. Второй: Ейск, Мариуполь.

Назад Дальше