Мать на работе, дом пустой, у него жужжит в грудной клетке от желания взять полочку для обуви и ебануть о стену. А следом за ней — вазу, старый сервиз, железный чайник. Голову Хэ Тяня.
Свою голову.
К моменту, когда в дверь стучат, он молча сжимает ледяные руки, сидя на своей постели в комнате пятнадцать на девять. Ему жарко, но пальцы холодные, влажные. Он напряжен так, что болит всё тело. Это очень тупо.
И он злится уже на это.
Поднимается и плетется открывать, пытаясь припомнить, когда мама в последний раз забывала дома ключи.
Но на пороге стоит Хэ Тянь, у него в руках спортивная сумка, на лице улыбка, такая привычная и постоянная — он всегда так смотрит. Сейчас только в этом взгляде есть что-то, напоминающее беспокойство.
Говорит:
— Куда ты делся?
И ловит прямой взгляд. Резко замолкает.
Рыжий редко смотрит прямо в глаза, разве что, когда хочет что-то сказать.
Вот так они и стоят, глядя друг на друга, а когда Хэ Тянь открывает рот, дверь перед ним захлопывается, даже ногу подставить не удается. Щелкает замок.
Рыжий шумно дышит, сверля взглядом свои сжавшиеся на дверной ручке пальцы. Он шумно дышит, стискивая зубы, и слышит, что Хэ Тянь не двигается с места. Стоит, его почти можно почувствовать, и Рыжий знает: он наверняка пытается понять, что произошло, а он и сам не мог бы ответить на этот вопрос.
Просто с размаху бьет по двери ладонью и орёт:
— Проваливай отсюда!
Больно так, что до самого локтя прошибает. Но он бьёт ещё раз, и ещё. Он ненавидит его так сильно, что бьёт, пока не перестаёт чувствовать пальцы. Рука горит, он тяжело дышит, но знает, что этот придурок всё ещё здесь.
Хочется заорать, чтобы шёл в жопу, но он же, мать его, пидор, ему это будет по кайфу.
— Открой, Гуань.
Голос слишком спокойный, чтобы поверить в это спокойствие. Ещё — он слишком близко. Как будто Хэ Тянь прижимается лбом к двери, но этого не может быть, он же не псих.
Рыжий проверять не собирается.
Это становится последней каплей. Последней, мать её, каплей, которая окончательно подтверждает, что что-то изменилось, и изменения эти не желанны, отвратительны, от них несет гнилью и грязью.
Он возвращается в свою комнату, садится на постель, зарываясь руками в волосы, сжимая их в кулаках. Правая рука онемевшая и горячая. Левая — ледяная. Рыжий закрывает глаза и прислушивается изо всех сил, но в дверь больше не стучат.
Полученные
10:43:50
От кого: Придурочный
Ты забыл у меня свою куртку. Не заберешь сегодня — найдешь на свалке.
Отправленные
10:45:10
Кому: Придурочный
если прикоснешься к ней хоть пальцем, я тебя отделаю.
…За неделю ничего не меняется, ничего и не могло измениться.
Они так круто игнорируют друг друга в школе, что любой бы позавидовал. Рыжему кажется, что на него постоянно косятся одноклассники. Ему кажется, что все знают: он якшается с пидором, которого обожают все вокруг. Магия, не иначе.
Рыжий всю жизнь думал, что быть пидором стыдно. А тут оказывается, что Хэ Тянь в списках на первого ученика школы, что его боготворят учителя и девчонки чуть ли не дарят ему свои трусики.
С одной он даже начинает ходить за руку, и мысль закрадывается в голову — а пидор ли он?
Да и — важно ли это?
Рыжий хмурится каждый раз, когда понимает, что смотрит на Хэ Тяня. Его не устраивают такие расклады, он не хочет на него смотреть, следить за его передвижениями и считать девчонок, которые меняются под его рукой со скоростью света. Ему вообще насрать.
Матери легко врать, что у них всё прекрасно, но уже второй раз он придумывает какую-то дебильноватую отмазку, чтобы не приглашать Хэ Тяня на обед. В первый раз мать повелась без вопросов. Во второй — кажется, что-то заподозрила.
Всё это стрёмно.
Рыжий бесится, потому что — что-то изменилось. И меняться обратно явно не собирается. Его это в корне не устраивает.
Он отвлекается на тренировки — конечно, не одновременно с этим придурком, и решает, что посеял свою куртку где-то на спортивной площадке, но, оказывается, она у Хэ Тяня. И нужно забрать её. И сам факт того, что он снова едет на автобусе в этот мажорный район, выводит его из себя. Р-р-р.
Это последнее, решает он, что меня с ним связывает.
Заберу куртку и унесу ноги. Может быть, разок дам ему по лицу — грех отказывать себе в удовольствии. Всю неделю он только и думал об этом — каково было бы приложить его кулаком в тощую скулу. Наверное, очень, очень приятно.
А ещё, решает он, заставлю его удалить мой номер. Так, чтобы при мне. Чтобы я увидел.
Все эти смски уже вот у него где. Бесит, блядь.
Он проецирует их разговор и так, и эдак, но всё равно не угадывает совершенно ничего. В холле девушка за ресепшном с вежливой улыбкой интересуется, куда он направляется. Затем тактично намекает, что лучше бы ему подождать в гостевой зоне, а она пока наберет мистера Тяня, предупредит о госте.