Кармела Таун закрыла лицо ладонями, опустила голову и зарыдала, и было что-то неприятное в ее рыданиях, будто что-то давно гнило и накапливалось в ней, и сейчас глаза ее источали не слезы, а рвавшийся наружу застоявшийся гной.
Шейн встал и отошел от нее. Ее плач преследовал его. Запустив всю пятерню в свою рыжую шевелюру, он мрачно посматривал на нее, но не делал ни шага по направлению к ней и не пытался остановить этот поток слез. Вдруг резко зазвонил телефон. Кармела оторвала ладони от залитого слезами лица и посмотрела на Шейна, шагнувшего к телефону. Он поднял трубку.
— Слушаю, — сказал он и постепенно черты его грубоватого лица стали еще резче. — Не сейчас, — ответил он в трубку, затем пожал плечами и положил ее на рычаг. — Он повесил трубку раньше, чем я успел остановить его, — спокойно сказал он Кармеле. — Это Ланс. Он поднимается сюда.
Кармела вскочила с криком неподдельного ужаса.
Шейн быстро подошел к ней, положил руки ей на плечи, развернул лицом к открытой двери в ванную и легонько толкнул туда со словами:
— Иди туда и закройся. Тебе не повредит подслушать, что будет говорить о себе Ланс, и глянуть на него в замочную скважину.
Одеревеневшими ногами Кармела добралась до ванной и закрыла за собой дверь. Шейн подождал, когда щелкнет язычок, и не торопясь пошел открывать дверь. Он услышал, как на этаже остановился лифт и выпустил пассажира. Это был Ланс Бейлис.
Бейлис был такой же высокий, как Шейн, если бы держался прямо, но это за ним не водилось. Плечи его устало обвисали, он все время сутулился. Двигался он какой-то неуверенной шаркающей походкой; по обеим сторонам шеи выступали жилы. На нем был серый потасканный костюм, нестираная белая рубашка и бабочка. За десять лет он явно раздался и выглядел упитанным, но глаза смотрели с едва скрытой настороженностью, и весь он словно готов был съежиться при малейшей агрессии с чьей-то стороны.
Шейн протянул руку и радушно приветствовал:
— Ланс Бейлис!
Несколько помешкав, Бейлис протянул Шейну руку, однако так и не поднял голову и не взглянул в глаза детектива.
— Привет, Шейн. Не думал, что когда-нибудь встречусь с тобой, — пробормотал он.
Шейн отнял руку и отступил в глубь номера, дав Лансу возможность войти.
— Входи и выпьем.
Шейн поморщился, увидев, как Ланс Бейлис вошел в комнату: это более чем красноречиво поведало ему о том, что претерпел он за последние десять лет. Ланс вошел крадущейся походкой, бросая подозрительные взгляды на дверь, под кровать, на открытый стенной шкаф, на закрытую дверь в ванную. Он прошел до середины комнаты и оглянулся через плечо, когда Шейн затворил дверь в номер.
— Пожалуй, я бы выпил, — проговорил он.
Шейн прошел мимо него, взял стакан, из которого пила Кармела, и поставил на тумбочку рядом со своим, затем разлил остатки коньяка.
Когда он повернулся и протянул один стакан Лансу, тот бросил:
— Надеюсь, я не помешал.
— Ерунда, — добродушно буркнул Шейн.
— Я видел два стакана, — извиняющимся тоном заметил Ланс. — Ты не женат?
— Нет. А ты?
Ланс Бейлис покачал головой. Рука его чуть заметно задрожала, когда он взял свой стакан.
— За старые добрые времена, — сардонически выговорил он.
Шейн опустился в кресло, в котором сидела Кармела. Махнув рукой на другое кресло, он спросил:
— Что ты поделывал все эти годы?
— Ничего особенного. Шлялся по свету.
— Писал стихи?
— Куда там. — Ланс поставил стакан на колено и смотрел на него с таким видом, будто он вот-вот исчезнет.
— Слишком много времени занимала пропаганда третьего рейха? — намеренно жестко бросил Шейн.
Ланс облизнул губы. Он не поднял головы.
— Так ты и об этом знаешь?
— Мне говорила Кармела Таун.
При упоминании ее имени Ланс вздрогнул.
— Это был грязный бизнес, — спокойно ответил он. — Для меня ничего святого в те годы не было, я во всем разочаровался и стал циником. Война все расставила по своим местам. — Он наконец посмотрел в глаза Шейну. — Можешь мне поверить, — с силой выдавил он. — У меня глаза открылись, когда Гитлер вошел в Польшу.
— А после этого?
— В основном бегал от гестапо. Потом добрался до Мексики и написал там книгу пол другим именем.
— Что за книгу?
— «Диктаторы, которых я знал».
Шейн посмотрел на него с интересом:
— Но это книга военного корреспондента Дугласа Гершона.
— Она была подписана его именем, — сухо подтвердил Ланс. — Я знал, что так она будет лучше продаваться.
— Она вызвала противоречивые толки. Многие считали, что она профашистская.
— Это совершенно не так, — запротестовал Ланс. — Так считали, потому что в ней диктаторы представлены как человеческие существа. Они просто люди и потому тем более достойны осуждения. В Германии, черт возьми, эта книга была запрещена, как и в других оккупированных странах.