— Мадам Даррелл, — заговорил он после некоторого молчания, — я вам показал все, что знал, и вам ничего не подошло. Мадам, какие ваши требования? Чем вас не устроили эти виллы?
Мать с удивлением на него посмотрела.
— Вы что, не обратили внимания? — спросила она. — Ни в одной из них не было ванной комнаты.
Мистер Билер так и выпучил глаза.
— Мадам, — он чуть не взвыл от расстройства, — зачем вам ванная комната? У вас же есть море!
В гостиницу мы возвращались в гробовом молчании.
На следующее утро мать решила, что мы возьмем такси и сами отправимся на поиски. Она не сомневалась, что где-то скрывается вилла с ванной. Мы ее уверенности не разделяли, поэтому к стоянке такси на главной площади она вела несколько разгоряченную группу, занятую выяснением отношений. При виде невинных пассажиров таксисты повысыпали из своих машин и налетели на нас, как стервятники, пытаясь друг друга перекричать. Голоса становились все громче и громче, в глазах горел огонь, кто-то вцеплялся в оппонента, и все скалили зубы. А потом они взялись за нас и, кажется, готовы были растерзать. Вообще-то, это была невиннейшая из возможных свар, но мы еще не успели привыкнуть к греческому темпераменту, и складывалось впечатление, что наша жизнь в опасности.
— Ларри, сделай уже что-нибудь! — пропищала мать, не без труда вырываясь из объятий здоровенного таксиста.
— Скажи им, что ты пожалуешься британскому консулу. — Ларри пришлось перекрикивать этот шум.
— Дорогой, не говори глупости. — У матери сбилось дыхание. — Просто скажи им, что мы ничего не понимаем.
Марго, тихо закипая, вклинилась в общую массу.
— Мы Англия, — выдала она бурно жестикулирующим таксистам. — Мы не понимать греческий.
— Если этот тип еще раз меня пихнет, он получит от меня в глаз, — буркнул Лесли, наливаясь кровью.
— Ну, ну, дорогой. — Мать тяжело дышала, все еще отбиваясь от водителя, который настойчиво подталкивал ее к своей машине. — Они ведь не желают нам плохого.
И тут всех заставил разом смолкнуть голос, перекрывший этот гвалт, басовитый, громоподобный глас, каким мог бы разговаривать действующий вулкан.
— Эгей! Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык?
Повернув головы, мы увидели старенький «додж», припарковавшийся у обочины, а за рулем — плотно сбитого коротышку с мясистыми ручищами и дубленой скалящейся физиономией, в лихо заломленной набекрень кепке. Он открыл дверцу, выпростался наружу и вразвалочку направился к нам. Потом остановился и с еще более свирепым оскалом обвел взглядом притихших таксистов.
— Они к вам приставать? — спросил он у матери.
— Нет, нет, — не слишком убедительно заверила она. — Просто нам было сложно понять, о чем они говорят.
— Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык, — повторил новенький. — Народ сякой-такой… извините за грубый слово… родная мама продается. Один минут, я их положу на место.
Он обрушил на водителей такой поток греческого красноречия, что буквально размазал их по асфальту. Расстроенные, злые, они махнули на все рукой, спасовав перед этим уникумом, и разбрелись по своим машинам. Проводив их последней и, судя по всему, убийственной тирадой, он снова обратился к нам.
— Куда вы ехать? — почти воинственно спросил он.
— Мадам Даррелл, — заговорил он после некоторого молчания, — я вам показал все, что знал, и вам ничего не подошло. Мадам, какие ваши требования? Чем вас не устроили эти виллы?
Мать с удивлением на него посмотрела.
— Вы что, не обратили внимания? — спросила она. — Ни в одной из них не было ванной комнаты.
Мистер Билер так и выпучил глаза.
— Мадам, — он чуть не взвыл от расстройства, — зачем вам ванная комната? У вас же есть море!
В гостиницу мы возвращались в гробовом молчании.
На следующее утро мать решила, что мы возьмем такси и сами отправимся на поиски. Она не сомневалась, что где-то скрывается вилла с ванной. Мы ее уверенности не разделяли, поэтому к стоянке такси на главной площади она вела несколько разгоряченную группу, занятую выяснением отношений. При виде невинных пассажиров таксисты повысыпали из своих машин и налетели на нас, как стервятники, пытаясь друг друга перекричать. Голоса становились все громче и громче, в глазах горел огонь, кто-то вцеплялся в оппонента, и все скалили зубы. А потом они взялись за нас и, кажется, готовы были растерзать. Вообще-то, это была невиннейшая из возможных свар, но мы еще не успели привыкнуть к греческому темпераменту, и складывалось впечатление, что наша жизнь в опасности.
— Ларри, сделай уже что-нибудь! — пропищала мать, не без труда вырываясь из объятий здоровенного таксиста.
— Скажи им, что ты пожалуешься британскому консулу. — Ларри пришлось перекрикивать этот шум.
— Дорогой, не говори глупости. — У матери сбилось дыхание. — Просто скажи им, что мы ничего не понимаем.
Марго, тихо закипая, вклинилась в общую массу.
— Мы Англия, — выдала она бурно жестикулирующим таксистам. — Мы не понимать греческий.
— Если этот тип еще раз меня пихнет, он получит от меня в глаз, — буркнул Лесли, наливаясь кровью.
— Ну, ну, дорогой. — Мать тяжело дышала, все еще отбиваясь от водителя, который настойчиво подталкивал ее к своей машине. — Они ведь не желают нам плохого.
И тут всех заставил разом смолкнуть голос, перекрывший этот гвалт, басовитый, громоподобный глас, каким мог бы разговаривать действующий вулкан.
— Эгей! Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык?
Повернув головы, мы увидели старенький «додж», припарковавшийся у обочины, а за рулем — плотно сбитого коротышку с мясистыми ручищами и дубленой скалящейся физиономией, в лихо заломленной набекрень кепке. Он открыл дверцу, выпростался наружу и вразвалочку направился к нам. Потом остановился и с еще более свирепым оскалом обвел взглядом притихших таксистов.
— Они к вам приставать? — спросил он у матери.
— Нет, нет, — не слишком убедительно заверила она. — Просто нам было сложно понять, о чем они говорят.
— Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык, — повторил новенький. — Народ сякой-такой… извините за грубый слово… родная мама продается. Один минут, я их положу на место.
Он обрушил на водителей такой поток греческого красноречия, что буквально размазал их по асфальту. Расстроенные, злые, они махнули на все рукой, спасовав перед этим уникумом, и разбрелись по своим машинам. Проводив их последней и, судя по всему, убийственной тирадой, он снова обратился к нам.
— Куда вы ехать? — почти воинственно спросил он.