Дорогой читатель!
Автору данного текста регулярно приходилось отвечать на послания такого приблизительно содержания: «Глубокоуважаемый Кирилл Юрьевич! Мы всем семейством который уж год как читаем забесплатно в сети ваши книжки (за невозможностью купить их в бумажном виде) и испытываем оттого некоторый душевный дискомфорт. Заведите уже себе, Христа ради, какую-нить платежную штуковину, куда бы мы могли заплатить вам электронную денюжку за полученные нами положительные эмоции; а то это как-то неправильно получается!»
Я все эти годы хихикал и отнекивался, а тут вдруг подумал: а какого, собственно, черта? зачем препятствовать людям в преодолении ихнего душевного дискомфорта?
Короче: ежели кто из слушателей пожелает вдруг кинуть монетку в шляпу уличного музыканта — шляпа эта располагается вот тута:
Карточка «Альфа-Банка»: 5559 4925 0053 4584 KIRILL ESKOV
PayPal: aeskova@gmail.com
(Пожалуйста, не забывайте писать в «назначение платежа»: «Дарение».)
Первый (позапрошлогодний) эксперимент с «Америkа: Reload game» дал превосходный результат; продолжаем эксперимент, оцениваем динамику!
По большому счёту мент и писатель — родственные души. (…) И существует ли на свете более трудный жанр, нежели заключение следователя по уголовному делу? Тут, как и в писательском ремесле, главное — достоверность. Стоит дать волю фантазии — утрачивается правдоподобие, если же рабски копировать действительность — исчезает состав преступления.
Настоящий писатель планирует роман как секретную операцию — впрочем, и вошедшие в историю секретные операции планировались как романы.
Кристофер (Кит) Марло сам по себе был одним из ярчайших воплощений великолепной Елизаветинской эпохи — со всеми ее пиратами-культуртрегерами и царедворцами-авантюристами, с заработавшими на полную мощь социальными лифтами и средней продолжительностью жизни, возросшей вдруг до уровня, что будет повторно достигнут лишь к середине XIX века, ну и как итог — с победой над тогдашним мировым гегемоном, Испанией, в режиме «Давид и Голиаф». «Английский поэт, переводчик и драматург-трагик, наиболее выдающийся из предшественников Шекспира, разведчик» (Википедия); «Кристофер Марло: поэт и шпион», как значится в заголовке одной из недавних его биографий.
«Сын башмачника» (на самом деле — мастера цеха сапожников и дубильщиков, это всё-таки мидлкласс) из Кентербери, доучившийся, по именной стипендии, до магистра в аристократическом Кембридже — где и был, по доброй английской традиции, рекрутирован разведслужбой сэра Фрэнсиса Уолсингема. «В английской столице за ним закрепилась репутация курильщика [табакокурение в ту пору проходило по графе „наркомания“ — авт.], распутника, скандалиста, дуэлянта, атеиста [а вот это уже могло потянуть и на „вышку“ — авт.] и содомита»; насколько та репутация соответствовала действительности — вопрос отдельный (и мы к нему еще вернемся), но персонаж по любому был яркий, чего уж там… Яркий до того, что даже смерть этого экстравагантного ренессансного гения — «зарезан в кабацкой драке» во вполне приличествующие истинному поэту 29 лет — смотрится едва ли не естественной:
Означенная «смерть поэта в кабацкой драке» возникла, похоже, в виде слуха, добросовестно зафиксированного в своеобразной «литературной энциклопедии» тех лет «Palladis Tamia» (1598) — «Был зарезан трактирным слугой, приревновавшим его к любовнице»; слуха, перешедшего в результате бесконечных повторений в категорию общеизвестных фактов. И вот историку и шекспироведу Лесли Хотсону (1925) пришла в голову гениальная в своей простоте идея: ведь если там было убийство, то, надо полагать, имело место и какое-никакое следствие; и чем строить умозрительные гипотезы, может для начала поискать в архивах документы того следствия — вдруг они уцелели? Каковые документы он и обнаружил, вполне триумфально, в городском архиве Дептфорда — где они пылились, никем ни разу не востребованные, с того самого июня 1593 года.
Самое интересное — что протокол коронерского расследования, как выяснилось, во многих существенных моментах совпадает с тем, что было описано Уильямом Воэном (William Vaughan) в его изданной по горячим следам «Золотой роще» (1600). То есть кое-кто из современников был вполне «в теме», и Шекспир в пьесе «Как вам это понравится» (1599) весьма прозрачно намекает на действительные обстоятельства гибели Марло — когда пишет о «непонимании», которое иной раз «убивает человека вернее, чем большущий счет в маленькой комнате (it strikes a man more dead than a great reckoning in a little room)».
Так вот, никакого «кабака» и «пьяной драки» (это всё — из статьи о Марло в фундаментальном оксфордском Биографическом словаре 1917 года) там не было и в помине. Была комната семейного пансиона вдовы Элеоноры Булл — тихое, в высшей степени благопристойное заведение. В Лондоне в ту пору как раз приключилась очередная вялотекущая чума, и состоятельные горожане, вслед за королевским двором, эвакуировалась из столицы кто куда мог; в том числе и в Дептфорд, на другой берег Темзы — так что пансион был битком набит «чистой публикой».
Утром 30 мая там объявилась четверка джентльменов, занявших заказанную загодя комнату; провели они там в общей сложности более 9 часов; довольно много съели, а выпили сущую чепуху; по ходу дела выходили прогуляться в сад, играли в триктрак — «игру хитрую, требующую самообладания, смекалки, чистоты духа и ясности мышления» и постоянно вели между собой какие-то тихие разговоры (стенки в пансионе тоненькие, соседям всё слышно).
На десятом часу этого чинного времяпрепровождения джентльмены ни с того ни с сего заспорили — кому платить по счету? Кит Марло («мастер клинка», виртуозно обращавшийся со всякого рода железом), на почве внезапной личной неприязни, набросился на некого Ингрэма Фрайзера (по описаниям — совершеннейшего божьего одуванчика), завладел его кинжалом (ценою 12 пенсов, как пунктуально отмечено в протоколе) и причинил тому легкие телесные в виде двух порезов, по паре дюймов каждый. Перепуганный Фрайзер каким-то чудом перехватил руку дебошира, пытаясь вырвать оружие — а тот возьми да и напорись глазом на собственный кинжал… На этом месте, конечно, подмывает процитировать анекдот: «…И так — семнадцать раз подряд», но там хватило и одного: лезвие прошло сквозь глазницу в мозг, мгновенная смерть, такие дела.
Всё следствие уложилось в полдня; поскольку Фрайзер имел в Дептфорде репутацию человека почтенного и к насилию совершенно не склонного (а Марло — совсем наоборот), коронер, вместе с жюри присяжных, постановил, что дело ясное: законная самооборона. Достукавшегося («Наконец-то!..») скандалиста по быстрому прикопали во дворе местной церкви Св. Николая, не озаботившись даже надгробьем («Торчок, пидор, и вообще — безбожник! Пусть еще спасибо скажет, что хоть в освященной земле!..»), поставив в этом деле точку. На три с половиной, без малого, века.
Для нас же, нынешних, как раз «дело ясное, что дело темное». Русская Википедия глубокомысленно замечает: «В этом деле действительно много странного»; собственно, оно из тех странностей и состоит, что называется, «чуть менее, чем полностью». Вот, к примеру: «В последний день своей жизни Марло обедал в таверне с компанией подозрительных личностей: Инграмом Фризером, Николасом Скирсом и Робертом Пули. Есть основания считать, что эти люди были связаны с секретными службами» (конец цитаты).
С «таверной», кажется, уже разобрались; столь же ошибочно и последнее утверждение: Скерес и Поули (равно как и сам Марло) были не то что как-то там «связаны с секретными службами», а являлись их действующими кадровыми сотрудниками, в чинах (если «на наши деньги») где-то капитанско-майорских. Мало того — они еще и принадлежали к двум разным, на дух друг дружку не переносящим, департаментам! Что же до божьего одуванчика Фрайзера, то это был один из теневых финансовых воротил лондонского дна (если опять «на наши деньги» — крупный мафиозо). Ну и вишенка на торт: почтенная вдова Булл приходилась роднёй самомУ отцу-основателю британской разведслужбы лорду Бёрли, а пансион ее регулярно использовался как перевалочная база для переброски агентов на Континент (плюс еще и для контрабанды — это был личный бизнес Бёрли, как пайщика торговавшей с Московией компании).
Ясно, что такие люди собрались в таком месте не за тем, чтобы скоротать вечерок за выпивкой и триктраком. И да — замочить на такого рода стрелке могут запросто, по множеству причин и поводов, но вот нечаянная пьяная поножовщина между столь серьезными людьми — штука абсолютно невозможная. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», извините.
В этом своем скепсисе мы, мягко говоря, не одиноки. В английской Википедии приведена любопытная сводка: из авторов 10 главных исторических сочинений последних двух десятилетий, где исследован этот вопрос, версию о «спонтанной поножовщине» и «самозащите» поддерживают, да и то с оговорками, лишь двое. Версия эта, напомним, целиком и полностью основана на свидетельских показаниях трех персон, для коих бестрепетное вранье (в том числе и под присягой) просто входило в базовые профессиональные навыки. Разумеется, в науке (даже и в исторической…) истину не устанавливают голосованием, однако счет 8:2 говорит о многом.
Несомненным мейнстримом же (если верить тем подсчетам) по нынешнему времени является версия о преднамеренном и тщательно спланированном убийстве «поэта и шпиона» его коллегами по шпионскому ведомству. Беда, однако, в том, что версия эта (в общем виде вполне логичная) существует в превеликом множестве вариантов, сторонники которых категорически расходятся между собой по ключевому пункту: в определении заказчика и его мотивов; кто только не побывал в том обширном списке — вплоть до самой королевы Елизаветы! Что, мягко говоря, не добавляет этой точке зрения убедительности.
Ну и третья — старая, но вечнозеленая — версия: никакого убийства там не было вовсе, а была его инсценировка. Марло как раз в это время, по несчастной случайности, угодил на помол в жернова британского правосудия, заинтересовав своей яркой персоной аж Тайный совет; опасность над ним нависла вполне себе смертельная, и его могущественные покровители (тут столь же обширный список претендентов — включающий, само собой, и ту же Елизавету) организовали «поэту и шпиону» бегство на Континент — где тот благополучно продолжил служить Англии в обеих своих ипостасях. Публикуя свои стихи и пьесы под именем полуграмотного актеришки Уилла Шакспера — да-да, «Марловианская теория», она самая…
Теория эта в академических кругах считается малоприличной, но — как и любая не совсем уж параноидальная конспирология — весьма популярна среди писателей и журналистов. При этом нынешние «неомарловианцы» (во всяком случае, британские) весьма здраво вывели за скобки «Шекспировский вопрос», полностью сосредоточившись на расследовании инцидента в Дептфордовском пансионе — в чем достигли немалых успехов. Так что мы, со своей стороны, готовы подписаться и под многими вопросами, безответно задаваемыми неомарловианцами своим мейнстримным оппонентам, и даже под некоторыми их промежуточными (подчеркнем это!) выводами.
И вот тут следует сделать одно предуведомление, которое кое-кто может счесть недопустимым для детектива спойлером. Автор считает совершенно невместным для себя ввязываться в обсуждение «Шекспировского вопроса», и постарается держаться от него настолько далеко, насколько это возможно в данных обстоятельствах… Да-да, на этом месте многие лица могут ему, конечно, ехидно припомнить, как в прошлые годы сам он неоднократно развлекал (и ставил в тупик) своих собеседников такой вот гипотезой: «Ладно, допустим что марловианцы правы — тексты Марло и Шекспира написаны одним и тем же человеком. Но почему все так уверены, что это был именно Марло? Почему бы не наоборот: не Марло писал за Шекспира, а Шекспир — за Марло? Талантливый и „нераскрученный“ еще в ту пору автор пишет, по заказу Конторы, пьесы для профессионального разведчика, создавая тому легенду прикрытия»; каковая гипотеза впервые пришла ему в голову (и была тут же вынесена на суд публики) как раз на научно-популярной лекции о Марло и его связях с «Интеллигентной службой»…
Идея эта, кстати, была недавно блестяще реализована в комедийном бибисишном сериале «ВильЯм наш Шекспир — Upstart Crow», удостоившемся похвалы от «Гардиан» как «остроумная инверсия марловианской теории». Единственный минус ее — несоответствие реальности; как сразу же и было отвечено на той самой, давней, лекции: «Да, остроумно и, кажется, никем доселе не придумано. Но только имейте в виду, что Марло и Шекспир — это и вправду два совершенно разных автора: ни литературовед, ни лингвист не перепутают их тексты с той же степенью уверенности, как… вы ведь палеонтолог, да? — ну, как палеонтолог не спутает мезозойские и палеозойские отложения, о-кей?»
Итак — внимание, спойлер! — в «Шекспировском вопросе» мы будем твердо стоять на скушной академической позиции: Шекспир и Марло — это два разных автора; сходство, конечно, есть — ибо ранний Шекспир во многом ориентировался на Марло как на тогдашнего «первого драматурга Англии», а кое в чем ему и прямо подражал — но не более того. (Крайне любопытно, кстати, что самая «марловианская», по стилю и духу, из пьес Шекспира — «Тит Андроник» — была поставлена как раз вскоре после описываемых событий, в январе 1594-го.) «Но есть нюанс».
Как известно, само имя «Шекспир» было впервые обнародовано где-то через пару недель после гибели Марло: в уже отпечатанную анонимную пьесу «Венера и Адонис» срочно вставили новый титульный лист — с именем автора. И отвергать с порога всякую связь между этими событиями, категорически настаивая на чисто случайном совпадении их во времени, кажется нам (со стороны…) непозволительным для исследователя предубеждением. Это как-то… неспортивно, во!
Прежде чем двигаться дальше по тропинке, протоптанной леди Агатой и разведчиком-отставником Ле Карре, нам кажется полезным дать историческую справку: что, собственно, представляла собой в описываемое время «Интеллигентная Служба» Ее Величества.
Сэра Фрэнсиса Уолсингема часто и, в общем, справедливо величают «создателем первой секретной службы современного образца». Хотя формально у истоков Организации некогда стоял бессменный первый министр Елизаветы Уильям Сесил, 1-й барон Бёрли, но по настоящему отладил тот механизм (а во многом благодаря его безупречной работе Англии и удалось выстоять в затяжной войне с бесконечно превосходившей ее по всем ресурсам Испанской империей) именно Уолсингем. После его смерти в 1590 году, вызвавшей ликование в Испании, Бёрли так и не удалось взять под полный контроль свое когдатошнее детище: оно распалось на две конкурирующие Конторы, в которых мы без труда опознали бы прообразы современных МИ-6 (разведка) и МИ-5 (контрразведка). За Бёрли осталась «МИ-6», а вот «МИ-5» отошла в ведение его главного врага при дворе, молодого фаворита Елизаветы графа Эссекса.
Не то чтоб такую схему организации спецслужб кто-то мудро спланировал заранее — просто при довольно хаотичной дележке «Уолсингемова наследства» Эссекс сразу прибрал к рукам структуры внутренней безопасности (первой задачей которых тогда было предотвращение покушений на «королеву-еретичку», за голову которой Папа Римский посулил гринкарту в рай), а Бёрли достались лишь заграничные резидентуры с системой курьерской «правительственной связи». Нити от всех этих покушений и «пороховых заговоров» обыкновенно тянулись на Континент, где окопалась непримиримая католическая эмиграция, и потому работа против тамошних «эмигрантских центров» велась как по линии «МИ-5», так и по линии «МИ-6»; ну а поскольку агенты их были, естественно, законспирированы и друг от дружки тоже, между Службами периодически приключался «дружественный огонь», причем довольно меткий… Что, как легко догадаться, не улучшало отношений.
Непосредственно руководить «МИ-6» Бёрли (у которого хватало и других государственных дел) поставил своего сына Роберта Сесила — и, надо полагать, не имел случая пожалеть о своем выборе. Горбун-трудоголик, интриган-шахматист, злодей с невероятной харизмой — утверждают, что Шекспир (будучи сам связан с противной, эссексовской, придворной партией) именно с него срисовал своего Ричарда Третьего… Если и вправду так, то нынешнее включение его «анти-стратфордианцами» в лонг-лист претендентов на звание «истинного автора приписываемых Шекспиру текстов» смотрится превосходной шуткой Клио.
Подстать ему (по части колоритности) был и оппонент, шеф эссексовской «МИ-5» сэр Энтони Бэкон (брат царедворца и философа Фрэнсиса Бэкона, того самого, который «Знание — сила»). Собственный опыт полевой работы в разведке у него оказался так себе: Уолсингем послал его резидентом во Францию, на вполне союзную гугенотскую территорию — так он даже там умудрился нарваться на глупейшую гомо-педофильскую подставу, едва не угодив на костер, и вытаскивать его из того эпик-фейла пришлось самолично Генриху Наваррскому. Аналитиком и администратором, однако, он показал себя отменным — и в этих качествах был весьма ценим сэром Фрэнсисом. Утверждают, будто при расследовании нелепого мятежа его патрона Эссекса в 1601 году в защиту Бэкона (а он и вправду был там не при делах) прозвучало: «Ваше Величество, если бы действия заговорщиков планировал и координировал он — мятеж не стал бы такой клоунадой, и мы с вами так легко бы не отделались!»; аргумент сработал — оправдали…
Переходя «от персоналий к институтам», напомним два вполне революционных принципа, на которых строил работу своей Службы сэр Фрэнсис: во-первых — «Порядок бьет класс», а во-вторых — «Информация обязана быть своевременной». Если ценнейшие сведенья, добывая которые вы «раздали тридцать килограммов золота и потеряли четверых агентов», опоздали к дедлайну — сиречь к моменту принятия военного или политического решения — их можно спокойно выкидывать в мусорную корзину. (Вспомним тут хоть соответствующий эпизод из финала «По ком звонит колокол», хоть реальную историю времен Первой мировой войны с Вегелем — агентом «Сюртэ» в германском Генштабе: информация-то от него шла превосходная, но вот воспользоваться ей при разработке собственных операций французский Генштаб так ни разу и не успел.) Откуда встает во весь рост проблема бесперебойной связи.
Как учит нас в своем производственном романе некий беглый советский разведчик: «Девяносто процентов провалов в разведке — это провалы на связи. Связь бывает личная и безличная. Горят и на той, и на другой». Так вот, Уолсингему удалось отстроить систему связи с удивительно удачным балансом противоречивых качеств: «скорости прохождения сигнала» и его «защищенности»; «адаптивный компромисс» в теории эволюции — как раз про то самое. Называлась она скромно — «Курьерская служба», но на ней не экономили; там не только начинали карьеру едва ли не все сотрудники сэра Фрэнсиса, но иной раз и заканчивали — в совсем ином, понятно, статусе.
А как именно это всё было упорядочено — с тем, чтобы «Порядок бил класс» — хорошо описано вот тут:
«По структуре тогдашняя секретная служба сильно отличалась от нынешних аналогичных учреждений. (Я говорю не о „глазах и ушах“ на местах, о госкурьерах и дипломатах, т. е. гражданах, которые занимались темными делами в дополнение к основной профессии, а о собственно разведчиках.) Так вот. Внизу было дно — шпана, шушера, провокаторы, доносчики, распространители слухов. Их было очень много. Их использовали и выбрасывали по мере надобности. Почти ничего не платили, часто просто брали на испуг.
Техническим обеспечением — просеиванием информации, подготовкой операций, кодами и шифрами, бухгалтерией — занимались чиновники: государственные служащие с опытом административной работы, привлеченные или переведенные из других ведомств. Многие из них „расцветали“ на новом поприще — так, правой рукой Уолсингема был бывший счетовод Томас Фелиппс.
Контролерами, ведущими операций [case officers — авт.], „хозяевами“ резидентур были джентльмены, как правило, чьи-то родственники — это был такой же способ делать карьеру, как армия или флот; к тому же, со временем из разведки можно было перебраться на приличную собственно придворную должность. Работа в разведке давала связи, опыт, знания, очень приличные деньги. И брали в Intelligence с большим разбором. (Классический пример такого джентльмена — сэр Томас Уолсингем, дальний родственник и доверенное лицо Госсекретаря сэра Фрэнсиса, друг, покровитель и некоторое время непосредственный начальник Марло. После смерти Уолсингема-старшего вышел из дела.)
И последняя группа. Самая маленькая. Оперативники. Те, кого посылают за информацией. Те, кто возвращается с информацией. Те, про кого точно известно, что они принесут добычу домой, нигде не останавливаясь по дороге. Это очень высокое доверие, очень большие деньги, очень опасная работа и никакой защиты в случае провала. Состав исключительно пестрый: от старого дворянства, вроде Николаса Трогмортона, до сыновей торговцев и ремесленников — вроде Кита Марло. Но были и некоторые объединяющие черты: высшее образование (как правило, юридическое или гуманитарное), независимые (от разведки) средства к существованию (тот же Марло зарабатывал очень прилично), про умственные способности и не говорю. Их мало — в обеих соперничающих службах едва насчитываешь три десятка. Они на вес золота» (конец цитаты).
Так вот, именно к этой, последней, категории, элите «Интеллигентной службы», и принадлежала компания джентльменов, учинивших в Дептфордском пансионе ту пьяную драку из-за копеечного счета; смешно, не правда ли?..
Как известно, Англия — кошмарная страна: в ней не пропадает ни один документ, и Папаше Мюллеру с его бессмертным: «Страшная штука эти архивы!» жилось бы там крайне неуютно. То есть на бумагу там, как и везде, попадает не всё, но уж если попало — можно быть уверенным, что бумажку ту не спалят при очередной чистке архивов в ходе «трансфера власти» от Дракона к Бургомистру, или при гос-необходимости обосновать, что «Океания всегда воевала с Остазией»… Так вот, принадлежность Марло к Конторе чисто случайно выплыла наружу в процессе разбора скучнейших «входящих-исходящих» в архивах Кембриджа.
С 1584 года Марло, к тому времени уже бакалавр, взял в привычку исчезать — то на недели, а то и на месяцы — безо всяких объяснений и в нарушение университетских регламентов. В конце концов терпение университетского начальства лопнуло, и оно постановило, так сказать, «отчислить аспиранта Марло за систематические прогулы, без допуска к защите». После чего в Кембридже получили письмо из Тайного совета от 29 июня 1587 (ну, это вроде как в ректорат МГУ позвонили бы из Политбюро ЦК КПСС насчет некоего аспиранта…) — каковое письмо и обнаружилось в архиве, благо никаких «сов-секретно, по прочтении уничтожить» на нем не значилось. Тайный совет сообщал, что означенный бакалавр отсутствовал на занятиях по уважительной причине: он в это время «сослужил Ее Величеству добрую службу, достойную награды», и Королева не в восхищении от того, что человек, трудившийся на благо Родины, может огрести на этом деле неприятностей («Because it was not her Majesties pleasure that anie one emploied as he had been in matters touching the benefitt of his Countrie should be defamed»). На чем вопрос о недопуске к защите, естественно, был исчерпан.