— Здравствуйте, Огюст-Эжен, — наконец, промолвила она. — Я ведь так и не успела вас поблагодарить. Если бы не вы…
Лефевр спросил себя, можно ли взять ее за руку — теперь, когда Алита стала невестой принца. Подумал и взял. Алита не отстранилась.
— Пустяки, — сказал он со всей возможной небрежностью. — Это моя работа, спасать девушек от чудовищ. Как вы, Алита?
В карих глазах мелькнуло что-то далекое и грустное.
— Мне надо с вами поговорить, Огюст-Эжен, — сказала она. — Принц Рекиген сделал мне предложение. И я согласилась.
Лефевр прекрасно знал, что Алита не ответит принцу отказом, но услышанная новость все равно оказалась для него ударом. Одно дело строить догадки, другое — столкнуться самому. Он мог понять Алиту: муж каждый день говорил ей, что она дура, которую никто и никогда не полюбит, а тут целый принц замуж зовет.
— Я могу вас только поздравить, — сухо проговорил Лефевр. Держать руку Алиты в своей лапище было уже неловко, но он никак не мог заставить себя выпустить ее. — Насколько я знаю, его высочество Рекиген неплохой человек. Думаю, он сможет сделать вас счастливой.
Алита смотрела на него так, словно он подал ей жабу вместо пирожного. Лефевр подумал, что не понимает женщин. Вообще не понимает.
— Вы действительно так считаете? — спросила она. Холода в ее голосе хватило бы на все морозильные погреба столицы. Лефевр выпустил ее руку, и Алита опустилась на диван и произнесла: — Вы уверены?
Лефевр отошел к книжному шкафу и прислушался. В соседней комнате кто-то настойчиво возил по стене стаканом, пытаясь подслушать происходящее в кабинете. Должно быть, Луиз.
— Хотите правду? — спросил он, не оборачиваясь к Алите. Он не понимал, что за чувство, горькое и знобящее, растет в нем, но точно знал, что не может его удержать. — Не знаю, как в вашем мире, а в нашем принцы берут в жены ровню. Они женятся на принцессах соседних государств или на местных герцогинях, если принцесс не осталось. Но за всю историю ни один из них не взял в жены девку из публичного дома.
Он услышал, как зашуршало платье: Алита поднялась с дивана и подошла. Лефевр вдруг почувствовал запах ее духов, легкий и сладкий.
— Посмотрите на меня, Огюст-Эжен, — потребовала она. — Раз уж говорите правду, то говорите ее мне в лицо.
Лефевр повернулся к Алите и тотчас же получил пощечину: крепкую, звонкую, от всей души. Алита смотрела на него и едва сдерживала слезы. Ее губы и кончик носа дрожали.
— Вот кем ты меня считаешь, — негромко сказала она, и первая слезинка все-таки сорвалась с острых темных ресниц. — Девкой из публичного дома.
Лефевр потер щеку и вдруг понял, что сейчас возьмет Алиту за плечи и как следует встряхнет, чтобы выбить дурь из головы.
— Да тебя вся Суза считает девкой из публичного дома, — произнес он, взяв себя левой рукой за правое запястье, чтобы не вцепиться в девушку. — Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь ровней людям из высшего света, хоть принцессой стань, хоть королевой. Не бывает тут прыжков из дерьма в повидло. И Рекиген это прекрасно понимает. Ты нужна ему для каких-то иных целей. Я не знаю, для каких, но мне они уже не нравятся.
Алита молчала и смотрела так, что Лефевр готов был провалиться сквозь землю. Ей было больно. Невероятно больно. Лефевр понимал, что делает с ее чувствами в эту минуту: старательно подтверждает слова Никитоса о том, что Алита не достойна ничего хорошего. Она не слышит предупреждения — она слышит только то, что ее считают ничтожеством.
— Ты ревнуешь, — промолвила Алита, отведя взгляд. — Ревнуешь, только и всего.
Лефевр усмехнулся.
— Да, ревную, — признался он и удивился тому, насколько легко у него это получилось. — Но дело не в этом, Алита. Дело в том, что ты смогла спастись от одного душегуба и можешь попасть в ловушку второго. И мне за тебя страшно.
Лицо Алиты стало похоже на маску горя — некрасивую, смятую маску.
— И что ты предлагаешь? — спросила она. Лефевр прекрасно понимал, что он может предложить хоть луну с неба — это не поможет.
— Откажись, — все-таки произнес он. — Ну не бывает такой любви, чтобы после единственного свидания так кидаться на человека. Пусть Рекиген выберет кого-то еще, чтобы столкнуть в пропасть.
Алита кивнула — не соглашаясь, просто принимая его слова.
— Я тогда просто использовала тебя, Огюст-Эжен, — негромко, но отчетливо промолвила девушка, не глядя на Лефевра. — После того видения в Блюдце мне нужно было понравиться хоть кому-то. Поднять самооценку. Она у меня и так неведомо, в какой яме. Извини.
Это было похоже на дуэль. Алита сейчас отбивала удар: ей сделали больно — и она тоже хотела причинить боль. Вот только она не знала, что никакой дуэли не было. Лефевр не хотел ее ранить.
— Я знаю, — откликнулся он, пытаясь собраться с силами и превозмочь собственную муку. — Это сейчас не имеет значения, Алита. Важно то, что принц сделает тебя пешкой, а ты даже правил игры не узнаешь. Просто потому, что захотела утереть нос бывшему мужу. Дескать, гляди, Никитос. Ты меня обезьяной звал, а меня принцы в жены берут, — Лефевр неожиданно обнаружил, что как-то сразу и окончательно утратил самообладание и уже почти кричит. — Только Никитос будет твою подружку валять и ни о чем не узнает.
Он понял, что попал в яблочко и поразил Алиту в самую глубину души, когда она вдруг вскинула руки к груди, словно пыталась молиться или закрыться от него. Ее взгляд был настолько жалобным и несчастным, что Лефевр замолчал и осторожно прикоснулся к ее судорожно стиснутым рукам. Алита содрогнулась всем телом, но не отстранилась от него; Лефевр помедлил и обнял девушку, прижал к себе так, словно хотел закрыть собой от всего мира и самого себя в первую очередь.
— Прости меня, — выдохнул он в ее рыжие локоны. — Прости, я не должен был этого говорить.
Алита была напряжена настолько, что Лефевру показалось, будто он держит восковую куклу. Слова, которые они сейчас наговорили друг другу, висели в кабинете горьким серым дымом, и Лефевр знал, что никакая сила не сможет вернуть того, что они только что разрушили.
— Ты прав, — негромко откликнулась Алита. — Только больше ничего не говори.
— Алита…
— Молчи, Огюст-Эжен. Господа ради, молчи.
Так они стояли несколько долгих минут, а потом Алита повела плечами, освобождаясь из рук Лефевра, и направилась к двери, глядя вниз и не обращая внимания на то, что слезы полились еще сильнее. Она никогда настолько остро не понимала, что все кончено.
А на следующее утро Лефевр получил письмо из государевой канцелярии: принц Рекиген приглашал его стать своим шафером. И вот теперь это было действительно — все.
— Ну, рассказывайте, миледи. Кто вы, что вы.
Его величество Ахонсо удостоил Алиту персональной аудиенции в той части оранжереи, где выращивали белые розы — те самые крупные растрепанные розы сорта «Фаола», которые красовались на каждом изображении Богоматери и означали чистоту и непорочность. Личный помощник государя, проводивший Алиту к месту аудиенции, отдал ей короткий поклон и скрылся. Ахонсо сидел на скамейке и доброжелательно, но пристально рассматривал девушку. Хоть убей, он ничем не напоминал великого государя, который в молодости выиграл две мировые войны и поднял страну из руин и пепла к нынешним высотам. Седой, высокий, наполненный каким-то невероятным спокойствием, он был похож на деда, который ждет внука с уроков: обнаружив это, Алита сразу же перестала волноваться и выпустила цепочку пояса, которую нервно крутила до этого.
— Не стоит так беспокоиться, — заметил Ахонсо и похлопал по скамейке сухой желтоватой ладонью. — Садитесь-ка, и поговорим по-простому, по семейному.
Алита послушно опустилась на скамью и спросила:
— А с чего начать?
Ахонсо ободряюще улыбнулся.
— Для начала расскажите, откуда вы. Когда Рекиген прибежал ко мне и выпросил разрешение жениться, моя служба безопасности сразу же взялась за работу. И не обнаружила в Сузе семей с фамилией Росса. Ни дворянских, ни мещанских, никаких. А ваша официальная история начинается с отчета милорда Лефевра по делу Ятти Яаппи, в котором вы принимали самое непосредственное участие. Только говорите правду, я всегда вижу, когда человек темнит.
Алита смущенно развела руками.