− Угу. Вечером. Черт бы его драл, этот Знак, – такое мне устроил! Стою в лаборатории, дозу отмеряю, и тут он. На стене и на руке. В общем, рука дрогнула. Теперь моей хибаре нужен капремонт.
У подъезда и впрямь ждало такси, причем шофер – не под действием магии, я могла бы поклясться.
− Ты что, нитроглицерин варил? – шепотом удивилась я, впихиваясь на заднее сидение.
− Да нет, эликсир один... давно над ним работаю.
Не хочешь говорить – не надо. Больше я ничего не спрашивала, да и он тоже.
Нет, не могу я нормально с этим темным общаться. Вот съедим вместе пуд соли – если успеем, конечно, – тогда посмотрим.
Ехать нам оказалось по пустынным в четыре ночи улицам не слишком долго, а выходить пришлось на Исаакиевской площали.
− Здесь, что ли? – недоверчиво хмыкнула я.
Алхимик кивком указал на собор. Шофер посмотрел на нас грустно («Туристы, небось, − сказали его восточные глаза»), и укатил, оглядываясь через плечо.
− В музей по ночному времени? – усомнилась я. Веслав только плечами пожал. Никакого удивления он не проявил. – А что ж не на крыше?
− На крыше? Что за дурь, почему на крыше?
Я пожала плечами. Да так… стереотип. Пережитки попсовой культуры. Если портал – то на крыше, если ведьмак – обязательно дерзкий, мрачный, с мужественным лицом и в балахоне. А вот чтоб с характером четвертого энергоблока – не хотите?
На площади и у самого собора было довольно людно по ночному времени. Или нет, не людно. Похоже, единственным человеком в окрестностях был таксист, который только что унесся.
Стихийники.
Темные и светлые. По парам. От уровней рябило в глазах: подмастерья, мастера, магистры, два раза промелькнуло что-то вроде профессора. Низшего уровня ученичества, который у нас зовется «ясельной группой» (и к которому я пока что отношусь), не было. Серьезное оцепление.
Светлые со мной здоровались, темные приветствовали короткими кивками и насмешливыми взглядами – мол, ну-ну. Вот с Веславом не здоровался никто. Раз-другой ему кивнул кто-то из темных, и то ученики. Магистры и профессора глядели на него молча и пристально, и, как мне показалось почему-то, – нехорошо. Про наших и говорить нечего: глазами б сожрали, если бы могли. Особенно отличился Андрий, уже возле входа в собор: сперва бросил мне укоризненный взгляд – немое порицание за утренний обман − потом выдвинулся вперед, ткнул Веславу пальцем в грудь и выдал:
− Имей в виду, темный! Если ты посмеешь ее предать…
Мне захотелось провалиться в древний фундамент собора. Ну, вот! Так и составляется мнение, что адепты «стихий жизни» – все наивные дурачки.
− Палец в сторону! – тут же ощетинился Веслав. – Или умрешь раньше, чем успеешь вякнуть еще глупость.
− Думаешь напугать?
− Я? Нашел идиота. Да мне и по должности сразу травить положено…
Мне еще предстояло узнать, что это святая правда и что кодекс должности Веслав старается блюсти очень-очень. Ну, а пока я просто проскользнула мимо окаменевшего стихийника в зал собора.
Он был освещен совсем неярно – и оттого создавалось ощущение, что входишь в каменный, причудливо изрисованный грот. Рассеянный свет поигрывал на золоте высоких алтарных врат, скупо выхватывал богатства храма: розовый, белый, желтый, бордовый мрамор, малахит, лазурит. И смотрели лики с мозаичных полотен, и парил купол – тот самый, с Богородицей, с росписью Брюллова, и…
И прямо под куполом стояла она – неуместная среди пышного убранства, каменная, грубая и простая, знаки стихий выбиты на камне.
Арка.
Возле Арки с умными лицами застыли Игнатский и дамочка в скучном сером костюме и с высокой прической.
− Призывники, − сказала она, разворачиваясь в нашу сторону.
Макаренко, глава противоположного отдела, а кого еще можно было ожидать.
− Здрасте, − промямлила я. На меня тут же нацелились наукообразными прямоугольными очками, и я почувствовала себя проштрафившейся ученицей. Ходили, ходили слухи о родстве легендарной главы Темного отдела с не менее легендарным советским педагогом…
− Ты, значит, Ольга. Вода, ученик… − тут Макаренко повернулась к Игнатскому. – Даже не знаю насчет уровня.
С Веславом она не поздоровалась и вообще вела себя с тем оттенком неприязни, который я уже успела заметить у темных по отношению к нему. Потому вводила в курс дела вроде бы только меня.
– В целом положение таково: Арка проявилась здесь около часа назад. Пока что закрыта, но остальные призывники могут явиться с минуты на минуту. Мы вас оставим: в конечном счете, работать с ними будете вы, так что налаживайте знакомство. Наша задача на данный момент – обеспечить вам изоляцию от внешнего мира, то есть, от людей. А также вывести вас с призывниками из собора,если они прибудут днем.
− Если – что? – вмешалась я. – То есть, неизвестно, когда они появятся?
− СМСок из других миров мы не получали, − холодно проинформировала меня Макаренко. – Раз Арка здесь – значит, появятся. Сидите и ждите.
− Да, и если что – кричите, − обнадеживающе вставил Игнатский. – Мы… вроде как, неподалеку будем…
От какой-то колонны отделилась тень, подошла поближе и заговорила с запинками:
− С-со стороны ф-фасада – г-группа людей с ф-фотоаппаратами. Все в состоянии…
Макаренко досадливо махнула рукой.
− Начинается. Ладно, ждите, − и удалилась бок о бок с Игнатским, и говорили они негромко, но до меня все же долетела одна фраза: «Девочку жаль».
За мэтрами, пугливо оглядываясь, вприпрыжку пустилось похожее на тень создание.
− Это кто такая? – опознала я свою давешнюю знакомую из коридора Отдела.
− Это? А-а, личный секретарь Макаренко. Как ее… Зося… Зоя… Зина… неважно. Не смотри, что пугливая, везде пролезет. Черт, хоть бы стулья поставили!
Я огляделась и заметила, что стульев правда нет никаких. То есть, они должны были быть – в соборе, вообще-то, и гиды, и смотрители, и церковная лавка, и сувенирные точки… А вот почему-то не было: Макаренко, что ли, озаботилась?
Мы должны были коротать ночь на полу собора.