— Карманного фонарика! Карманного фонарика! — возмутился мистер Баттеркап, который развесил в ресторанном зале электрические гирлянды.
— Еще бы! Карманный фонарик, растяпа!
Новый голос вмешался в разговор, голос начальника вокзала.
— Алло! Алло! Телефонная связь прекращается. Вокзальная контора и телеграф закрываются.
— Он собирается отключить электричество, — возмутился мистер Баттеркап.
— А мне все равно, — проворчал железнодорожник. — Здесь нет ночной службы, к тому же вокзал освещается ацетиленовыми лампами. Я тоже отключаю.
Мистер Баттеркап лишился части флегматичного достоинства хозяина гостиницы и сравнил обоих собеседников с некими предметами сангигиены.
— Сэ-э-эр, — завопил начальник вокзала, — вы оскорбляете чиновника, вы, торговец горячей воды!
— Водная тварь! Соленая треска! Червяк для наживки! — разозлился электрик, который по воскресеньям отдавал все время рыбалке.
Обширный словарь грязных ругательств еще некоторое время несся по проводам, потом оба служащих в унисон пожелали мистеру Баттеркапу поскорее убраться с морского курорта в Лондон или в ад, если не хочет, чтобы на его белых фланелевых брюках остались грязные следы ботинок солидных размеров.
Несчастный владелец гостиницы услышал еще, как электрик предложил железнодорожнику разогреть паровозный котел, потом захватить его за компанию, чтобы подходящими инструментами искромсать этого каналью-хозяина, а начальник вокзала выразил сожаление, что не имеет подходящих инструментов. Затем оба сотоварища договорились встретиться в любимом кабачке, где подают чудесный эль, отличное виски и вкусную жареную рыбу.
Мистер Баттеркап взял пару зеленых стеариновых свечей, торчащих в подсвечниках пианино, сотворил из бутылки из-под лимонада подсвечник и печально нацедил себе стакан виски.
Бледно-жемчужные всплески сорвались с последних лучиков света на западе.
Склоны дюн и остатки тумана тьма использовала для возведения в воздухе величественных храмов.
Пламя свечи колыхалось из стороны в сторону, погружая в опасную тень самые далекие уголки холла.
И вдруг кто-то толкнул дверь и со вздохом уселся в одно из плетеных кресел.
Мистер Баттеркап недоверчиво глянул на посетителя.
В глубине души он принял человека за одну из теней, бесцеремонно скользящих в пустом холле, но новый унылый вздох, доказал, что кресло действительно занял человек.
Свеча позволила ему рассмотреть гостя, только когда он оказался в двух шагах от него.
— Мистер Винджери! — воскликнул с облегчением хозяин гостиницы. — Вот так сюрприз!
Он забыл свой грубый язык, вновь превратившись в учтивого владельца гостиницы.
— Я видел, как вы бежали к вокзалу.
— Опоздал на поезд, — задыхаясь, ответил гость.
— Но вы здорово бежали. Боже, вам все еще не хватает дыхания.
— Грудь, — выдохнул человек, — очень слабая… больные легкие… хотел уехать… снег.
— Опять! Уверяю вас, снега не будет!
Вместо ответа мистер Винджери протянул прозрачную руку к потемневшим окнам, и хозяин гостиницы увидел мелкие хлопья снега, мелькавшие в вечернем воздухе.
— Ба! — пробормотал он. — Ба! Ну и что?
— Плохо для меня, — пожаловался гость.
— Я отведу вас домой, — сжалился мистер Баттеркап.
Мужчина покачал головой.
— Бесполезно. Вилла пуста и заперта. Останусь здесь, если у вас есть комната и немного горячего чая.
— А как же! — поспешил любезно ответить мистер Баттеркап. — Будете ужинать? Осталась холодная говядина, рыбные консервы и сыр…
— Спасибо, горячего чая с парой капелек выдержанного рома, если позволите.
— Вы мне составите компанию, — сказал мистер Баттеркап, пребывая в отличном настроении. — Представьте, я остался в полном одиночестве на всем курорте. Все уехали. Вы были последним. Октябрьская ночь. Не с кем поговорить, а в сотне шагов ревет море, да крики диких гусей — вот и все живые голоса вокруг вас. Худшее наказание для почтенного человека.
Но гость оставался столь же холодным, как и наступившая ночь. Мистер Баттеркап с ужасом увидел, как краснеет носовой платок от обильной слюны, хотя 6 слабом свете свечи кровь казалась черной и выглядела еще отвратительней.
Пожелав со стоном доброй ночи, мистер Винджери поднялся в номер, захватив с собой вторую витую свечу, которая дрожала в его руке, словно гость был пьян.
Мистер Баттеркап остался один перед пламенем, которое уже добралось до горлышка бутылки. Виски показалась ему горьким, и он допил его большими глотками, даже не ощущая вкуса. Изредка он бросал яростные взгляды на плетеную скамейку, где, как ему казалось, сидел начальник вокзала.
Но кресло было пустым, ломаные тени раздражали — только дрожащий отсвет снега немого разгонял тьму.
Когда мистер Баттеркап проснулся, по его коже неизвестно почему бежали мурашки ужаса.
Однако ночь была тихой, а лунный свет играл на мягком снегу.
Засыпая, он проворчал от недовольства, что слышит гулкий кашель мистера Винджери, сейчас ничего слышно не было.
— Он спит, — сказал он сам себе, но не мог объяснить себе, почему неведомый инстинкт заставил его сжаться в комок и укрыться в теплом убежище одеяла.
Вечер с его шествиями теней должен был показаться ему более враждебным, чем эта бесшумная и совершенно светлая ночь. Мистер Баттеркап не боялся ночи, но голоском более тонким, чем волос ребенка, он жалобно простонал: