Ей не хочется даже смеяться по этому поводу, — убеждала она себя. — Она должна просто выкинуть все это из головы. Витасу де Мендосе нет места в ее мыслях, или, точнее, не должно быть. У нее слишком много других поводов для беспокойства. Во-первых, она понятия не имеет, как чувствует себя ее дед. То улучшение его состояния, что наступило перед ее отъездом, могло быть и временным.
Какой нелепой казалась теперь мысль о том, как раньше она представляла, что к этому времени уже будет вместе с Марком возвращаться в Лондон. И где-то в глубине сознания к ней без конца возвращалась мысль, что вся эта поездка — большая глупость, что здравый смысл все-таки победил и Марк, должно быть, выкинул из головы эту идею с Шахтой Дьявола. Вполне возможно, что он сейчас за тысячи миль отсюда, когда ее заживо едят насекомые, и до смерти пугает каждый шорох кустов. “Говорят, что мир театра похож на джунгли, но, по всей вероятности, те, кто так говорит, не испытали на себе, что такое настоящие джунгли”, — горько подумала она.
Вдруг Рэчел поняла, что уже поздно. Прохладнее не стало, но солнце опустилось над деревьями. Она снова стала оглядываться в поисках признаков жилья — кофейной или банановой плантации, хотя бы лесной хижины — но ничего похожего не было. Лес и днем казался жутковатым. Если стемнеет раньше, чем они доберутся до места ночлега, она просто сойдет с ума.
Издалека донесся знакомый звук — плеск воды. Ее усталое тело напряглось в ожидании, и она наклонилась в седле, пытаясь проникнуть взглядом сквозь кустарник туда, откуда доносился шум. Карлос повернулся к ней и крикнул что-то через плечо — это были первые слова, произнесенные им за несколько часов. Но смысл сказанного до нее не дошел. Однако она подняла руку в ответ и увидела, что он заставил лошадь идти быстрее, явно удовлетворенный. “Может быть, он сказал, что ночлег близко”, — с надеждой подумала она. Больше всего ей сейчас хотелось напиться и умыться, а после этого она готова была даже поесть консервов и рисового пудинга. “А, может, мне даже предложат что-нибудь более аппетитное”, — с надеждой сказала она себе, сжимая пятками бока лошади.
Деревья поредели, и ее настроение сразу улучшилось. Лошадь тоже, точно обрадованная, пошла быстрее, предчувствуя скорый отдых.
Тем больше было разочарование Рэчел, когда, выехав на поляну, она обнаружила, что они находятся на берегу реки, воды которой были грязновато-коричневого цвета и неслись довольно быстро. И это было все, что она увидела — ни крыши, ни дымка, ни даже полуразвалившейся лачуги. Рэчел огляделась и заметила, что Карлос уже спешился и расседлывает лошадь.
Она медленно подъехала к нему.
— Что это за место? — потребовала она ответа.
Карлос только пожал плечами.
— Просто место, сеньорита, — сказал он, явно стараясь ее успокоить. — Скоро стемнеет, поэтому мы остановимся здесь.
— Здесь? — совершенно откровенно ужаснулась Рэчел: она и не собиралась скрывать свои чувства. — Но ты же сказал, что будут специальные сторожки. А здесь ничего нет!
Круглое лицо Карлоса вдруг стало не таким добродушным.
— Такие места есть, но добираться до них слишком долго. Нам надо еще развести костер — стемнеет совсем скоро. Сегодня мы будем спать в палатке, которую я взял с собой.
— В палатке? — беспомощно повторила Рэчел. В их разговоре не упоминалось ничего о палатке. И к тому же она не могла быть большой, если поместилась в одну из седельных сумок Карлоса.
Ее охватило неприятное чувство при мысли о том, что ей придется спать в одной палатке — какой бы величины она ни была — с Карлосом да еще в совершенно диком месте.
Она облизнула губы.
— И все же я предпочитаю ехать дальше, — сказала она настойчиво. — Это место, по-моему, слишком дико для ночевки.
Карлос хмуро посмотрел на нее.
— Плохо, сеньорита, до ближайшей стоянки очень далеко. Мы добрались бы до нее только к утру.
Сердце Рэчел упало, но на выручку ей пришла актерская выучка, и она смогла заставить себя принять безразличный вид. Ей вдруг почему-то показалось важным, чтобы Карлос не заметил ее тревоги. Кроме того, — уверяла она себя, — она просто снова дает волю воображению. Все это из-за суровости леса, окружавшего их, и приближающейся ночи, а с ней темноты. Да еще это зловещее кружение коричневой речной воды! Все это действовало ей на нервы. Карлос просто безобидный человечек, не рассчитавший времени, вот и все. Может быть, ей следовало еще в Асунсьоне дать ему понять, что она настроена против ночевок на природе. Если бы их отъезд не был столь поспешным, — по ее собственному настоянию, — они успели бы договориться обо всех этих подробностях. Но ее нетерпение отыскать Марка подвело ее.
Как бы почувствовав ее нерешительность, Карлос сказал заискивающе:
— Это хорошее место, сеньорита. Лучше нам остаться здесь. Я разожгу костер. — Улыбка его стала умоляющей. — Вы можете забрать себе палатку, сеньорита.
Рэчел прикусила губу. Казалось, он совершенно точно определил главную причину ее сомнений и тем самым заставил ее выглядеть дурочкой. Она чуть пожала плечами и соскользнула с седла.
Карлос одержал слово. Палатка, когда она была установлена, оказалась совсем маленькой. А скоро уже и костер загорелся, и закипела вода в жестянке над ним.
Солнце теперь уже почти совсем закатилось, оставив за собой сверкающий след. Воздух наполнился прохладой, и Рэчел была рада накинуть на плечи одеяло, переданное ей Карлосом, когда она уже начала пить кофе.
В костре потрескивали горящие ветки, а пламя оказывало на нее усыпляющее действие, и ее веки начали тяжелеть. Рэчел заставила себя очнуться, напоминая себе, что надо бы, по крайней мере, помочь ему приготовить ужин. И еще следует выяснить у Карлоса, где именно они находятся, и сколько еще времени займет у них эта прямая, но одинокая дорога до Диабло. Если бы только она не так отчаянно устала! Она просто не привыкла бывать так подолгу на свежем воздухе. Тепличный цветок, — укоряла она себя.
Ей так хотелось с кем-нибудь поделиться сегодняшними впечатлениями — чувством восхищения, захватившим ее, когда она смотрела на высокие пики, покрытые снегом и поднимающиеся выше облаков, очарованием великолепного заката. Хотелось поделиться своими страхами перед окружающим лесом. Она могла бы сделать из всего этого довольно занимательную историю, — решила Рэчел, но рассказывать об этом Карлосу было бы пустой тратой времени. Она усмехнулась, представив себе, с каким недоумением посмотрел бы он на нее, если б ей пришло на ум откровенничать с ним.
Она глубоко задумалась и поначалу не заметила, как Карлос поднялся на ноги и обошел вокруг костра и, когда, наконец, она увидела рядом с собой толстенькую приземистую фигуру, то было решила, что он подошел подлить еще кофе, и протянула к нему руку с кружкой.
Выбитая из ее руки кружка отлетела далеко в сторону, а осадок расплескался по одеялу. Ошеломленная Рэчел подняла на него глаза и впервые поняла, почему ее преследовало весь день это неприятное чувство. Карлос глядел на нее глазами сатира. Она попыталась подняться на ноги, но ей мешали складки одеяла и, кроме того, он всей силой своего плотного тела сшиб ее на спину.
Жирные руки рвали с нее одеяло, коленями он прижимал ей ноги так, что она не могла сдвинуться. В глазах у нее помутилось, а мокрый рот с толстыми губами был совсем близко.
Рэчел завизжала. Ее учили визжать в актерском училище, так почему же в этот момент, когда она так нуждалась в защите, она смогла выдавить из себя какой-то полузадушенный всхлип? Мозг ее твердил, что она должна как-то вразумить его. Сказать, чтобы он прекратил это идиотство, или она сообщит властям. Что, если он от нее отстанет, она больше не напомнит ему об этом. Но в то же время она с холодным ужасом сознавала, что уговаривать его было уже поздно, что никакие угрозы, никакие обещания не повлияют сейчас на Карлоса. Он отчаянно пыхтел и бормотал на своем языке какие-то, как догадывалась Рэчел, неприличные слова, пока его руки разрывали на ней рубашку, так что пуговицы летели во все стороны. Она услышала, как он удовлетворенно хмыхнул, обнажив ее грудь. Рот его был мокр и отвратителен, когда он с жадным рычанием наклонился над ней.
Тут Рэчел снова завизжала, и на этот раз звук, вырвавшийся из ее горла, был силен и пронзителен, хотя, разумеется, глупо было кричать в этом месте, где на многие мили вокруг не было ни одного человека. И, возможно, ей лучше было бы поберечь силы для борьбы, — для последней отчаянной борьбы.
Но на какое-то время она почти оглушила своего противника. Девушка увидела, как Карлос отпрянул, и его красное лицо вдруг потемнело от злости, увидела, как он сжал кулак и отвел руку для удара, целя ей в лицо. Рэчел про себя взмолилась, чтобы этот удар лишил ее сознания.
Звук выстрела, казалось, заполнил весь мир. Глаза ее были закрыты в ожидании удара Карлоса, но тут они снова распахнулись. Тяжесть тела Карлоса, давившая на нее, вдруг исчезла. Рэчел смогла сесть и смахнуть с лица волосы, растрепавшиеся во время борьбы. Карлос скатился с нее и лежал неподвижно, через плечо глядя назад. Дыхание у него стало хриплым и тяжелым.
Она бросила взгляд туда, куда смотрел он, и от удивления перестала дышать. В полутьме лошадь и всадник казались каким-то сказочным животным из забытого мира, вырезанным из камня. Она увидела, как блеснуло дуло винтовки, которую держал в руках всадник, когда он наклонился и одним гибким и быстрым движением спешился и шагнул вперед. Но Рэчел уже совершенно твердо знала, кто он. Это был Витас де Мендоса.
Одним движением обутой в высокий сапог ноги он заставил притухший было костер ярко разгореться.
— Ты снова взялся за старые фокусы?
Карлос заговорил, слова лились потоком — грубые, монотонные и испуганные, и, хотя Рэчел не могла их понять, каким-то внутренним чутьем она почувствовала, что он говорит. И ей захотелось зажать уши, чтобы не слышать эти отвратительные слова. Но она не могла шевельнуться. Она не могла выговорить ни слова. Она чувствовала себя буквально так, будто превратилась в камень. Она и похолодела, как камень. Языки горящего рядом костра не могли ее согреть.
Наконец грубая речь Карлоса стала прерываться, и он замолчал, чтобы отдышаться. С внутренней дрожью она поняла, что Витас обращается к ней.
— Мой друг говорит мне, что вы поехали с ним сюда по доброй воле, сеньорита. Это правда?
Танцующий свет пламени еще усиливал гордый вид его бронзового лица, превращая его в суровое изображение, как будто вырезанное из темного дерева задолго до завоевания Колумбии конкистадорами. Только резкое пятно черной повязки, прикрывающей его глаз, да чувственный изгиб губ напоминали ей о том, что он живой человек.
— Вы молчите, сеньорита, — заметил он после паузы. — Разве в вашей стране не говорят, что молчание — знак согласия? Если я помешал, прошу прощения.
Он поднял руку к широким полям своей шляпы и повернулся, как бы собираясь уходить.
— Нет, подождите! — Слова с трудом вырвались из ее сведенного горла. — Не уходите… пожалуйста! Это… это правда, я поехала с этим человеком, но не так, как вы думаете… не так, как он вам рассказал. Я заплатила ему, чтобы он довел меня до Диабло, вот и все. — Голос ее задрожал и оборвался. Что, если он ей не поверит? Что говорил ему Карлос? Что она знала, что должно произойти, когда они остановятся на ночь? Что она была добровольной участницей происходящего? Но он же был здесь — он видел. Он должен знать правду. Когда до нее дошло, что именно он наблюдал, руки ее непроизвольно рванулись, чтобы прикрыть грудь. Цепкие пальцы Карлоса разорвали пополам нежный кружевной бюстгальтер, почти все пуговицы на ее рубашке были вырваны с корнем. Потому она смогла только кое-как стянуть полы рубашки. Подняв глаза, она увидела, что Витас де Мендоса наблюдает за ее неловкими движениями, а на лице его играет мрачная улыбка.