— Ты, белая женщина, знаешь, где они,— ответил он.— Они мертвы, и если этот белый человек не сделает того, что я прикажу ему, он тоже будет мертвым.
— Чего же вы от него хотите? — спросила девушка.
— Я хочу, чтобы он научил меня летать, как птица,— ответил Усанга.
Берта Кирчер выразила удивление, но перевела требование лейтенанту.
Англичанин задумался на одно мгновение.
— Черномазый хочет научиться управлять самолетом, не так ли? — повторил он.— Спросите его, освободит он нас, если я научу его летать.
Девушка перевела вопрос Усанге. Негр, хитрый и беспринципный, всегда охотно готов был обещать что угодно, хотя вовсе не намерен был выполнить свои обещания. Поэтому он сразу принял предложение.
— Пусть белый человек научит меня летать,— сказал он,— и я отведу вас обратно к поселениям ваших людей, но взамен оставлю себе большую птицу,— он махнул черной рукой в направлении самолета.
Когда Берта Кирчер передала согласие и предложение Усанги летчику, последний пожал плечами и с печальным лицом согласился.
— Я отдаю себе отчет в том, что другого выхода нет,— сказал англичанин.— Во всяком случае, самолет потерян для британского правительства. Если я откажу в просьбе чернокожему негодяю, можно не сомневаться в том, что он быстро укокошит меня, и дело кончится тем, что самолет будет стоять здесь, пока не сгниет. Если я приму его предложение, это, по крайней мере, будет средством обеспечить ваше безопасное возвращение к цивилизации,— добавил Смит Олдуик.— Что для меня дороже всех самолетов британской авиационной службы.
Девушка бросила на него быстрый взгляд. Слова, с которыми он обратился к ней, впервые указывали на то, что чувство Смита Олдуика к девушке было более нежным, чем к товарищу по несчастью. Она пожалела о том, что заметила это. Летчик почувствовал то же < амое, увидев тень, промелькнувшую на ее лице, и понял, что невольно в дополнение ко всем трудностям в ее почти безнадежном положении добавил еще одну.
— Простите меня,— быстро поправился он.— Пожалуйста, забудьте все, что было мною сказано в состоянии аффекта, если это вас задело. Я обещаю вам, что больше не обижу вас. Я не позволю себе возвращаться к этой теме до тех пор, пока мы не справимся с нашим невезением и не покончим с этой бедой.
Она улыбнулась и поблагодарила его, но слова были сказаны, и никак нельзя было их перечеркнуть в памяти. Даже если бы Смит Олдуик упал на колени, заверяя девушку в вечной преданности, Берта Кирчер меньше поверила бы молодому англичанину. А сейчас она поняла сразу, что он в нее влюбился.
Усанга хотел, чтобы первый урок авиации состоялся немедленно. Англичанин пытался отговорить его, но чернокожий неизменно начинал угрожать и оскорблять белого человека, поскольку, как всякий новоиспеченный главарь, он подозревал других в том, что они имеют какие-то скрытые дели в отношении его персоны, если их желания не совпадали целиком с его собственными.
— Хорошо, дружище,— пробормотал англичанин.— Я преподам тебе урок твоей мечты! — и затем повернулся к девушке.
— Убедите его позволить вам проводить нас. Я опасаюсь оставлять вас здесь с этими чернокожими дьяволами.
Но когда она обратилась с этим предложением к Усанге, чернокожий немедленно заподозрил ее в намерении помешать ему, а возможно, и увезти его против его желания обратно к немецким хозяевам, к тем, от кого он вероломно дезертировал. Бросив на девушку свирепый взгляд, Усанга категорически отказался принять ее предложение.
— Женщина останется здесь, с моими людьми,— сказал он.— Они не причинят ей вреда, если вы не подведете и привезете меня благополучно обратно.
— Скажите ему,— ответил англичанин,— что если вы не будете стоять на открытой площадке на лугу, когда я буду возвращаться, я не посажу самолет и отвезу Усангу в британский лагерь, а там его повесят!
Усанга обещал, что девушка будет на месте при его возвращении, и принял немедленные меры воздействия на своих воинов, чтобы под страхом смерти они не смели трогать ее. Затем вместе с другими членами своей банды чернокожий сержант прошел к аэроплану вместе с англичанином.
Усевшись внутри того, что он считал своей собственностью, Усанга начал нервничать, так как храбрость и мужество начали его покидать. Когда мотор был включен и огромный пропеллер завертелся, он не выдержал и крикнул лейтенанту, требуя остановить самолет и дать возможность ему сойти, но летчик не мог ни услышать, ни понять чернокожего из-за шума пропеллера и работы выхлопной трубы. К этому времени самолет уже бежал по земле. Даже тогда Усанга был на грани того, чтобы выпрыгнуть, и сделал бы это, если бы сумел отстегнуть поясные ремни. Самолет оторвался от земли и через минуту взвился, грациозно описывая круг, пока не оказался высоко над джунглями.
Чернокожий сержант буквально оцепенел от страха, видя, как верхушки деревьев проплывают под ним и земля уходит все дальше и дальше вниз. Он видел лес и реку, а поодаль — небольшой участок с хижинами, покрытыми тростником. Сержант усиленно старался не думать о результатах падения на быстро приближающуюся землю. Он пытался сконцентрировать свои мысли на двадцати четырех женах. Они появятся у него, непременно появятся — эта большая птица должна наверняка дать ему все желаемое и сделать его повелителем племен. Выше и выше поднимался самолет, делая широкий круг над лесом, рекой и лугом, и вдруг, к своему великому удивлению, чернокожий сержант обнаружил, что его страх понемногу исчезает. Прошло некоторое время, и он убедился в полной безопасности полета. Тогда Усанга принялся наблюдать за тем, как белый человек управляет самолетом. Но тут Смит Олдуик, заметив, что физиономия негра повеселела, решил немного проучить чернокожего бандита.
— Я сказал, что преподам этому нахалу урок на всю жизнь,— пробормотал лейтенант, услышав даже сквозь шум пропеллера испуганный крик негра, когда самолет вошел в петлю. Через минуту Смит Олдуик выровнял самолет и стал быстро снижаться к земле. Он медленно облетел луг и убедился, что Берта Кирчер стоит там, и она совершенно невредима. Тогда самолет мягко сел на землю. Летчик посадил машину недалеко от того места, где находились воины и девушка.
Трясущийся и мертвенно бледный Усанга вывалился из фюзеляжа на землю, так как его нервы были напряжены, а сам он находился на грани обморока после тягостных ощущений, которые ему доставила мертвая петля. И все же упорство Усанги заслуживало лучшего применения. Ступив на твердую землю, он назначил повторение полета. Несколько оправившись, Усанга принялся бахвалиться, стараясь произвести впечатление на своих товарищей никчемной и бессмысленной «победой», которая и заключалась в том, что он пролетел, как птица, тысячу ярдов над джунглями в роли пассажира.
Потребовалось еще немало времени, пока окончательно в сознании чернокожего Усанги не укоренилась мысль, навеянная большой долей самовнушения, что он получил удовольствие от каждой минуты полета и даже сумел преуспеть в искусстве самолетовождения.
Чернокожий так ревниво оберегал свою вновь приобретенную игрушку, что не захотел возвращаться в деревню и принудил своих бандитов разбить лагерь около самолета, боясь, что у него самым непостижимым образом украдут чудесную летательную машину. Усанга с компанией и пленники оставались там в течение двух дней, и все время в дневные часы Усанга заставлял англичанина учить его искусству летать.
Смит Олдуик, припоминая долгие месяцы усиленной тренировки, прежде чем специальная комиссия, приняв у него экзамен, сочла его достаточно подготовленным летчиком, только улыбался самонадеянности и невежеству упорного африканца. А тот уже потребовал разрешения совершить самостоятельный полет.
— Если бы не боязнь потерять самолет,— объяснял англичанин девушке,— я позволил бы глупому человеку взлететь и свернуть свою дурацкую башку, что тот и сделал бы в две минуты.
Чернокожий настаивал на пробном вылете, однако пилот, наконец, убедил Усангу продлить время подготовки еще на два дня. Тот нехотя согласился с отсрочкой, но в полном подозрений мозгу негра росли сомнения в том, что совет белого человека не был вызван какими-то скрытыми мотивами, то есть Усанга подозревал англичанина в желании убежать самому на самолете. Поэтому, думал чернокожий, белый и отказывается допустить его к штурвалу, когда тот абсолютно в состоянии справиться с аэропланом сам, и нет малейшей надобности обучаться или пользоваться в полете помощью лейтенанта и его инструкциями.
В мыслях черного сержанта зрело решение перехитрить белого человека. Соблазн в облике двадцати четырех обольстительных жен сам по себе был достаточным основанием и побудительным мотивом к полету, и, кроме того, его желание обладать белой девушкой становилось нестерпимым, а он не привык долго сдерживать свои желания.
С этими мыслями Усанга лег спать вечером следующего дня. Постепенно, однако, мысль о Нарату и ее тяжелом характере перебила сон, отнимая у него надежду на осуществление гаремных планов. Если бы только удалось избавиться от прискучившей мегеры! Мысль, раз родившаяся, продолжала существовать, подозрительно готовя почву для злого дела. Но все самые хитроумные планы перевешивал тот факт, что чернокожий сержант на самом деле до смерти боялся своей жены, настолько боялся, что не осмелился бы даже убрать ее, если это не удалось бы сделать тихо, когда она спит. Тем не менее, по мере того, как один план за другим, вызываемый силой воображения и разбушевавшимся вожделением, были отвергнуты, Усанга вдруг замер: как удар молнии, ему в голову пришла чудесная идея. Озарение заставило его сразу подняться с охапки травы, которая служила ему постелью. Сна не было ни в одном глазу. Усанга уселся, возвышаясь над спящими товарищами.
Когда начало светать, он едва мог дождаться возможности осуществить свой план. Как только покончил с завтраком, отозвал нескольких воинов в сторонку и говорил с ними несколько минут.
Англичанин, обычно не выпускаемый из поля зрения предприимчивого негра, увидел, как тот что-то подробно объясняет своим головорезам, и по жестам и манерам черного сержанта было очевидно,— он их склоняет с каким-то действиям и дает указания, как правильно все осуществить. Несколько раз лейтенант замечал, как глаза негров поворачивались в его сторону, а однажды чернокожие внимательно посмотрели на девушку.
Все эти дни лейтенант Смит Олдуик жил в непреходящей тревоге, ожидая от захвативших их чернокожих всего наихудшего. Пока опасения его оказывались пустыми, но сейчас, похоже, Усанга затевал что-то весьма недоброе и грозившее им с Бертой Кирчер какими-то большими неприятностями, это было заметно по выражениям лиц черномазых негодяев.
Он не мог освободиться от тревожной мысли и поэтому продолжал внимательно, но незаметно наблюдать за чернокожим сержантом, хотя, с чем он вынужден был согласиться, так это с тем, что сам он бессилен предотвратить любой удел, приготовленный сержантом и судьбой для них обоих. Даже копье — оно у него было, когда их взяли в плен,— негры отняли. Поэтому теперь англичанин был полностью разоружен и находился в абсолютной власти черного сержанта и его приверженцев.
Лейтенант Гарольд Перси Смит Олдуик недолго ждал, терзаясь неизвестностью, прежде чем обнаружил что-то из намерений Усанги, ибо почти немедленно после того, как сержант закончил давать указания подчиненным, несколько воинов подошли к англичанину, а трое направились к девушке.
Без единого слова объяснения воины схватили молодого офицера и бросили лицом на землю. Минуту он сопротивлялся и пытался освободиться, даже успел нанести несколько тяжелых ударов своим противникам, но их было слишком много, и он на большее не мог рассчитывать, нежели просто задержать их в выполнении пока непонятных ему намерений. Как он скоро обнаружил, их цель заключалась в том, чтобы связать ему руки и ноги. Когда это, к их радости, им удалось, они перевернули его на спину, и тогда он увидел, что Берта Кирчер тоже была связана.
Смит Олдуик лежал в таком положении, что ему было видно почти все пространство луга и стоящий на нем самолет. Усанга разговаривал с девушкой. Она отрицательно качала головой в знак резкого несогласия.
— Что он вам говорит? — крикнул англичанин.
— Он собирается увезти меня на самолете,— отозвалась девушка.— Он хочет отправить меня дальше в глубь страны, где живет другое племя. Как он утверждает, там он станет вождем, а я буду одной из его жен,— и, к удивлению англичанина, девушка повернула к нему свое улыбающееся лицо.— Но опасности в сущности и нет никакой,— продолжала она,— так как мы оба умрем в течении нескольких минут. Дайте мне только добраться до самолета, и если он сможет подняться на высоту ста футов от земли, мне незачем будет больше бояться чернокожего ухажера.
— Боже! — воскликнул Смит Олдуик.— Разве нет другого пути, чтобы отговорить его? Пообещайте, что угодно, все, что вы хотите. У меня есть деньги, столько денег, сколько этот бедняга не может себе даже представить. Во всем его будущем королевстве таких денег никогда не будет. Скажите ему это и еще скажите, если он не тронет вас, я даю ему слово — я их все доставлю ему.
Девушка покачала головой.
— Это бесполезно,— сказала она.— Он не поймет, а если и поймет, то не доверится вам. Чернокожие сами так беспринципны, что они не могут представить себе, что кто-то умеет держать слово, а особенно эти чернокожие не доверяют англичанам. Их учили немцы, что англичане самые вероломные и бесчестные люди. Нет, пусть будет, как я решила. Сожалею, что вы не можете лететь с нами, если бы самолет поднялся достаточно высоко, моя смерть была бы намного легче, но все равно, она будет достаточно легкой, более легкой, чем та, которая, вероятно, ожидает вас. Так что не грустите обо мне.
Усанга все время прерывал их разговор, делая попытки заставить девушку переводить слова, так как он боялся, что они вдвоем придумывают какой-то план, чтобы помешать ему улететь, или постараются усыпить его бдительность и задобрить.