— Вы действительно верите в то, что сейчас рассказали? — спросил недоверчиво молодой человек.— Боже мой, прямо в голове не укладывается — она так мила, смела и добра.
Человек-обезьяна пожал плечами.
— Она смела,— сказал он.— Но даже у Намбы-крысы есть некоторые хорошие качества, что не мешает ей быть тем, кем она является. Так и эта девушка. Она шпионка, как я вам сказал, поэтому я ненавижу ее, и вы тоже должны ее ненавидеть.
Лейтенант Гарольд Перси Смит Олдуик закрыл лицо руками.
— Боже, прости меня,— сказал он наконец,— но я не могу ненавидеть ее!
Человек-обезьяна бросил пренебрежительный взгляд на своего компаньона и встал.
— Тарзан опять идет на охоту,— сказал он.— У вас сейчас достаточно еды на два дня. К тому времени, когда она кончится, я вернусь.
Двое глядели ему вслед, пока он не исчез в листве деревьев, растущих в дальнем углу участка.
Когда Тарзан удалился, девушку охватило неясное мрачное предчувствие; она никогда не испытывала тревоги, пока рядом присутствовал Тарзан. Невидимая угроза, таившаяся в страшных джунглях, казалась более реальной и более близкой, когда поблизости не было человека-обезьяны. Когда он был рядом с ней, и она слышала звук его голоса, маленькая хижина, покрытая тростниковой крышей и окруженная колючими ветками кустарника бома, казалась ей самым безопасным местом, которое мог бы предложить мир. Берта хотела, чтобы Тарзан остался — два дня ожидания казались ей вечностью. Два дня постоянного страха, два дня — каждая секунда их могла быть чревата опасностями.
Девушка повернулась к своему компаньону.
— Мне так хотелось, чтобы Тарзан не уходил,— сказала она.— Я всегда чувствую себя в большей безопасности, когда он рядом. Такой беспощадный и очень страшный, однако, мне с ним безопаснее, чем с каким-либо другим человеком, которого я знаю. Он, кажется, не любит меня, однако, я верю, что не даст никому меня в обиду. Я не понимаю его.
— Я его тоже не понимаю,— подтвердил англичанин,— но насколько я догадываюсь, наше присутствие нарушает его планы: он хотел бы избавиться от нас, и я почти представляю — он хотел бы убедиться при возвращении, что мы не выдержали одной из опасностей, окружающих нас в этом первобытном мире. Думаю, мы должны попытаться вернуться к поселениям белых людей. Этот человек не хочет, чтобы мы находились здесь, но и неразумно допускать, что мы сможем долго просуществовать в этой дикой местности.
Я путешествовал и охотился в некоторых частях Африки, но никогда не видел и не слышал о таких краях, так перенаселенных диким зверьем и опасными туземцами — каннибалами. Когда мы двинемся в путь к восточному побережью, сразу окажемся в намного большей опасности, чем здесь, но если бы смогли выдержать хоть день похода, я верю — нашли бы средство добраться до побережья за несколько часов. Мой аэроплан должен быть на том же месте, где я приземлился перед тем, как чернокожие людоеды меня схватили. Несомненно, здесь нет никого, кто мог бы им управлять, но зато и нет причины уничтожить его. Собственно говоря, туземцы так пугливы и подозрительны к этому непонятному предмету, что остается надежда на то, что самолет уцелел. Они не осмелятся приблизиться к нему. Да, я уверен, он должен быть там, где я его оставил. Все готово, чтобы подняться в воздух. Он унесет нас к белым поселениям.
— Но мы не можем покинуть хижину, пока Тарзан не вернется. Мы не можем уйти просто так, не поблагодарив его или не попрощавшись с ним, мы слишком многим ему обязаны! — глаза девушки сверкали в волнении.
Мужчина посмотрел на нее. Он колебался какое-то мгновение. Англичанин думал, знает ли Берта, как Тарзан относится к ней? Похоже, она ни о чем не догадывается. Тогда он сам начал размышлять над истиной обвинения, выдвинутого человеком-обезьяной. Чем дольше он смотрел на девушку, тем меньше верил, что она может быть немецкой шпионкой. Лейтенанту хотелось прямо задать ей вопрос об этом, но он не мог пока заставить себя спросить, и решил подождать, пока лучше не познакомится с девушкой. Время должно было подтвердить или опровергнуть обвинения.
— Я думаю,— сказал он, как будто бы не было паузы в их разговоре,— что этот человек будет более чем рад, обнаружив, когда он вернется, что мы ушли. Нет необходимости подвергать опасности наши жизни еще на два дня только для того, чтобы поблагодарить Тарзана, как бы мы ни ценили оказанные нам услуги. Вы более чем вернули свой долг, и из всего, что он успел мне рассказать, я чувствую, вы в особенности не должны оставаться здесь дольше.
Девушка взглянула на него с удивлением.
— Что вы имеете в виду? — спросила она.— Я не поняла.
— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос,— ответил англичанин, нервно тыкая в землю концом палки,— но поверьте моему слову,— ему больше всего не хочется, чтобы вы находились здесь.
— Скажите мне, что он говорил обо мне,— настаивала она.— Я имею право знать.
Лейтенант Смит Олдуик расправил плечи и посмотрел девушке в глаза.
— Он сказал, что ненавидит вас,— признался юноша.— Он помогал вам только из чувства долга, потому что вы женщина.
Девушка побледнела, затем покраснела.
— Я буду готова выйти отсюда через пару минут. Нам лучше захватить мясо с собой. Нельзя сказать с уверенностью, когда мы будем в состоянии разжиться пищей.
Они вдвоем отправились вниз по реке, держа путь к югу. Мужчина нес короткое копье, оставленное Тарзаном для девушки. У нее же не было никакого оружия, кроме палки, подобранной среди тех, что остались после постройки хижины. Прежде чем уйти, Берта Кирчер настояла на том, чтобы оставить записку. В ней лейтенант поблагодарил человека-обезьяну за заботу о них и тепло попрощался с ним. Записку прикололи к внутренней стороне хижины маленькой щепочкой на видном месте.
Путникам необходимо было быть постоянно начеку, поскольку они не могли знать, что их ожидает на следующем повороте извилистой тропы, какая опасность может скрываться в прилегающих к тропинке кустах справа и слева. А опасностей, поджидающих одиноких белых людей в этих местах, было предостаточно. Одна из них, например,— встреча с черными воинами племени Нумабо. Деревня находилась по пути их маршрута, поэтому необходимо было сделать крюк и идти в обход, только так они смогут добраться до цели невредимыми.
— Я не так боюсь туземцев,— говорила девушка,— как сержанта Усангу и его людей. Он и его солдаты были наемниками туземного немецкого полка. Они захватили меня с собой, когда дезертировали, то ли с намерением потребовать выкуп, то ли хотели продать меня в гарем к одному из чернокожих султанов на севере Африки. Усангу следует бояться больше, чем людоедов Нумабо, у него есть преимущество перед дикарями. Он прошел сержантскую военную подготовку и вооружен более-менее современным оружием.
— Мне повезло,— заметил англичанин,— что невежественные Вамабо напали и взяли меня в плен. Было бы хуже, если бы это сделал бывалый Усанга. Он бы меньше испугался огромной летающей птицы и хорошо знал бы, как ее уничтожить.
— Давайте помолимся, чтобы чернокожий сержант не обнаружил самолет,— сказала девушка.
Они направились к месту приземления аэроплана, по их мнению, расположенному приблизительно в миле за деревней. Чтобы достичь его и миновать поселок, пришлось повернуть в непроторенную глушь подлеска на восток... Там в изобилии разросся колючий густой кустарник, через который они с огромным трудом пробивали себе дорогу. Порой приходилось ползти на четвереньках, перелезая через мощные стволы упавших деревьев. Крепкие, как веревки, лианы переплетались с омертвевшими и живыми ветвями, образуя запутанную сеть, свисавшую поперек тропы.
Южнее того места, где продирались сквозь дебри Берта Кирчер и Смит Олдуик, на открытой лужайке несколько воинов собрались вокруг какого-то предмета, вызвавшего много недоуменных вопросов и даже целую дискуссию. Чернокожие были одеты в остатки того, что некогда было военной формой немецкого туземного подразделения. Это была очень непривлекательная с виду банда, а начальником их был черный сержант Усанга. Предметом любопытства и обсуждения злобных оборванцев был аэроплан.
Сразу после того, как англичанина доставили в деревню Вамабо, Усанга ушел на поиски аэроплана, толкаемый на это частично любопытством, а частично намерением уничтожить машину. Однако, когда он его нашел, новая мысль остановила черного сержанта. Усанга удержался от уничтожения самолета.
Вещь эта, как ему было известно, представляла большую ценность, и он подумал, что мог бы каким-нибудь путем извлечь выгоду из своей находки. Каждый день Усанга приходил к аэроплану, и если вначале самолет вызывал у него любопытство, то в дальнейшем чернокожий сержант стал смотреть на него глазами собственника. Теперь он залез в фюзеляж и даже к нему пришло желание полетать на нем.
Какой это был бы подвиг! В самом деле, взмыть птицей над верхушками самых высоких деревьев! Какой бы это вызвало страх и восхищение у его менее сообразительных и неразвитых товарищей! Если бы только Усанга мог летать, как велико было бы уважение всех сородичей во всех разбросанных на огромной территории туземных деревнях. Их жители стали бы поклоняться ему не меньше, чем своим богам!
Усанга потер ладони, причмокнул толстыми лиловыми губами. Если он сможет взлететь, то несомненно, станет очень богатым человеком, так как все деревни будут платить ему дань, и он сможет иметь даже дюжину жен. С этой мыслью, однако, он представил себе Нарату, свою черную мегеру,— она правит им железной рукой, и уж конечно, ни о каких женах, пока есть Нарату, и мечтать нельзя. Усанга сделал гримасу и постарался забыть про дополнительную дюжину жен, но сама идея могущества оставалась весьма соблазнительной и казалась заманчивой тем, что ему вдруг подумалось — бог не будет богом, если количество его ясен меньше, чем двадцать четыре, надо ведь рассуждать логически. Какой же бог вытерпит притеснения одной-единственной злобной бабы! Нет, жен нужно много, причем покорных.
Усанга потрогал приборы и рукоятки управления, полунадеясь и полубоясь, что мог бы подняться в воздух, но кругом стояли высокие деревья, они вполне могли бы зацепить машину в полете. Он часто наблюдал за английскими летчиками, парящими над немецкими окопами, и это выглядело на первый взгляд так просто. Он вполне был уверен, что мог бы летать и сам, если бы кто-нибудь однажды показал, как это делается. Конечно, всегда имелась надежда на то, что белый человек, прилетевший на этом самолете и убежавший из деревни, может снова попасть в руки Усанги, и тогда он сможет научить его летать. Возможно, именно с этой надеждой Усанга так много времени проводил вблизи аэроплана, рассуждая, что, очевидно, белый человек сюда вернется в поисках своего самолета.
И, наконец, он был вознагражден. В один прекрасный день, как только Усанга отошел от аэроплана и вошел в джунгли со своими воинами, он услышал голоса, доносившиеся откуда-то с севера. Сержант и его люди спрятались в густой заросли кустарника у звериной тропы. Настроение у Усанги поднялось при появлении британского офицера и белой девушки. Он узнал ее — это ее он когда-то домогался, и она сумела от него убежать.
Негр едва смог удержаться от торжествующего вопля, так как не думал, что судьба будет к нему так милосердна и сразу доставит обоих нужных людей прямо к нему в руки. Все, чего он больше всего желал на свете, само шло навстречу. Вот они — в его власти, да еще и в одно и то же время — летчик и девушка!
Двое ничего не подозревающих путников весело шли по тропе в полном неведении об угрожающей им опасности. Мужчина объяснял девушке, что они уже находятся близко от самолета, где-то здесь он и совершил посадку. Все их внимание было сосредоточено на тропе, змеящейся перед ними. Вот-вот она должна была вывести их на луг, где наверняка находится самолет — он был для них синонимом жизни и свободы.
Тропа была широкой, и они шли рядом. За крутым поворотом их взору открылся участок леса, напоминающий английский парк, и на лугу они увидели мирно стоящий самолет — то, что они искали!
Возгласы облегчения и радости сорвались с их уст, и в то же мгновение Усанга и его чернокожие воины, выскочив из кустов, окружили их.
Девушка была парализована страхом и разочарованием. Быть так близко к спасению и тут же потерять всякую надежду на него — это было весьма жестоким ударом судьбы. Положение казалось невыносимым. Англичанин был тоже раздосадован, но он скорее был зол. Он заметил остатки немецкой формы на чернокожих и сразу захотел узнать, где находятся их офицеры.
— Они не понимают вас,— сказала девушка и поэтому на ломаном языке — средстве общения между немцами и туземцами в их колониях — она повторила вопрос белого человека.
Усанга усмехнулся.