С проворством кошки Тарзан вскарабкался по скале на тридцать футов вверх, затем передохнул и, найдя точку опоры для ног, остановился и окинул взглядом Нуму. Лев подпрыгивал и тянулся вверх в тщетной попытке забраться на неприступную стену за ускользнувшей жертвой. Он взлетал в воздух на пятнадцать-двадцать футов от земли и падал вниз, побежденный высотой. Тарзан мгновение смотрел на него, а затем приступил к медленному и осторожному восхождению к вершине; несколько раз он чуть не сорвался, но наконец, ухватившись пальцами за кромку скалы, подтянулся на руках и поднялся наверх. Он схватил острый кусок камня и запустил его в Нуму, а сам отрыгнул от края.
Найдя легкий спуск с горы ка другую ее сторону, покинув негостеприимное ущелье, он был почти готов продолжать свой путь туда, откуда все еще доносился грохот орудий, когда неожиданная мысль заставила его остановиться. На губах Тарзана заиграла улыбка. Повернувшись, он быстро зашагал назад, к наружному выходу пещеры Нумы. Подойдя поближе, он прислушался, затем стал быстро собирать крупные камни и громоздить их у входа. Он почти заложил его, когда появился лев. Свирепый, злобный лев! Он обеими лапами ударил по груде камней, набросанной Тарзаном, его рев сотрясал землю, но этот злобный звук не испугал Тарзана-обезьяну. На шерстистой груди своей приемной матери он закрывал свои младенческие глазки и засыпал под аккомпанемент звериного рыка. Бесчисленные ночи прошлых лет прошли под дикие звуки джунглей. Что ему был свирепый рев разъяренного зверя? Обыденный шум. Вряд ли можно отыскать в памяти день или ночь из его жизни в джунглях, когда он не слышал яростного крика Нумы, а практически всю свою жизнь, проведенную среди девственной природы, он постоянно слышал голодный вой страшных обитателей джунглей или громкий устрашающий клич самцов в период брачных ночей. Такие звуки действовали на Тарзана так же, как действует на городского жителя шум промчавшегося автомобиля. Если это происходит не рядом, то вряд ли кто из горожан вообще замечает его.
Фигурально выражаясь, Тарзан не находился рядом с мчащимся автомобилем, Нума не мог его достать, и человек-обезьяна это знал. Он продолжал осторожно и тщательно закладывать вход, пока не лишил Нуму полностью возможности выйти наружу. Покончив с этим, он просунул голову в оставленную щелку, скорчил гримасу замурованному льву и продолжал свой путь на восток.
— Людоед не сможет больше лакомиться человечиной,— пробурчал он себе под нос.
Эту ночь Тарзан провел под нависшей скалой, без особых удобств, а на следующее утро возобновил свой путь, останавливаясь только на то короткое время, которое требовалось^ чтобы добыть пищу, то есть убить первое встречное животное, поесть теплого парного мяса, и утолить жажду. Дикие звери после еды ложатся спать, но Тарзан не мог себе этого позволить — утроба не должна была мешать его планам. В этом состояло одно и величайших отличий человека-обезьяны от его диких собратьев, обитающих в джунглях.
Звуки перестрелки впереди то возникали, то прекращались в течение дня. Он заметил, что ближе к рассвету гром пушек почти совсем затих. К полудню второго дня Тарзан нагнал войско, двигавшееся по направлению к фронту. Отряд был похож на партию налетчиков: солдаты тащили за собой коз и коров, с ними шли местные носильщики, нагруженные зерном и другой провизией.
Тарзан заметил, что на всех туземцах-носильщиках красовались ошейники. Отходящие от ошейников цепи сковывали негров попарно.
Воинская часть была составлена из местных жителей, одетых в немецкую форму. Офицеры были белыми. Никто не заметил Тарзана, хотя он следил за войском в течение двух часов, изучая порядки, бытующие в немецких частях. Он полагал, что эти знания ему пригодятся в дальнейшем при поисках убийц.
Тарзан рассмотрел опознавательные знаки на форме военных и убедился, что они не похожи на те, что были на убитом солдате в бунгало. Затем прошел вперед, пользуясь густым кустарником, для того, чтобы остаться незамеченным. Он набрел на немцев, но не стал убивать их, потому что убийство первых попавшихся немцев не было основной его целью на данном этапе. Сейчас для него было важно найти тех, кто погубил его жену. После того, как он рассчитается с убийцами жены и чернокожих вазири, выполнив свой долг кровавой мести, то уж тогда возьмется за такое «небольшое» дельце, как убийство всех немцев, что попадутся на его пути, а он знал — многим придется столкнуться с ним, ибо он будет охотиться за немцами настойчиво, как профессиональный охотник, преследующий зверей-людоедов.
При приближении к линии фронта войска становились все многочисленнее. Попадались мощные грузовики, воловьи упряжки с войсковым скарбом. Встречались раненые, бредущие по обочине, некоторых несли и везли в повозках. Он пересек железнодорожную насыпь на небольшом расстоянии от станции и увидел, что раненых доставляли на станцию для транспортировки в базовый госпиталь. Возможно, он располагался в Танге, на побережье океана.
Был уже вечер, когда Тарзан добрался до гор Парса. У подножия их был разбит военный лагерь. Приблизившись с тыла, Тарзан убедился, что лагерь плохо охраняется. Часовых на месте не было, а те, которые и были, явно проявляли недостаточно бдительности. Поэтому он легко смог пробраться после наступления темноты к палаткам с целью подслушать разговоры солдат и получить хоть какую-то информацию, наводящую на след убийц его жены.
Остановившись за палаткой, перед которой сидела группа солдат-туземцев, он уловил несколько слов, сказанных на местном диалекте. Эти слова сразу приковали к себе его внимание.
— Вазири боролись, как дьяволы, но мы лучшие вояки, мы их всех убили, а когда все были мертвы, капитан пошел в дом и убил женщину. Он вышел наружу и орал очень громко, пока все воины-вазири не были убиты. Младший лейтенант фон Госс, более храбрый, тоже кричал на нас очень громко. Он требовал, чтобы мы добили раненых и чтобы никто не ушел живым. Он заставил нас пригвоздить одного из вазири, который был ранен, к стене, тот умирал в мучениях, а лейтенант громко смеялся, видя, какие тот испытывает страдания. Все мы тоже смеялись — это было так смешно!
Как истерзанное животное, угрюмое и беспощадное в своем гневе, Тарзан скорчился в тени за палаткой. Какие мысли бились в его диком мозгу? Кто может дать ответ? Никаких внешних признаков переживаний не было заметно на красивом лице. Холодные серые глаза выражали только напряженное внимание.
Вдруг словоохотливый солдат поднялся и, попрощавшись с собеседником, пошел куда-то в глубь лагеря. Он прошел в десяти футах от человека-обезьяны и направился в противоположный конец стоянки. Тарзан последовал за ним и настиг болтливого мерзавца к тени кустов. Без звука человек-зверь прыгнул ему на спину, свалил на землю, одновременно сомкнув свои стальные пальцы на его горле — тот не успел даже вскрикнуть. Тарзан оттащил свою жертву, крепко держа за шею, в заросли.
— Ни звука! — предупредил он чернокожего, говоря на местном диалекте, после слегка ослабил стальную хватку. Полузадушенный попытался набрать воздуха в грудную клетку, ворочая испуганными глазами, чтобы увидеть, что это за существо, во власти которого он оказался, беспомощный, как ребенок. В темноте он увидел только смуглое обнаженное тело, склонившееся над ним, но он все еще с ужасом вспоминал страшную силу могучих мускулов, сдавивших его горло. Тот, кто утащил его в кусты с легкостью, как пушинку, был дьявольски силен. Если какая-либо мысль о сопротивлении и пришла негру на ум, он ее, видимо, сразу же отбросил, как явно безнадежную, и не сделал ни единого движения, чтобы попытаться бежать.
— Как имя офицера, убившего женщину в бунгало, где вы воевали с вазири? — спросил Тарзан.
— Гауптман Шнайдер,— просипел негр, когда смог наконец овладеть своим голосом.
— Где он? — потребовал ответа человек-обезьяна.
— Он здесь, может быть, в штабной палатке — многие из офицеров идут туда для получения приказа.
— Веди меня туда! — скомандовал Тарзан.— Если посмеешь позвать на помощь, я немедленно тебя убью! Вставай!
Негр встал и повел Тарзана обходным путем через лагерь.
Несколько раз они вынуждены были скрываться, пока проходили солдаты, наконец подошли к большому стогу сена, от угла его негр указал на двухэтажное сборное здание, стоящее наособицу вдали от простых палаток.
— Там штаб! — сказал негр.— Дальше мы не можем пройти незамеченными. Вокруг много солдат.
Тарзан понял, что в обществе негра ему не удастся продолжить свой путь. Он повернулся, взглянув на своего подневольного проводника и задумался на мгновение, как бы размышляя, какое принять решение.
— Ты помогал распинать Васимбу, юношу-вазири? — спросил он тихим, но страшным шепотом.
Негр задрожал, колени под ним подогнулись.
— Он приказал нам это сделать! — молил чернокожий.
— Кто приказал это сделать? — потребовал ответа Тарзан.
— Младший лейтенант фон Госс,— ответил солдат.— Он тоже здесь.
— Я его найду! — ответил Тарзан непреклонно и снова спросил: — Ты помогал распинать Васимбу-вазири, и пока он рыдал, ты смеялся?
Негр зашатался, он как бы почувствовал в этом вопросе свой смертный приговор. Без единого звука Тарзан схватил негра за горло. Как и прежде, ни звука не вылетело из перехваченной глотки — могучие мускулы напряглись, руки взмыли вверх, а с ними и тело черного солдата, помогавшего распинать Васимбу. Описав в воздухе круг — раз, другой, третий, тело было отброшено в сторону с такой силой, словно было выпущено из катапульты, а человек-обезьяна круто повернулся и отправился к штабу генерала Крафта.
Единственный часовой в конце здания стоял на его пути. Тарзан пополз по-пластунски прямо к нему, маскируясь, как это только может животное, взращенное в джунглях. Когда глаза часового были направлены в его сторону, Тарзан припадал к земле и замирал, незаметный, словно камень; взгляд стража уходил в сторону — он быстро продвигался вперед. Он обождал, пока часовой повернулся к нему спиной, затем встал и бесшумно набросился на него. Снова ни единым звуком не была нарушена тишина ночного лагеря, когда Тарзан уносил мертвое тело, чтобы скрыть его в кустарнике.
Нижний этаж штабного помещения был освещен. Верхние окна темнели. Через освещенное окно Тарзан разглядел большой зал и за ним — маленькую комнату. В зале собралось много офицеров: некоторые прохаживались по комнате, разговаривая меж собой, другие стояли у развешенных по стенам карт, делая какие-то пометки. Окна были открыты, и Тарзан мог многое слышать из их разговора, но его ничего не заинтересовало: эта была, в основном, похвальба, много говорилось о немецких успехах в Африке, делались предположения о том, когда же немецкие армии в Европе достигнут Парижа. Многие думали, что кайзер уже разгуливает по Елисейским полям. Упоминалась в разговорах и Бельгия, ее ругали, не стесняясь в выражениях.
В задней комнате крупный краснолицый мужчина с генеральскими погонами сидел за столом, несколько других офицеров в разных чинах расположились позади него, двое стояли, вытянувшись перед генералом, и он их опрашивал. Разговаривая, генерал поигрывал стоящей перед ним керосиновой лампой, то подвигая, то отталкивая ее от себя.
Вдруг в дверь постучали, и в комнату вошел адъютант. Он откозырял и доложил:
— Фройляйн Кирчер прибыла, сэр!
— Велите ей войти,— скомандовал генерал, дав знак офицерам, стоявшим перед ним, удалиться.
Фройляйн прошла мимо, чуть не столкнувшись с ними в дверях. Офицеры, выходя из маленькой комнатки, приостановились, отдали ей честь, а фройляйн слегка наклонила голову в знак приветствия и улыбнулась.
Это была очень красивая девушка. Даже грубая пропыленная после длительной верховой езды одежда в брызгах засохшей грязи и усталость, лежавшая тенью на тонком лице, не могли скрыть того, что она была очень молода, ей вряд ли было больше девятнадцати лет. Она приблизилась к столу, за которым стоял генерал и, вынув сложенную бумагу из внутреннего кармана своего плаща, передала ему.
— Садитесь, фройляйн,— предложил генерал, а оставшийся в комнате офицер подал ей стул. Никто не разговаривал, пока генерал знакомился с содержанием записки. В это время Тарзан оценивающе рассматривал разных людей, не покинувших маленького кабинета. Он подумал о том, что один из них вполне мог быть гауптманом Шнайдером, так как двое из присутствующих носили капитанские нашивки. Девушка, как он мог судить, служила в отделе разведки,— она явно была шпионкой. Ее красота была холодной, в ней не было никакого обаяния, женственности. Тарзан без сожаления свернул бы эту нежную юную шейку. Девушка была немкой, и этого было достаточно. Но шпионка его интересовала постольку, поскольку у него была другая, более важная цель. Ему нужен был гауптман Шнайдер. Наконец, генерал оторвался от бумаги.
Он одобрительно кивнул девушке, затем обратился к одному из своих адъютантов:
— Пошлите за майором Шнайдером.
— Майор Шнайдер! — Тарзан почувствовал, что волосы на его загривке поднимаются дыбом, как у зверя. Они повысили в звании эту скотину, убившую его жену!!! Несомненно, они повысили его в звании именно за это чудовищное преступление!