— Не имею никакого представления. Я не только не сделал ничего дурного против своей страны и против новой власти, но даже не знаю людей, которые могли бы совершить зло в такое прекрасное время, в которое мы с вами сейчас живем, — спокойно, без тени малейшего волнения ответил подследственный.
— Перерожденец, вы сознательно боролись против народной власти и распространяли клеветнические слухи среди населения!
— Зачем же я буду клеветать на такую прекрасную власть? — широко улыбался хубилган. — Я родился в семье бедных скотоводов, в жизни терпел большие невзгоды, защищал интересы простых аратов. Наоборот, я очень люблю новую власть. Знаете, я даже и не слыхивал ни о чем подобном… э-э, то есть о слухах. Неужели кто-то занимается такими подлыми делами? — Удивление хубилгана было почти правдоподобным.
— Предупреждаю еще раз: вы обязаны говорить правду и только правду. Почему вы переехали в Улан-Батор из монастыря Святого Лузана? Отвечайте!
— Мне кажется, что это мое личное дело, где мне жить, — высокомерно отвечал хубилган. — Наша народная власть дала нам право жить там, где нам нравится. Поэтому я и переехал в центр. Тем более что в окрестностях монастыря у меня нет ни родных, ни близких. Даже нет такого человека, кто мог бы стать мне поддержкой в трудную минуту, — перерожденец, не выдержав взгляда следователя, отвернулся.
«Что ж, ответ может показаться более или менее убедительным. Но посмотрим, как поведет себя это хитрец дальше».
— Значит, вас ничто не связывает с монастырем Святого Лузана и вы ни с кем из тамошних жителей не поддерживаете связи?
— Конечно. Так оно и есть. Хотя я знаю в лицо многих из них. Я ведь долго жил при монастыре. — Хубилган смотрел прямо в глаза следователю, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.
— В таком случае, сейчас вы получите возможность встретиться с одним человеком. Не возражаете? — На лице перерожденца не дрогнул ни один мускул. — Возможно, вы хорошо его знаете. Припомните все обстоятельства, при которых вы встречались. Приведите арестованного, — обратился следователь к сотруднику, ведущему протокол допроса.
Пожилой мужчина в широком, мешковато сидящем дэли сделал несколько уверенных шагов вперед и вдруг, увидев хубилгана Довчина сидящим перед столом следователя, остановился дважды глотнув воздух широко открытым ртом. Грузно опустился на стул, дрожащей рукой провел по большой лысой голове и уставился на следователя.
— Итак, с каких пор и какие именно отношения вас связывали?
— Что касается меня, то мне лишь знакомо имя перерожденца, поскольку мы несколько лет жили при одном монастыре. Однако, уверяю вас, между нами никогда не было и нет никакой личной связи, — ответил большеголовый.
— Я тоже не слишком близко знаком с хамба-ламой. Знаю его только в лицо. Не более. — Хубилган накрыл правой ладонью заметно подрагивавшую левую кисть руки.
Довчин и хамба Содов сидели, отвернувшись друг от друга, словно чужие люди.
— Хамба, понимаете ли вы всю серьезность вашего положения?
— Я не представляю себе, о чем вы говорите. Вообще, почему я арестован? Сынок, отпусти старика. Я ни в чем не виноват. Здесь произошла какая-то ошибка.
— Ошибки быть не может. Объясните причину, побудившую вас как настоятеля монастыря возвести субурган.
— Здесь вовсе нет никакой особой причины. Мы возвели субурган ради спасения от грехопадения всех живых и ушедших в страну спокойствия послушников бурхана, ради шести начал сотворения нашего мира. Денно и нощно мы, ламы и хувараки, читаем молитвы, поклоняясь трем сокровищам бурхана, и просим в молитвах все победившего и миновавшего всесильного Будду быть милосердным к верующим, облегчить их судьбу. Идя навстречу пожеланиям верующих, очистить свои грехи и возблагодарить бурхана, мы и решили возвести субурган.
— Назовите имя человека, имеющего высокий духовный сан и находящегося за границей, с которым вы поддерживаете связь.
— Такого человека мы не знаем, — почти хором ответили хубилган и хамба.
— Видно, у вас обоих слишком короткая память. — Следователь нажал кнопку звонка. — Приведите следующего.
Хубилган и хамба с тревогой поглядывали на дверь, но, когда привели Дамдин-Очира, они, как по команде, отвернулись, приняв равнодушный вид, желая показать, что они никогда прежде не видели этого человека.
— Вы знакомы с этими людьми?
Дамдин-Очир не отвечал, будто не слышал вопроса.
— Повторяю: знаете этих людей?
— Я знал их раньше, — еле слышно проговорил арестованный.
Перерожденец и настоятель разом накинулась на него.
— Открой глаза пошире. Первый раз тебя видим!
— Прекратить пререкания. Арестованный ответит сам.
— Нет, я, кажется, и в самом деле ошибся. Нет-нет, я никогда раньше не видел этих лам, — огромным усилием воли Дамдин-Очир заставил себя улыбнуться.
— Так. При каких обстоятельствах вы впервые очутились за границей?
— Рыба ищет, где глубже, а человек ищет, где лучше. Так и я. Но хорошо, как говорится, там, где нас нет. На чужбине я не прижился, на родину потянуло. На старости лет захотелось прижаться к груди родной земли, как к груди матери.
— Неужели вам так плохо жилось за границей?
— Житье мое там было незавидным.
— Неужели? Мы располагаем материалами, доказывающими как раз обратное. С какого времени и какого рода отношения вы поддерживаете с хамба-ламой?
— Да мы вовсе незнакомы, и нет между нами никаких отношений, — сорвался с места хамба Содов.
— Приведите следующего!
В кабинет робко вошел баргут — бывший проводник халхасского хана. За несколько дней, прошедших после ареста, он сильно похудел, постарел и как-то весь сжался. Ненавидящим взглядом уставился на хамбу и Дамдин-Очира.
— С какой целью переходили границу?
— С какой целью? Спросите об этом лучше у него, — баргут указал пальцем на Дамдин-Очира. — Я был его проводником и доверенным лицом и был уверен, что делаю доброе дело во имя бурхана. К тому же мне хорошо платили.
— Сколько раз вы незаконно переходили границу?
— Года два назад, помните, я привез вам письмо, — баргут кивнул в сторону хамбы.
— Никакого письма я от вас не получал, — отрезал настоятель.
— А кто мне на хадаге двадцать тугриков поднес за это? Деньги немалые! — И снова, обратив лицо к следователю, баргут продолжал: — Потом я принес хамбе ответное письмо от японского разведуправления, к которому хамба обращался с просьбой прислать руководство к действию и оказать военную помощь. Хамба-лама должен прекрасно помнить. Этому человеку я трижды привозил письма от японцев, доставлял его ответные послания соответствующим лицам. Пусть подтвердит Дамдин-Очир.