Во временной перспективе такие люди никаких проблем не решат, только угробятся.
Заниматься собой — естественно, заниматься только собой — самоубийственно.
Здоровый и зрячий разум не может не раздвигать свое поле зрения — и с неизбежностью дозревает до состояния, когда всечеловеческие вопросы из отвлеченных, скользящих мимо души, становятся лично значимыми.
Все решается только в Целом.
Не только смысл жизни, но и сама возможность жить, физическая возможность зависит от понимания — что такое Человечество — и решения. — каким ему быть. Человечество — это отечество, в котором мы все живем и друг от друга зависим: наш общий дом, который мы строим своим отношением к себе и друг другу. Только из всечеловеческого «МЫ» могут прийти ответы на главные личные вопросы, твои и мои: «кто я? — куда идти, куда жить? — зачем я»? Если ответов нет, если не слышно и вопрошающих — то кругом джунгли, и мы в них — одинокие звери, потерявшие звание зверей, а иного не заслужившие
Не лгать можно. Быть искренним — невозможность физическая.
Пушкин
Однажды и мне удалось искренне признаться себе, что я не могу быть искренним.
Не могу даже с самим собой. Тем паче — на сцене общения, в присутствии или возможном присутствии других — в дневнике или в книге — не получается. Кажется — все, расковался, вышел из панциря, вырвался в себя — ооо!..
Оказывается, истерика. После отлежки написанного с отвращением видишь позу, мелкие подтасовки А подлее всего скрытность путем откровенности: чем шире распахиваешься, тем глубже прячешься…
Искренне и корова мычит, заметил я как-то и теперь подчеркну, что особенность лирического дара коровы состоит в его невостребованности. Ни целью, ни средством для чего-либо не может быть искренность. Есть либо нет. Чистое бытие. А неискренность — другое имя одиночества, чрезвычайный и полномочный посол смерти в душе. С искренностью разбирался долго — слово-то какое чудесное, искристо-огненное, озонистое, кто же его придумал, какой гений?!. И вот к чему пришел на сегодня.
Отличил перво-наперво искренность от откровенности. До чрезвычайности важно.
Откровенность вовсе не есть искренность, хотя может быть ее знаком. Сообщить миру, что ты обкакался, можно вполне откровенно, а вот искренне ли это будет — еще вопрос.
Искренность разумеет не только правду: как ее видишь, чувствуешь, понимаешь.
Искренность разумеет еще и отношение к этой правде — отношение искреннее, то есть: отсутствие поползновений как-либо воспользоваться, употребить.
Искренность по определению не должна стремиться воздействовать. Сообщая правду, искренность оставляет другому свободу отношения к этой правде — полное право пользования по своему усмотрению.
Искренен ребенок, который о чем-то рассказывает или что-то придумывает, веря в это. или ничего не говорит, потому что неохота или боится. Искренен невольный крик боли.
Искренен результат добросовестного научного исследования, хотя может быть и ошибочным, Искренен, потому что не лжет.
А вот когда, например, пациент рассказывает доктору подробности своих физиологических отправлений, то это лишь откровенность.
Исповедь одними и теми же словами может быть и искренней, и неискренней — в зависимости от того, кому адресована и с какой целью.
Искренность не привязана к своему результату. Молчать, как и говорить, можно и искренне, и неискренне
Похоже, под «искренностью» Пушкин имел в виду все-таки откровенность. А всем, что написал, и всей жизнью своей как раз доказал физическую невозможность неискренности, по крайней мере для себя самого.
К чему клоню, сейчас проясню.
Самая большая тоска моей жизни: тоска по доверию. Так ли и у тебя, мой Друг?..
Доверие есть — светло: все возможно. Доверия нет — мрак, пусть и райские кущи.
Доверия нет — черное одиночество,
По причине сей и приходится не любить области жизни, связанные с формализованными отношениями. Не люблю государство. Не люблю суд, милицию, армию. Не люблю учреждения, куда входят по пропускам. Не люблю рынок, бизнес и налоговые инспекции. Не люблю входить в самолет — всякий раз ты на подозрении как возможный террорист, и тебя со знанием дела и сознанием правоты шмонают, могут и в задницу залезть. А летать люблю очень.
Не люблю в брак вступать, а любить люблю…
Письмо тигра из зоопарка ежику на волю
— А зубную щетку с собой брать?
— Тебе она больше не понадобится.
Документы терпеть не могу, ненавижу всяческие паспорта, серпастые, молоткастые, орластые и мордастые ксивы, тошнит от них. Это же ведь удостоверения недоверия — свидетельства, что ты есть ничто, мнимость, фикция, нуль. Что родись, что помри — не верят тебе, нет тебя, не было и не будет. Верят только бумажкам со штампами, верят только заверенному недоверию — не тебе!.. На недоверие у меня жуткий нюх и почти патологическая аллергия, шерсть на загривке встает. Ну вы, сволочи, хочется орать, ну почему вы не доверяете мне, чем я ваше недоверие заслужил?!
Ничем, — скромно улыбаясь, отвечает мне симпатичный застенчивый парнишка-милиционер, доверчивый и внушаемый, как ребенок, физия наивная как чисто вымытая тарелка. Ничем, — говорит милая девушка-контролерша, равнодушная и несчастная, мечтающая, чтобы ее обманули, только красиво и незаметно, на всю жизнь и на белом мерседесе.
Недоверие, объясняют мне славные ребята, это просто работа наша такая, уж вы извините. Лично вас мы не знаем и можем, конечно, предположить, что вы не взорветесь вместе со своим чемоданом (откройте, пожалуйста, вот этот замочек, вот это выньте… теперь это…), можем даже принять за возможное, что вы существуете, но понимаете, должностная обязанность… Ширинку можете застегнуть..
Логично: не доверяют тебе кругом — твоего же доверия требуют. Выманивают, выуживают, охотятся за твоим доверием как за дичью. Еще бы! — Доверие есть прямой путь в твой карман, в душу и в прочее, подлежащее употреблению.
Стишок про овцебаранов я написал еще при совковой цензуре и нигде, конечно, не мог опубликовать. Попытался разок-другой в книги всунуть, как якобы художественную иллюстрацию каких-то гипнотических штучек — куда там, бдительная редакторша перышком чик-чирик и пальчиком строго: ни-ни!..
Нынешние овцебаряны чуть меньше боятся, зато больше отчаиваются и озверевают. Пастухи те же. Место рухнувшей идеолжи занимает откровенная наглость и простое кидалово.
Положение с доверием-недоверием в нашей жизни напоминает сахарную смерть — диабет.
Чем больше лжи, тем меньше доверия. А чем меньше доверия, тем больше лжи нужно, чтобы доверие вычерпать. Цепная реакция: ложь — недоверие — ложь — недоверие — ложь — и т. д. может идти быстрей или медленней, но ведет к одному: к смерти любви, к смерти отношений, к смерти души.
К отчуждению и вражде, ведущим и к смерти физической, смерти тотальной. Когда недоверие превышает роковой уровень — именно: более 37 % сообщений на единицу жизни недостоверны — человек резко утрачивает человечность, душевно мутирует, и мы оказываемся не в зверином даже, а в нежитейном, бредовом мире, в кошмаре, где невозможно общение, только война без правил. Мир необратимо убывающего доверия, мир лжизни (термин Георгия Гачева) приходит к самоубийству духовному, а затем и физическому. Может быть, именно из таких миров, в их конечном счете, и образуются антимиры, черные дыры…
Ложь должна быть грандиозной, поучал Гитлер, — не мелочиться, шарахать по мозгам. Но и лопается грандиозная ложь с грохотом и ускоренно, как и произошло с ложью гитлеровской. Практичней смешение правды и лжи, правдоподобие, правдоложие — заметил еще Макиавелли; к этому и пришли на Западе, а после грохнувшегося совка доперли и наши.
Как жить, себя спрашиваю, и зачем жить, когда жизнь пронизывают щупальца недоверия?
Как и зачем жить, когда недоверие составляет основу жизни человечества на земном шаре, жизни твоей страны, социума, от которого зависишь по рукам и ногам — и мало ему этого, чудовищу недоверия, всего мало!
Недоверие и в семью залезает легко, любовь придушивает одной левой, из детей делает одиноких невротиков, преступников и уродов.