— ?..
— Не можешь придумать? Никогда об этом не думал?
— Не думал, эфендим.
— Как ты полагаешь, десять тысяч очень большая сумма?
— Очень…
— Значит, очень большая… Стало быть, никогда не думал?
— ?..
— Иди, бездельник, работай!
Мальчик отошел. Сын хозяина снова зевнул во весь рот, потер влажные глаза, снял шелковый пиджак, бросил его на скамейку, и, скрестив на столе мясистые волосатые руки, опустил на них голову, намереваясь вздремнуть.
Внезапно распахнулась дверь. На пороге появился начальник ткацкого цеха, смуглый, тощий араб:
— Ахмед-бей, бегите, ага вас ждет! Ткачи забастовали!
С неожиданным проворством сын хозяина фабрики вскочил, схватил пиджак и вместе с начальником ткацкого цеха выбежал из столовой.
Ага — старший хозяин фабрики, страдавший несварением желудка, в скверном настроении метался по прохладному кабинету. Увидев сына, он набросился на него:
— Немедленно звони в рабочее правление, в жандармерию, в управление безопасности!
— Что случилось?
— Он еще спрашивает, что случилось! Кто у кого должен спрашивать, ты у меня или я у тебя?
— Насколько мне известно, они требовали сокращения рабочего дня до восьми часов с сохранением оплаты двенадцатичасового дня.
— Ладно… Сначала позвони, а потом пойди посмотри, что там творится. Нужно будет — закрой цех, пусть выметаются!.. Навязались на мою голову голодные собаки… Повесить бы парочку… Это не правительство, а…
Выскочив из кабинета, сын хозяина фабрики в одно мгновение миновал нитяной склад, пулей влетел в ткацкий цех и остановился. В цехе стоял грохот трехсот станков, в воздухе летала хлопковая пыль.
Хозяин бросил вокруг гневный взгляд, потом уставился на мастера, который замер возле него в ожидании приказа:
— Говоришь — объявили забастовку, а все стоят у станков!
— Все у станков, это точно. Да только никто не работает. Шпульки кончаются — новые не закладывают, рулоны наматываются, а их не отрезают, нитки рвутся — не связывают.
— Значит, скрытая забастовка! Кто заводила?
— Рыжий Мемед, кто ж еще… Ты его знаешь.
— Позвать ко мне…
Резкий звук ронжа огласил цех. Все обернулись. От дверей уже спешили помощники мастера.
— Позовите Рыжего Мемеда! — крикнул мастер.
Минуту спустя перед ним стоял рабочий. Утомленное, но спокойное лицо, острый, похожий на птичий клюв, нос, лысая макушка, худые руки по локоть в машинном масле, весь, с ног до головы, в хлопковой пыли.
— Слушаю.
— С тобой хочет говорить младший ага, — мастер кивнул в сторону сына хозяина фабрики.
Рыжий Мемед посмотрел на младшего хозяина. Взгляды их встретились.
— Ты — Рыжий Мемед?
— Я.
— Ты рабочих подстрекаешь?
— К чему?
— К тому, что у станков торчат, а не работают. Это по твоему совету они так действуют?
— Ничего подобного'! Тот, кто тебе это сказал, брешет.
— Что за манера разговаривать! Разве так говорят с покровителем, с лицом вышестоящим?
— Знаю, с вышестоящим лицом так не разговаривают.
— А ты разговариваешь!
— Ничего подобного, я достаточно воспитанный.
— Нет, разговариваешь!
— Ну, так это я с тобой разговариваю.
— А я для тебя, что — не вышестоящий? Я тебе хлеб даю!