— Ты?! Ха… Да разве ты мне хлеб даешь? Я в поте лица тружусь, чтоб получить его… Видали: он мне хлеб дает! Да ты, парень, даром не то что хлеб, грехов своих никому не отдашь!
— Перестань грубить, не то плохо будет!
— А что ты мне сделаешь? Повесишь?..
Мастер оттащил Рыжего Мемеда в сторону:
— Смотри у меня, а то так двину, что разом перестанешь фокусничать.
Ткачи Вилял, Гаффар и курд Ресул бросились к Мемеду.
— Что случилось, дружище? Кто кому что сделал?
— Да ничего… Оказывается, это он нам хлеб дает! А кто он такой, чтобы давать нам хлеб? Совести у него нет, увидит, что человек в грязь упал, руки не подаст.
— Брось, — остановил Мемеда Гаффар, — скажи лучше, сокращают они рабочий день или нет?
— Как же, сократят! Рабочих рук хоть отбавляй… И нас еще обзывает невеждами, хамами. Ох, чтобы тебе и тому, кто тебя создал…
— Кто обзывает? Толстопузый?
— Ну да.
— Сам он хам, и родители его хамы, и все его отродье хамы.
— Вах, вах, сюда идет! — воскликнул Гаффар, заметив направившегося к ним младшего хозяина, — брюхо-то, брюхо…
— Как на девятом месяце!
— А что он из себя представлял бы, кабы не брюхо?
— Брюхо одно и есть, — засмеялся курд Ресул.
— Приступайте к работе! — рявкнул на них подошедший хозяин.
Воцарилась тишина, рабочие переглянулись. Первым заговорил Рыжий Мемед:
— Уже пять лет как кончилась война. Мы требуем, чтобы вы соблюдали закон о труде…
— Не вашего ума дело, — прервал его ага-младший, — может быть, интересы фабрики этого требуют!..
— Мы заботимся о своих интересах, а интересы фабрики к нам не относятся.
— Может, и вы к фабрике не относитесь?
— Слышите, товарищи! Оказывается, мы не имеем отношения к фабрике! В таком случае поищи других рабочих!
Ага-младший, мастер цеха, его помощники, главный механик и два секретаря фабрики собрались в кружок, зашептались… Минута — и оба секретаря опрометью бросаются к телефонам.
— Бастуете?! — вдруг закричал испуганный и бледный ага-младший. — Опомнитесь, забастовки запрещены законом. Потом поздно будет!
— Товарищи, по местам! — закричал Рыжий Мемед. — Мы начинаем работать…
Рабочие направились к станкам.
— Смотри, ага… машины-то работают в холостую, — говорит мастер цеха.
— Выметайтесь вон с моей фабрики!! — захлебывается гневом хозяин. Яростно сплюнув, он кидается к мраморной доске, которая висит у дверей цеха, рвет на себя рубильник, и шум моторов мгновенно стихает.
— Ты что же закон нарушаешь! — слышится голос Рыжего Мемеда. — Будьте свидетелями, товарищи, хозяин бастует, он объявляет локаут!
— Да, объявляю локаут… Отныне не то что хлеба, гроша ломаного от меня не получите! Убирайтесь к черту!
Рыжий Мемед, зная, что полицейских уже вызвали, что вот-вот они явятся, что мешкать нельзя, быстро советуется с товарищами и объявляет:
— Никто не должен покидать рабочее место! Полицейские должны застать нас у станков… Согласны?
— Согласны!..
— Начинайте работать, товарищи, и пусть попробуют выгнать нас отсюда!
— Не забудь про зимнюю махинацию с налогами! — крикнул Гаффар хозяйскому сынку. — Дошло?
— Дойдет, он парень догадливый!
Но не все рабочие остались у станков, некоторые, напуганные хозяйским окриком, тяжело ступая, двинулись через фабричный двор к воротам.
Вскоре на фабрику прибыли полицейские во главе с комиссаром. Лица угрюмые. Дубинки наготове. Оцепили цех.
Рыжий Мемед с несколькими товарищами вышел вперед:
— Комиссар-бей, хозяин объявил локаут. Снимите показания.
— Что такое локаут? — растерянно спросил комиссар.
— Забастовка хозяина, устранение хозяином рабочих от работы.