— Боже мой, ну конечно. — Марфельд своим неповоротливым умом уловил какой-то подвох, и это его встревожило. — Господи, мистер Фрост, я никогда не стал бы вам врать.
— Еще как стал бы, если бы был в этом замешан. Довольно ловкий трюк — совершить убийство и надуть организацию, чтобы она покрывала тебя.
— Пожалуйста, не надо так говорить, шеф. Зачем мне кого-то убивать?
— А так, ради шутки. Просто из озорства, если покажется, что останешься безнаказанным. Или захочешь сделаться героем… хотя для этого надо иметь побольше мозгов.
— Героем? — через нос выдохнул Марфельд.
— Да. Марфельд приходит на помощь и снова спасает компанию. Это просто случайное совпадение, что ты присутствовал при двух убийствах? Человек, на которого всегда можно положиться. Или ты так не думаешь?
— Это какой-то бред, шеф, честное слово. — Голос Марфельда затрепетал от искренности, затих и продолжил на новой ноте: — Я всю жизнь был верным, сначала шерифу, потом вам. Я никогда ничего не просил для себя.
— Кроме денежных вознаграждений время от времени, не так ли? — засмеялся Фрост.
Теперь, когда Марфельд всерьез испугался, Фросту стало весело. Его смех шуршал, как осенние листья в саду.
— Ладно, получишь свою премию, если мне удастся провести ее мимо ревизоров.
— Спасибо, шеф. Я думаю, это будет по-честному.
— Ну, уж конечно.
Свет погас. Входная дверь захлопнулась за ними. Я подождал, пока шум мотора «линкольна» не замер вдали, а затем поднялся по лестнице на второй этаж. Из всех комнат наверху пользовались лишь одной спальней. Ее розовые стены и кровать под розовым шелковым балдахином свидетельствовали о воплощении детской мечты девушки. По содержимому ящиков туалетного столика и стенного шкафа я понял, что хозяйка спальни тратит огромные суммы на одежду и косметику и что почти все ее вещи на месте.
Я покинул дом тем же путем, как и вошел в него, и поехал в Каньон. Редкие звездочки выглядывали из-за туч, несущихся по ветру вдоль горного хребта. Освещенные окна домов, разбросанных по склону, выглядели крошечными островками в океане кромешной тьмы, из которой лучи фар моего автомобиля выхватывали белую ленту дороги.
Завершив крутой поворот, я увидел далеко внизу, слева от себя, огни прибрежного городка. Казалось, одна из фосфоресцирующих воли прибоя застыла, обрушившись на берег.
В доме Ланса Леонарда свет не горел. Я оставил машину на посыпанном гравием склоне, в ста ярдах от подъездной аллеи, отсыревшей и скользкой от стелющегося тумана. Парадная дверь была закрыта, и никто не ответил на мой стук.
Я попытался открыть дверь гаража. Она подалась легко, стоило мне только приподнять ручку. «Ягуар» вернулся в затон, и мотоцикл также был на своем месте. Я протиснулся между ними к боковой двери, ведущей в дом. Она тоже оказалась незапертой.
Круг света от моего фонарика двигался впереди меня по полу чулана, по кухонному линолеуму в шахматную клетку, по натертому дубовому паркету гостиной, далее скользнул вверх вдоль стеклянной стены, к которой плотно прилип ночной мрак, затем вокруг облицованного полированным камнем камина. Дымящееся в нем полено уже готово было рассылаться в золу, но по нему еще перебегали тусклые огоньки. На каминной полке стояли подставка для трубок, коробка с табаком, часы, которые показывали без трех минут одиннадцать, и шикарная, оправленная в серебро, фотография Ланса Леонарда, улыбающегося очаровательной улыбкой хитрого кота.
Самого Ланса я нашел у входной двери. На нем был нарядный клетчатый вечерний пиджак, темно-синие брюки и бальные туфли такого же цвета. Но и а бал он не попал. Он лежал на спине, и носки его туфель были направлены в разные углы потолка. Один иссиня-черный глаз нс мигая смотрел на свет фонарика. Другой был выбит пулей, прошедшей навылет.
Я надел перчатки, встал на колени и увидел еще одну пулевую рану — на левом виске. Она не кровоточила, волосы вокруг нее были опалены, па коже — следы пороха. Опустившись на четвереньки и сдвинув в сторону одну, закоченевшую уже, ногу убитого, я нашел стреляную медную гильзу среднего калибра. Очевидно, она рикошетом отскочила от стены или от одежды убийцы, откатилась по полу, и Леонард упал прямо на нее.
Гораздо больше времени потребовалось на поиски второй гильзы. Наконец, открыв входную дверь, я увидел ее в щели между порогом и бетонной ступенькой. Сидя на корточках в проеме двери, спиной к мертвецу, я попытался восстановить картину убийства. На первый взгляд она казалась очень простой. Кто-то, держа пистолет наготове, постучал в дверь, подождал, пока Ланс откроет, и выстрелил ему прямо в глаз. Затем, когда Ланс упал, выстрелил еще раз для пущей уверенности и ушел, захлопнув за собой автоматический замок.
Я положил гильзы на место и тщательно осмотрел дом. Гостиная была безликой, как номер в отеле. Даже трубки на каминной доске были куплены в наборе, и лишь одной из них кто-то пользовался. Табак в коробке совершенно высох. И, кроме табака, в ней ничего не было. Так же, как в ящике для дров лежали только дрова. Передвижной бар в углу комнаты был полон всевозможных бутылок, большей частью закупоренных.
Я прошел в спальню. Передо мной предстал комод светлого дуба, до отказа забитый предметами мужского туалета из магазина Миракли Милля: штабелями рубашек, сшитых на заказ из английского поплина, шерстяного габардина и шелковой ткани в полоску, галстуками, раскрашенными вручную, носками из разноцветной шерсти, шелковыми шарфами, кашемировыми свитерами всех цветов радуги. В отдельном маленьком ящичке лежали золотые запонки и заколки для галстуков с монограммами, золотой браслет с выгравированным именем Ланса Леонарда, потускневшая медаль, которой был награжден Мануэль Торресе (как гласила надпись на обороте) за победу на промежуточных соревнованиях по легкой атлетике в средней школе города Серены, пять дорогих наручных часов и один будильник. Парень поистине спешил обогнать время.
Стоило заглянуть и в стенной шкаф. На деревянной подставке для обуви было не меньше дюжины пар туфель, а над ними висела дюжина костюмов и пиджаков, гармонирующих с туфлями по цвету. В углу стояла двустволка, а рядом грудой были навалены комиксы и детективы. Я пролистал несколько, открыв наугад: страх, похоть, ужас, убийства, кровь.
На полке в изголовье кровати лежало несколько книг другого рода. Катехизис в сафьяновом переплете, на обложке которого женской рукой было выведено: «Мануэль Торресе». Биография Джека Демпси, зачитанная до дыр, с надписью на форзаце: «Мэнни Грозный Торресе, улица Уэст Нопал, 1734, Лос-Анджелес, Калифорния, Соединенные Штаты, Западное полушарие, планета Земля, Вселенная». Учебник разговорного английского языка, первые страницы исчерканы карандашом, в уголке на обложке — имя Леонарда Ланса.
На той же полке я обнаружил альбом, переплетенный в тисненую кожу и содержащий вырезки из газет. На первой странице была приклеена газетная фотография, на которой камера запечатлела веселого, широкоплечего, с осиной талией Ланса. Подпись гласила, что Мэнни Торресса тренирует его дядя Тони, ветеран клуба боксеров, и что, по утверждениям знатоков, у парня есть все шансы на победу в легком весе в соревнованиях на приз «Золотая перчатка». Дополнительных комментариев к подписи не было. Следующая вырезка являла собой краткий отчет о первом выступлении Ланса в качестве профессионала: он нокаутировал своего соперника в полусреднем весе во втором раунде, через две минуты после начала боя. Затем рассказывалось о двадцати последующих боях, от шести раундов до двенадцати. Но ни в одной вырезке не упоминалось о его аресте и конце спортивной карьеры.
Я положил альбом на полку и вернулся к мертвецу.
В его нагрудном кармане я нашел бумажник из крокодиловой кожи, набитый деньгами, и записную книжку ему под пару с телефонными номерами девушек от Нэшэнэл-Сити до Огайо. Здесь были и Эстер Кэмпбелл, и Рина Кэмпбелл. Я записал для себя их телефонные номера в Лос-Анджелесе.
В боковом кармане пиджака лежал золотой портсигар, заполненный сигаретами с марихуаной. В том же кармане я обнаружил приглашение на имя Ланса Леонарда, эсквайра, проживающего в Каньоне Колдуотер: мистер и миссис Симон Графф просили его почтить своим присутствием римскую сатурналию, которая состоится сегодня вечером в клубе «Чэннел».
Я сложил все эго обратно в его карманы и поднялся с колен. Собравшись уходить, я остановился в дверях, чтобы оглянуться еще раз. Лицо Ланса, освещенное фонариком, было цвета старой слоновой кости. Казалось, он сорвался и упал, попытавшись сделать потрясающий прыжок к самому солнцу.
— Ланс Мануэль Леонард Торресе, — произнес я вместо эпитафии.
На улице я почувствовал на своем лице холодные слезы тумана. Довольно неуклюже плюхнувшись на сиденье, я, прежде чем включить мотор, услышал шум другого двигателя, завывающего на подъеме, со стороны бульвара Вентура. Устремленные вверх лучи фар, рассеиваясь в тумане, на мгновение осветили низко несущиеся тучи и выскользнули из-под последнего поворота. Выключив свет в своей машине, я наблюдал, как темный седан с массивным хромированным бампером решительно свернул на подъездную аллею и остановился прямо перед домом Леонарда. Передняя дверь открылась, из нее вышел мужчина и, пройдя сквозь конус света, отбрасываемого фарами, направился к входной двери. На нем был темный плащ, перетянутый в талии широким поясом, ступал он легко и твердо, Лица его я не видел, только затылок с коротким темным «ежиком».
Постучав и не получив ответа, он вытащил из кармана тускло блеснувший ключ и отпер дверь. В окнах гостиной зажегся свет, и в тот же миг я услышал громкий крик, очень похожий на карканье вороны, лишь слегка приглушенный деревянными стенами. Свет погас. Карканье еще некоторое время продолжалось в полной темноте. Но еще прежде, чем дверь отворилась снова, наступила тишина.
Человек вышел. Теперь я узнал его. Это был Карл Стерн. Несмотря на короткую стрижку и аккуратный галстук-бабочку, его лицо напоминало лицо старухи, которая вдруг лишилась всех своих близких.
Он с трудом развернул седан и пронесся мимо моей машины, даже не заметив ее. Мне еще надо было завести мотор и развернуться, но я догнал его у подножия холма. Он мчался по бульвару, не обращая внимания на светофоры, как будто за ним гнался взвод мотоциклистов. А я несся следом. Я не мог его упустить.
Вскоре мы оказались на улице Мэнор Крест. По-видимому, наше катание на «Русских горках» подходило к концу. Дом Эстер был освещен снизу доверху, в отличие от дома Ланса. На втором этаже за шторами виднелся грациозный силуэт молодой женщины.
Стерн выскочил из своего седана, не выключая двигателя, постучал в дверь, вошел и тут же вышел обратно, так что я даже не успел придумать, что мне предпринять. Он сел в машину и уехал. На сей раз я за ним не последовал. Было похоже, что Эстер вернулась домой.
Через разбитую дверь веранды я вошел в дом. Над головой раздавалось быстрое цоканье каблучков и девичий голосок, что-то мурлыкающий без слов. Хватаясь за перила, я поспешил взобраться по лестнице на второй этаж. Дверь спальни в конце коридора была приоткрыта, и оттуда пробивалась полоска света. Осторожно пройдя вдоль стены, я заглянул в комнату.
Девушка, стоявшая ко мне спиной, выглядела скромно: твидовая юбка и белая кофточка с короткими рукавами, светлые волосы гладко зачесаны назад. На кровати перед ней лежал открытый белый кожаный чемодан с голубой шелховой подкладкой, и девушка осторожно, укладывала в него что-то вроде черного платья.
Она выпрямилась и, чуть покачивая бедрами, прошла в другой конец комнаты. Талия у нее была удивительно тонкая и гибкая. Открыв зеркальную дверь шкафа, она принялась рыться внутри, а когда обернулась с охапкой одежды в руках, я уже был в комнате.
Девушка застыла как изваяние. Яркие платья посыпались на пол. Она отступила назад к зеркальной дверце, захлопнувшейся с резким стуком.
— Привет, Эстер. А я уже считал вас мертвой.
Она поднесла ко рту сжатый кулачок, прикусила костяшки пальцев и проговорила, не разжимая зубов:
— Кто вы?