— Где ты их видел?
— Да здесь, в этих местах, а один раз в Лас-Вегасе. Они лежали рядышком возле бассейна в одном из роскошных отелей и курили одну сигарету. — Он взглянул на тлеющий кончик своей собственной сигареты и щелчком отбросил ее в воду. — Может быть, мне не следовало так много болтать, но ты же не выдашь меня, и, кроме того, все это в далеком прошлом. Остались только безумные трюки со спасением утопающих. Понимаешь, он вновь и вновь разыгрывает ее смерть и каждый раз успевает спасти. Только, изволь заметить, он практикуется в бассейне с подогретой водой.
— Все это только твои фантазии.
— Да, но они не лишены смысла, — сказал он убежденно. — Я наблюдаю за ним уже несколько лет, как за мухой, которая ползает по стене, и могу утверждать, что знаю его, читаю, как книгу.
— И кто же написал эту книгу? Фрейд?
Казалось, Сэмми не слышит меня. Он уставился туда, где Графф с девушками позировал перед фотографом. Я всегда удивлялся, как фотографам не надоедает снимать.
Наконец Сэмми сказал:
— Я действительно терпеть не могу этого ублюдка.
— Что он тебе сделал?
— Не мне, а Флоберу. Я пишу сценарий о Карфагене, уже шестую версию, а Сим Графф стоит у меня за спиной. — Его голос изменился, он копировал произношение Граффа: — «Мато играет молодого героя, и мы не может позволить ему умереть. Мы должны сохранить его живым для девушки — это элементарно. Я это понял. Она спасает и выхаживает его. Отличная мысль, правда? Мы ничего не потеряем, а завоюем любовь и восхищение публики. Понимаешь, Саламбо перевоспитает его. Парень был прежде кем-то вроде революционера. Но вот он спасен добродетельной женщиной от последствий собственной глупости. Ради нее он избавляется от варваров. Девушка наблюдает за ним с расстояния пятидесяти ярдов. Они обнимаются. И наконец женятся». — Сэмми продолжил своим собственным голосом: — Ты читал «Саламбо»?
— Давным-давно, в переводе. Я не помню сюжета.
— Тогда тебе не понять, о чем я говорю. «Саламбо» — это трагедия, основная тема которой — смерть. А Сим Графф приказывает мне закончить ее счастливым концом. И, черт меня побери, я пишу так, как он хочет! — В его голосе прозвучало неподдельное удивление. — Уже написал. Что заставляет меня издеваться над собой и Флобером? Я же преклоняюсь перед Флобером.
— Может быть, деньги? — высказал я предположение.
— Да, деньги, деньги, деньги, — несколько раз произнес он, меняя интонацию. Казалось, он пытался отыскать новые оттенки смысла этого слова.
Чувствительность, свойственная подвыпившим людям, внезапно вызвала у него слезы. Но он быстро успокоился и, слегка похлопав себя ладонями по глазам, глупо хихикнул.
— Ну что ж, бесполезно лить слезы над пролитой кровью. Не пропустить ли нам по рюмочке, а, Л у? Нет, в самом деле, по рюмочке виски?
— Подожди минутку. Тебе известна девушка по имени Эстер Кэмпбелл?
— Да, я как-то встречал ее здесь.
— Недавно?
— Нет, давно.
— Не знаешь, какие у нее отношения с Граффом?
— Не знаю и знать пе хочу, — отмахнулся он. Предмет разговора причинял ему беспокойство, и он попытался укрыться за шутовством. — Никто мне ни о чем не рассказывает, я просто-напросто мальчик-интеллектуал на побегушках. Интеллектуал-неудачник. Такая вот песня.
И он начал напевать приглушенным тенором, тут же импровизируя мелодию:
— Он так достоин порицания, однако он незаменим, он объясняет, что к чему, и он один моя утеха. Это интеллектуальный, а также очень сексуальный мальчик-лакей, которого уже ничто не может огорчить… Посмот-ри-ка на этого щеголя.
— Посмотрел.
— Он отмечен печатью гения, старина. Я никогда тебе не рассказывал, что когда-то я был гением? Я учился в средней школе в Иллинойсе, и коэффициент моего умственного развития равнялся ста восьмидесяти трем. — Он наморщил лоб. — Что с тех пор случилось со мной? Что произошло? Я же любил людей, и у меня действительно был талант, черт меня подери. Но я ни к чему не относился всерьез, и вот приехал сюда, просто так, из озорства, стал выступать с шутками в эстрадном обозрении, получал пятьдесят семь долларов за словесную игру и’ все посмеивался. А потом вдруг оказалось, что это совсем не шуточки, что это навсегда, это твоя жизнь, единственное, что у тебя есть. А Сим Графф держит тебя под башмаком, и ты больше не можешь мыслить самостоятельно. Ты уже не принадлежишь себе и не являешься самим собой.
— Так кто же ты, Сэм?
— Это уж мои проблемы. — Он засмеялся и тут же поперхнулся. — На прошлой неделе меня посетил мой собственный призрак, я видел его ясно, как в фильме, — в непристойном фильме, но не стоит обращать на это внимания. Я был кроликом, бегущим по равнине. На заднем плане. — Он засмеялся и снова закашлялся. — Противненьким, жирненьким, как сдобная булочка, кроликом с беленьким хвостиком, облизывающим свою расщепленную губу, который бежал по великой американской равнине.
— А кто гнался за тобой?
— Не знаю, — сказал он, криво усмехнувшись. — Я боялся посмотреть.
Графф приближался к нам с весьма самодовольным видом, окруженный своим хихикающим гаремом и евнухами. Я отвернулся и подождал, пока он не прошел мимо. Сэмми враждебно молчал.
— Нет, мне действительно необходимо выпить, — воскликнул он затем. — Я только об этом и думаю. Что ты скажешь насчет того, чтобы присоединиться ко мне в баре?
— Может быть, попозже.
— Ну, пока. Смотри не выдавай меня.
Я дал обещание, что не выдам, и Сэмми ушел туда, где горел свет и звучала музыка.
В этот момент в бассейне никого не было, кроме чернокожего спасателя, который все еще возился под вышкой для прыжков. Он прошел мимо меня с охапкой использованных полотенец и отнес их в освещенную комнатку, расположенную за кабинами для переодевания.
Я подошел и постучал в открытую дверь. Спасатель поднял голову от большого полотняного мешка, куда он складывал грязные полотенца. На парне была серая, пропитанная потом, униформа с надписью «Клуб «Чзннел»» на груди.
— Я могу быть полезен чем-то, мистер?
— Спасибо, не беспокойся. А как поживают тропические рыбки?
Он ухмыльнулся.
— Сегодня вечером мне причиняют хлопоты не тропические рыбки, а люди. Только люди. И почему это на подобных сборищах им хочется еще и плавать? Думаю, выпивка их подстегивает. Уму непостижимо, сколько они пьют.
— Кстати, о выпивке. Твой босс, видимо, не прочь пропустить рюмочку-другую?
— Мистер Бассетт? Да, в последнее время он беспробудно пьянствует, с тех пор как умерла его мать. Тропическая рыбка. Мистер Бассетт был уж слишком ей предан. — Черное лицо было вежливым и спокойным, и только в глазах мелькнула усмешка. — Он как-то говорил мне, что она была единственной женщиной, которую он любил.
— Тем лучше для него. А ты не знаешь, где Бассетт сейчас?