— Почему бы нет?
Мы сели за один из мраморных столиков, отделенных стеклянной стеной от бассейна. Я предложил:
— Выпьем что-нибудь?
— Спасибо, я не пью. Вы не член клуба и не служащий Симона Граффа. Попробую угадать, кто вы. — Она постучала пальцами по своему заостренному подбородку, и ее бриллианты вспыхнули разноцветными искрами. — Репортер?
— Попробуйте еще раз.
— Полицейский?
— Или вы чересчур проницательны, или моя профессия настолько бросается в глаза.
Она, прищурившись, окинула меня взглядом и слегка улыбнулась.
— Я бы не сказала, что так уж бросается. Но вы расспрашивали меня об Эстер Кэмпбелл. Поэтому я и подумала, не полицейский ли вы.
— Не совсем понимаю ход ваших рассуждений.
— Разве? Слушайте, а почему вы ей интересовались?
— Боюсь, не могу вам ответить. Пока я вынужден молчать.
— А я нет, — заявила она. — Скажите, ее разыскивают? Хотят задержать за воровство?
— Я не говорил, что ее разыскивают.
— А надо бы. Она воровка, если хотите знать. — Губы ее скривились в язвительной усмешке. — Она украла у меня кошелек. Я его оставила в раздевалке, в своей кабинке, однажды прошлым летом. Было раннее утро, вокруг никого, кроме обслуживающего персонала, поэтому я не стала закрывать кабинку. Несколько раз прыгнула с вышки, приняла душ, а когда вернулась в раздевалку, мой кошелек исчез.
— Почему вы решили, что именно она взяла его?
— У меня нет никаких сомнений. Я видела, как она проскользнула по коридору к душевой, как раз перед тем как я обнаружила пропажу. Она как-то виновато улыбалась, а в руке держала что-то завернутое в полотенце. Я сразу поняла, в чем дело, когда увидела, что кошелек исчез. Подошла к ней и напрямик спросила, брала ли она его. Она, конечно, все отрицала, но по ее лживым глазам я поняла, что это так.
— Но лживые глаза не очень-то веская улика.
— О, это же был не единственный случай… У других членов клуба тоже пропадали вещи, и всегда это совпадало с присутствием в бассейне мисс Кэмпбелл. Я вижу, вы думаете, что у меня предвзятое мнение, но это совсем не так. Когда-то я делала все возможное, чтобы помочь этой девушке. Я считала ее своей протеже, понимаете? Поэтому меня так сильно оскорбило то, что она стащила мой кошелек. В нем лежало больше ста долларов, разрешение на занятия прыжками в воду и ключи, которые были мне очень нужны, так что пришлось срочно заказывать дубликат.
— Так вы поймали ее?
— В общем-то, да. Конечно, она ничего не признала. А кошелек тем временем где-нибудь спрятала.
— А вы сообщили о краже? — Мой голос прозвучал резче, чем мне бы хотелось.
Она барабанила по крышке стола пальцами с аккуратно закругленными ногтями.
— Должна сказать, я не ожидала такого сурового допроса. Я добровольно сообщаю вам сведения и делаю это не потому, что желаю кому-то зла. Понимаете, я любила Эстер. Ей не везло, когда она была ребенком, и я жалела ее.
— Поэтому вы и не сообщили никому о случае с кошельком?
— Разумеется, в полицию я не сообщила. Но обсудила происшествие е мистером Бассеттом. Правда, это не дало никакого результата. Она его совершенно обворожила. Он просто не мог поверить, что она способна так поступить, пока с ним не произошло то же самое.
— А что именно?
— Эстер и его обворовала, — ответила она с невольно-торжествующей улыбкой. — То есть я не могла бы поклясться, что она это сделала, но в душе уверена. Мисс Хамблин, его секретарша, — моя подруга, и мы с ней иногда болтаем, так что я кое-что слышала. Мистер Бассетт был ужасно расстроен в тот день, когда Эстер исчезла. — Она наклонилась ко мне через стол так, что я мог видеть ложбинку между ее грудями. — Так вот, мисс Хамблин сказала мне, что он в тот же день изменил шифр на своем сейфе.
— Все это как-то расплывчато. Он что же, сообщил о краже?
— Конечно нет. Он ни слова никому не сказал. Ему было слишком стыдно, что он так в ней обманулся.
— И вы тоже никому ни слова не сказали?
— До сих пор.
— Почему же вы заговорили об этом сейчас?
Женщина молчала, только ее пальцы продолжали барабанить по столу. Уголки рта у нее опустились, нижняя часть лица приняла печальное, страдальческое выражение. Она слегка повернула голову, так что ее глаза оказались в тени.
— Потому что вы спросили меня.
— Я не спрашивал у вас ничего особенного.
— Вы говорите так, будто вы ее друг.
— А вы?
Она прикрыла лицо рукой и пробормотала:
— Я считала ее своей подругой. И простила бы ей даже кошелек. Но на прошлой неделе я встретила ее у Мирина. Подошла прямо к ней, решила забыть все обиды, понимаете? Но она отнеслась ко мне в высшей степени пренебрежительно. Притворилась, что не узнает меня. — Ее голос стал глухим и резким, а рука, закрывающая лицо, сжалась в кулак. — Поэтому я подумала, если уж она так разбогатела, что может покупать одежду у Мирина, почему бы ей не вернуть мои сто долларов?
— Вам очень нужны эти деньги?
Она даже замахала кулаком, отвергая мое предположение так решительно, как будто я уличил ее в чем-то постыдном.
— Нет, разумеется, я не нуждаюсь в деньгах. Но здесь дело принципа. — Подумав мгновение, она добавила: — Я вам ни капельки не нравлюсь, не так ли?
Я не ожидал подобного вопроса и не был готов ответить сразу. В ней было своеобразное сочетание силы и слабости, часто встречающееся у богатых незамужних женщин.