— Да, — согласился я, — нелегко.
— Вы думаете, это сделала мисс Кэмпбелл?
— Во всяком случае, я хочу знать твое мнение. Не было ли у нее какой-нибудь причины для этого?
— Может, и была. — Он облизал губы. — Она тоже пыталась очаровать мистера Граффа, но он увлекся не ею.
— Это Габриэль тебе рассказала?
— Она говорила, что мисс Кэмпбелл ревнует. Но она могла и не говорить. Я сам видел.
Что ты видел?
Хотя бы те сумрачные взгляды, которыми они обменивались последнее время Пожалуй, они все еще оставались подругами, — ну вы знаете, как это бывает у девушек, но уже не относились друг к другу с такой любовью, как раньше Потом, когда произошло это несчастье, сразу после следствия мисс Кэмпбелл уехала, и никто не знал куда.
Но она же вернулась.
— Больше года спустя, после того как все затихло. Но ее все еще интересовало это дело. Приехав, она задала мне уйму вопросов. Рассказывала сказки, будто она и ее сестра Рина собираются написать статью в журнал, но я сразу подумал, что она допрашивает меня с другой целью.
— О чем она тебя спрашивала?
— Да не помню уже, — произнес он устало. — Кажется, она задавала те же вопросы, что и вы. Вы уже целую кучу задали.
— Ты говорил ей о сережке?
— Может быть. Не помню. Это гак важно? — Он оттолкнулся от стены и побрел через галерею, все так же шаркая ногами и поглядывая на бледнеющее небо. — Я должен поехать домой и поспать хоть немного, мистер Арчер. В девять утра мне снова заступать на дежурство.
— А я думал, ты никогда не устаешь.
— Сейчас я чувствую себя страшно угнетенным. Вы вызвали к жизни именно то, о чем я не хотел вспоминать. А вы заставили меня вновь пережить весь этот кошмар.
— Прости меня. Я тоже устал. Но, мне кажется, не стоит жалеть усилий, чтобы раскрыть это убийство.
— Вы полагаете? Ну, скажем, вы распутаете его, и что тогда? Что произойдет? — Его лицо казалось особенно мрачным в серой предрассветной полумгле, а в голосе зазвучала долго скрываемая горечь. — То же самое, что всегда. Полицейские примут у вас дело и прикроют его, и ничего не изменится, даже никого не арестуют.
— Именно так и было в прошлый раз?
— Убежден, что именно так. Когда Марфельд понял, что не может засадить меня в тюрьму, он сразу же потерял интерес к делу. Ну и я тоже потерял.
— Я попытаюсь обратиться в более высокие инстанции.
Ну и что? Для Габриэль это уже слишком поздно да и для меня тоже
Он повернулся на пятках и пошел прочь Я сказал глядя на его поникшую спину
— Я могу подвезти тебя, Джо
— У меня своя машина. Благодарю вас
Да, пока мне было трудно гордиться собой. Я прошел вдоль бассейна — последний участник празднества, — ощущая предутренний упадок сил, вызванный замедлением тока крови. С моря поднимался туман. Клубясь, он медленно плыл на запад, где еще не рассеялась ночная мгла. Кое-где уже стала видна похожая на черный мрамор чистая поверхность воды.
Внезапно невдалеке от берега я заметил какой-то предмет, но не сразу понял, что это такое. Сначала я принял его за корягу, обломок ствола со скрюченными ветвями. Он медленно, останавливаясь, скользил туда-сюда, подталкиваемый волнами прибоя, и я подумал, что ветки уж слишком гибкие. А когда волна наконец выбросила его на сырой песок, я увидел, что это труп мужчины в темном, подпоясанном ремнем плаще, лежащий вниз лицом.
Калитка в заборе была заперта на висячий замок. Оглядевшись, я обнаружил поблизости металлическую стойку с тяжелым бетонным основанием, на которой был укреплен знак: «Не входить». Сбив замок этой штукой, я открыл калитку. Затем спустился по бетонным ступенькам на берег и перевернул Карла Стерна на спину. На лбу у него была глубокая рана, нанесенная каким-то тяжелым предметом. То ли его ударили, то ли он сам на что-то наткнулся. Вторая рана — на горле — зияла, как лишенный зубов рот, распахнутый в беззвучном крике.
Уже подойдя к своей машине, я вспомнил, что вдоль этого берега проходит течение, направляющееся к югу со скоростью около мили в час. В трех милях севернее клуба «Чэннел» автострада тянулась над крутым обрывом, нависающим уступом над морем, где для любителей достопримечательностей была оборудована смотровая площадка, вымощенная гладкими плитами и обнесенная оградой. Седан, взятый напрокат Карлом Стерном, стоял, упершись хромированным бампером в витую ограду.
Ветровое стекло, приборная панель и переднее сиденье были забрызганы кровью. Кровь запеклась и на лезвии ножа, который валялся на коврике. Нож, похоже, был тот самый, который я видел у Стерна.
Я ни к чему даже не прикоснулся. Мне вовсе не хотелось оказаться замешанным в смерти этого гангстера. Отправившись прямиком домой, я завалился спать. Мне снился мужчина, живущий в полном одиночестве среди каких-то развалин и безуспешно пытающийся восстановить в памяти монументы и здания, некогда сложенные из этих камней. Кажется, когда-то он слышал неясное предание о том, что давным-давно здесь стоял город. И еще более смутное предание (а возможно, это был просто сон во сне), что люди, которые построили город, или их потомки когда-нибудь вернутся и восстановят его. И он так хотел бы жить в этом городе.
Моя секретарша позвонила мне ровно в семь тридцать утра.
— Вставайте и наводите глянец, мистер Арчер.
— А что, я обязательно должен сиять, как начищенный медный чайник? Я чувствую себя таким тусклым. Лег в постель примерно час назад.
— А я еще и не ложилась. В конце концов, иной раз вы могли бы нарушить режим и отменить ваши солдатские побудки.
— Сегодня я отменяю их навсегда. — Я пребывал в том неопределенном, как бы взвешенном состоянии, когда все кажется либо смешным, либо вызывающим слезы, в зависимости от того, в каком положении вы держите голову. — А теперь повесьте эту проклятую трубку, я опять лягу. Что за жестокость!
— Вот это да! В каком мы сегодня прекрасном настроении с утра! — не утерпела она. Но инстинкт вышколенной секретарши тут же взял верх. — Подождите, не отключайтесь. Я приняла два междугородных вызова, оба из Лас-Вегаса. Первый — в час сорок, звонила молодая женщина, которая, по-видимому, очень хотела поговорить с вами, но не сообщила ни своего имени, ни номера телефона. Она сказала, что позвонит еще раз, но не позвонила. Вы слышите меня? Второй — в три пятьдесят. Доктор Энтони Ривз, молодой врач из Мемориальной больницы, заявил, что звонит по поручению пациента по имени Джордж Уолл, которого подобрали в аэропорту с тяжелыми ушибами головы.
— В аэропорту Лас-Вегаса?
— Да. Это вам о чем-нибудь говорит?
Я испытал немалое облегчение, узнав, что Джордж жив, но тут же до меня дошло, что теперь мне самому нужно немедленно тащиться в Международный аэропорт и взбираться на борт самолета.
— Не закажешь ли ты мне билет, Вера?
— На первый самолет в Лас-Вегас?
— Именно.
— Был еще один телефонный звонок вчера после обеда. Мужчина, назвавшийся Мерсеро, из управления дорожной инспекции, просил передать, что «ягуар» зарегистрирован на имя Ланса Леонарда. Это тот актер, который застрелился вчера вечером?