— Ты уже прочитала утренние газеты?
— Нет, я слышала по радио.
— Что ты еще слышала?
— Больше ничего. Это было короткое информационное сообщение.
…Еще не было и десяти часов утра, а я уже разговаривал с доктором Энтони Ривзом в его кабинете в больнице штата Южная Невада. Этой ночью он дежурил, так что именно он оказал первую помощь Джорджу Уоллу, которого привезли сюда люди шерифа. Полицейские обнаружили Джорджа, когда он бродил по аэропорту. В больницу его доставили в весьма плачевном состоянии. У него была разбита скула, подозревались сотрясение мозга и даже трещина в черепе. Джорджу необходим полный покой — по крайней мере в течение недели, а может случиться, что ему придется лежать целый месяц. Посетители ему противопоказаны.
Спорить с молодым доктором Ривзом было бесполезно, хотя он и казался тихоней. Поэтому я отправился на поиски какой-нибудь впечатлительной медсестры и в конце концов наткнулся на пухленькую рыженькую девицу в белом колпаке, на которую произвел необходимое действие мой старый полицейский значок — я носил его с собой на всякий случай. Она привела меня к двухместной палате, на двери которой висела табличка: «Посетители не допускаются». Джордж оказался единственным обитателем палаты. Он спал. Я обещал не будить его.
Плотные шторы почти не пропускали света. Было так темно, что я едва различил белую забинтованную голову Джорджа на подушке. Сев в кресло, стоящее между двумя кроватями, я прислушался. Слабое дыхание Джорджа было спокойным и ровным. Через некоторое время я сам чуть не уснул.
Из сонного оцепенения меня вывел крик боли. Сначала мне показалось, что кричит Джордж, но крики и стоны доносились из соседней палаты. Затем все стихло.
Шум разбудил Джорджа. Он зашевелился, застонал и попытался сесть, подняв обе руки к забинтованному, как у мумии, лицу, но покачнулся и чуть не упал с кровати. Я удержал его за плечи.
— Спокойно, парень.
— Пустите меня. Кто вы?
— Арчер, — ответил я. — Местная Флоренс Найтингейл.
— Что со мной? Почему я ничего не вижу?
— Ты в бинтах по самые глаза. К тому же здесь темно.
— Где это — здесь? В тюрьме? Я в тюрьме?
— Ты в больнице. Разве ты не помнишь, что просил доктора Ривза позвонить мне?
— Боюсь, что я ничего не помню. Который теперь час?
— Воскресное утро, ближе к полудню.
Это известие, видимо, сразило его наповал. Некоторое время он лежал молча, затем озадаченно проговорил:
— Кажется, у меня пропал целый день.
— Успокойся. Его уже не воротишь.
— Я совершил что-то непоправимое?
— Я еще не знаю, что ты там совершил. Ты задаешь слишком много вопросов, Джордж.
— Вы просто щадите мое самолюбие, не так ли? — От волнения голос его стал хриплым. — Наверное, я вел себя как последний осел.
— Большинство из нас время от времени ведет себя именно так. Лучше попытайся что-нибудь вспомнить.
Он поискал выключатель в изголовье кровати, нащупал шнур и дернул за него. Потрогав бинты на лице, он уставился на меня сквозь узкие щелки в них. Ниже повязки виднелись распухшие, сухие и потрескавшиеся губы.
Когда Джордж заговорил снова, в его голосе прозвучал какой-то благоговейный страх:
— Эта маленькая мартышка в пижаме — это она меня так отделала?
— Отчасти. Когда ты последний раз видел его, Джордж?
— Вы должны это знать, ведь вы были со мной. Что вы подразумеваете под словом «отчасти»?
— Ему кто-то помог
— Кто?
— А ты не помнишь?
— Кое-что вспоминаю. — Голос его звучал по-детски неуверенно, от былой напористости не осталось и следа. — Это был какой-то кошмар. Нечто похожее на обрывки старинных фильмов, которых полно у меня в голове. Только я сам играл главную роль. И за мной все время гнался мужчина с пистолетом. А декорации менялись. Этого просто не могло быть на самом деле, никак не могло.
— Но это было. Ты ввязался в драку с охранниками в студии Симона Граффа. Имя Симона Граффа тебе ни о чем не напоминает?
— Напоминает. Я лежал в постели в каком-то убогом домишке в Лос-Анджелесе, кто-то говорил по телефону и назвал эго имя. Я встал, вызвал такси и попросил шофера отвезти меня к Симону Граффу.
— Это я разговаривал по телефону, Джордж. Ты находился в моем доме.
— Я был у вас дома?
— Не далее как вчера. — Видимо, его память работала избирательно. Это меня раздражало, хотя я не сомневался в его искренности. — И еще ты стащил жалкий старый серый костюм, принадлежащий мне, за который, кстати, я уплатил сто двадцать пять долларов.
— Я стащил? Весьма сожалею.
— Еще больше будешь сожалеть, когда получишь от меня счет. Ну ладно, довольно об этом. Как ты попал из студии Граффа в Лас-Вегас? И чем занимался все это время?
Глядя в налитые кровью глаза Джорджа, я физически ощущал, как его мысль с трудом продирается сквозь дебри забвения.
— Кажется, я летел на самолете. Это важно?
— Более или менее. На рейсовом или частном самолете?