— Неужели вам нужна дружба такого странного… загадочного… непонятного существа, каким я должна казаться? — еле вымолвила Сатанаиса.
— Да… отдайте мне свою дружбу! — воскликнул рыцарь. — Кем бы вы ни были — отдайте и называйте меня другом.
— Примите в этом уверение, — прошептала девушка.
— Я ценю вашу милость, — взволнованно произнес Кольмар. — Но когда мы теперь увидимся?
— Я буду в Праге первого августа, — ответила Сатанаиса, отвернувшись. — В девять часов вечера мы можем встретиться на несколько минут в дворцовом саду: он будет открыт для публики.
От этих слов Сатанаисы Кольмар вздрогнул и вспомнил о свидании, назначенном ему Этной в тот же день, только в другое время и в другой части города. Почувствовав смущение, замешательство и какой-то стыд, он с удовольствием отметил, что к ним подходит Жижка.
Тут оии добрались до дороги, где их ждали три оседланные лошади. Насилу овладев собой, дабы не выказать тягостного замешательства, Кольмар простился с Жижкой, а потом обернулся к Сатанаисе. Рука его дрожала, когда он взял руку девушки и под влиянием очарования, которому не мог сопротивляться, пожал ее. Ему почудилось ответное движение пальцев, и в ту же минуту Сатанаиса подняла на него глаза, говорившие так красноречиво, как только могут глаза женщин: «Помните назначенное мною свидание!»
Потом она с живостью отвернулась и присоединилась к Линде и Беатриче, с которыми только что простились Лионель и Конрад. Рыцарь и пажи его сели на лошадей и поскакали прочь от лагеря таборитов.
Читатели уже знают, что наша история началась в июле, но чтобы сохранить хронологический порядок описываемых происшествий, надобно заметить, что Эрнест Кольмар и двое его слуг двадцатого числа покинули лагерь таборитов, а на другой день, двадцать первого, около семи вечера, въехали в Прагу.
Порасспросив как следует горожан, они остановились в гостинице «Золотой Сокол», самой лучшей в тогдашней столице Богемии.
Гостиница представляла собой большое здание, части которого разительно отличались друг от друга стилями и архитектурой. Постепенные пристройки, добавляемые к дому каждым новым хозяином, доказывали, что дела гостиницы процветают. Окна ее выходили на рыночную площадь, с которой разбегались улицы, ведущие в замок, во дворец и в собор. Сзади располагался обширный сад с уютными деревянными павильонами, где постояльцы «Золотого Сокола» любили проводить жаркие летние вечера.
Хозяин гостиницы по имени Тремплин, наружность которого говорила о веселом нраве, столь необходимом для тех, кто занимается ремеслом трактирщика, был человеком пожилым, краснолицым, с маленькими, вечно бегающими глазками и постоянной улыбкой на губах. Ему помогали жизнерадостная жена и очень хорошенькая дочь.
Добросердечие этой семьи в соединении с гостиничными удобствами еще более возвысили славу «Золотого Сокола».
Нескольких минут хватило, чтобы приготовить комнаты с окнами в сад для Кольмара и его пажей.
Закусив, рыцарь попросил Тремплина подать ему бутылку лучшего рейтвейна и пригласил хозяина распить ее вместе. Кольмар желал получить разные сведения и знал, что никто не сможет преподнести их лучше, чем хозяин многолюдной гостиницы. Пока пажи прогуливались по саду, болтая о Линде и Беатриче, господин их сидел вместе с достойным владельцем «Золотого Сокола».
Перебросившись с Тремплином общими фразами, осушив и опять наполнив стаканы, Эрнест Кольмар сказал:
— Я не встречал города с более приятными и живописными окрестностями, чем ваш. В последних трех милях перед ним сегодня я любовался красивым белым домом на пригорке, окруженным великолепными деревьями.
— А! Там живет добрая и сострадательная баронесса Гамелен. — Не дожидаясь дальнейших расспросов, он поспешил прибавить: — Это превосходная женщина, рыцарь, жемчужина своего пола. Вся Богемия должна гордиться ею. Хотя ей только сорок лет и она очень хороша собой, ее считают матерью бедных и несчастных. Один Господь знает, сколько разбитых сердец утешила она… сколько осушила слез!
— Эта женщина настоящая праведница, — заметил рыцарь, — я был бы рад познакомиться с нею и завоевать ее дружбу.
— Баронесса Гамелен, — продолжал хозяин «Золотого Сокола», — овдовела пятнадцать лет назад, двадцати пяти лет от рождения. Муж ее был богачом, и она наследовала все его состояние и огромные поместья. А когда кончился ее траур, она поселилась в том доме, который вы изволили заметить за три мили от Праги. Но не подумайте, рыцарь, что она выстроила такое огромное здание для удовлетворения гордости и тщеславия. Нет, у нее было совершенно другое намерение.
— Она, наверное, хотела устроить там благотворительное заведение? — предположил рыцарь.
— Вот именно, — ответил Тремплин. — Посещая бедных и сирых, она поняла, что несчастья особенно тяжелы для вдов и сирот, и когда смерть мужа принесла ей громадные деньги, она решила собрать несколько таких женщин и спасти их от горя и нищеты. Дом выстроили очень скоро, и он сделался приютом.
— Вы справедливо сказали, что должны гордиться своей баронессой! — воскликнул рыцарь с энтузиазмом. — Но продолжайте, любезный Тремплин.
— Вот уже двенадцать лет, как баронесса Гамелен поселилась в своем новом доме, — объяснил трактирщик. — С нею вместе живут точно не знаю сколько вдов и сирот. Когда одна умирает, ее заменяет другая, но прежде собирают сведения о характере и нравственности новенькой: вы же представляете, какое множество кандидаток является на вакантное место. Чтобы ее благотворительность была основана на определенных правилах, баронесса установила некоторые ограничения для возраста, обстоятельств и тому подобных вещей. Кажется, вдовы принимаются от двадцати пяти до сорока лет, а молодые девушки — от пятнадцати до двадцати. Баронесса находит, что в эти периоды жизни женщины более всего подвергаются искушениям, которые бедность, нужда и нищета делают почти непреодолимыми.
— Я непременно должен засвидетельствовать мое уважение баронессе Гамелен, — вставил Кольмар. — Женщина, такая примерная, заслуживает всяческой похвалы.
— Вы изволите говорить правду, — подтвердил Тремплин. — Но я вас предупреждаю, что Белый Дом отворяется не для всех, кто желает в него войти.
— Я очень хорошо понимаю, что, взяв под свою ответственность целую общину женщин, баронесса с осторожностью относится к посетителям, которых пускает в свое жилище. Вы это хотели сказать? — спросил Кольмар.
— Именно. Она должна проявлять величайшую бдительность.
— Это правда! Но как по-вашему, примет она уполномоченного принца Альбрехта Австрийского?
— Непременно, вас примут дружелюбно, — улыбнулся Тремплин. — Тем более что она ярая противница Жижки и его революционной орды.
— Вы говорите о таборитах с горечью, — заметил Эрнест Кольмар. — А может быть, их планы и действия просто оклеветаны?
— Конечно… почему бы нет… — удивленно пробормотал Тремплин. Казалось, он в первый раз слышал подобную мысль. — Но,— продолжал он, — я перечислил вам еще не все добрые дела баронессы Гамелен. Вы не видели за четверть мили от Белого Дома нечто похожее на старинный грандиозный замок?
— Да… помню, я даже остановился рассмотреть его издали, — ответил рыцарь. — Какое отношение имеет он к деяниям баронессы?
— Это здание — замок Гамелен, он тоже принадлежит баронессе, — объяснил трактирщик. — В то время как Белый Дом — он вообще известен под этим именем — начал принимать вдов и сирот двенадцать лет назад, замок превратился в приют для молодых людей от пятнадцати- до тридцатилетнего возраста, не имеющих ни родных, ни друзей. Замок Гамелен и Белый Дом не монастыри. Иногда члены обеих общин под надзором баронессы собираются в Белом Доме, занимаются музыкой, танцуют, разговаривают. Часто эти встречи кладут начало образованию семей, и тогда баронесса дает приданое и помогает новобрачным устроиться.
— Такая благотворительность почти невероятна, — промолвил Кольмар. — Она не женщина, а ангел.
— У нее, похоже, нет других забот, кроме забот о счастье ближних, — заметил Тремплин. — Ах! Я отлично помню, что, услышав о ее великодушных намерениях, люди во всем городе- осыпали ее похвалами. Но кое-кто все же качал головой с таинственным видом и говорил, что мысль баронессы нехороша… Но, несмотря ни на зловещие слова, ни на странные и страшные предзнаменования перед открытием обоих заведений, они процветают свыше всех ожиданий, и баронесса вознаграждена за свои усилия великим множеством людей, счастье которых она составляет.
— Какие же это странные и страшные предзнаменования? — озадаченно спросил рыцарь.
— Я забыл вам рассказать, что в то время, о котором идет речь, случилась одна необъяснимая трагедия.
Наполнив стакан, трактирщик заговорил серьезным голосом:
— При строительстве Белого Дома баронесса нанимала десятки мастеров. Среди них были три брата по фамилии Шварц — два каменщика и плотник. Когда работы в замке кончились, баронесса отослала всех строителей, вручив каждому кроме жалованья очень хороший подарок. А потом вдруг вспомнила, что надо что-то подправить, какую-то безделицу — не помню какую, — и попросила трех братьев остаться. Те ничуть не огорчились, а, напротив, обрадовались, ведь у них оказалось больше работы, чем они ожидали. Они рассчитывали управиться за несколько дней, а задержались на несколько недель, без сомнения, возбудив зависть в других мастерах. А потом братья Шварц нопросту исчезли, и исчезли так внезапно и таинственно, что нельзя было сомневаться в их убийстве. Баронесса, уже переселившаяся в свое новое жилище, была жестоко огорчена, узнав о печальном обстоятельстве, и начала действовать с такой энергией и быстротой, какой можно было от нее ожидать. Она предложила большую награду тому, кто укажет на следы, которые помогут выяснить, что случилось с тремя братьями, затем оказала великодушную помощь осиротевшим семействам.
— А узнали наконец их участь? — заинтересовался Эрнест Кольмар.
— Никогда. Некоторых их товарищей задержали по обвинению в убийстве, но ни самые строгие поиски, ни самые подробные исследования не представили против них ни малейшего доказательства. Поэтому их освободили, и баронесса с щедростью, отличающей ее, с лихвой вознаградила арестантов за время, проведенное в тюрьме.
— Однако, — заметил Кольмар, — наверное, все думали, что подозреваемые действительно убили трех братьев из зависти?
— Я помню, что тогда ходило множество противоречивых мнений, — вздохнул Тремплин. — Некоторые склонялись обвинять бедолаг, хотя их уже оправдали, и осуждали баронессу за то, что она была щедра к подозрительным людям. Другие твердили, что три брата, возможно, вовсе не убиты, а, найдя в замке клад или что-нибудь подобное, захватили его и убежали. Помню и совсем невероятные слухи: якобы трех братьев Шварц видели и узнали на следующую ночь после их таинственного исчезновения: их везли несколько замаскированных всадников за несколько миль от Праги… Говорили еще, что их встретили во второй раз, по-прежнему пленниками верхового, лицо которого скрывала черная маска… Судачат, будто это произошло возле замка Альтендорф, в трех днях пути отсюда.