— Генерал, вам уже известно, я еду с поручением Альбрехта Австрийского. Скоро в Праге соберется богемское дворянство, и мой государь должен послать туда представителя для устройства дел этой страны. Его высочество именно меня выбрал своим посланником, и среди инструкций, полученных мною при отъезде из Вены, находится приказ увидеться с вами прежде, чем состоится собрание в Праге.
Жижка сухо поинтересовался:
— С какой целью?
— Чтоб узнать ваше отношение к положению дел в стране, — ответил Кольмар. — Но,— прибавил он с живостью, — если вы почтите меня своим доверием, мне велено не злоупотреблять им.
— Возможно, вам известно, — произнес Жижка, — что я решил не только сопротивляться дворянству, но и не допускать иностранного вмешательства.
— Австрия не замышляет вооруженного конфликта, генерал, — заметил Кольмар. — По крайней мере, пока сохраняется нынешнее положение дел.
— Приятно слышать подобное уверение, — кивнул Жижка. — Вы знаете, каковы планы совета дворян?
— Я вообще ничего не знаю, кроме того, что совет соберется в первый раз второго августа и в ту же самую ночь руководители его, вероятно, сообщат важные известия.
— По-вашему, в ту же самую ночь? — пробормотал таборит.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Кольмар.
— В таком случае я тоже приеду! — вскричал Жижка, стукнув кулаком по столу.
— Как друг или как враг? — спросил рыцарь.
— Вы сами без труда можете угадать, — усмехнулся таборит.
— Стало быть, враг. Но мне всегда казалось, что дворянство и табориты согласны на перемирие или на приостановление вражды, каковое впоследствии тоже привело бы к миру. Так или иначе, но если вы подвергнете себя риску, Жижка, я огорчусь гораздо больше, чем могу выразить словами, — закончил Кольмар самым искренним тоном.
— Вы храбрый и великодушный молодой человек, — заметил Жижка. — И я рад, что встретился с вами. Я знаю вас только несколько часов, но некоторые мои мысли уже претерпели удивительные перемены. Теперь, что бы ни случилось— останется Австрия нейтральной или выберет вооруженное вмешательство, — я все равно сохраню к вам глубокое уважение, рыцарь. Если мы станем врагами, то врагами милосердными. А сейчас, — прибавил суровый воин, — позвольте преподнести вам вещицу, которая послужит пусть слабым, но доказательством моих дружеских чувств и благодарности за ваши услуги нынешней ночью. Пожалуйста, носите это кольцо. — И он протянул рыцарю дорогой перстень.
— С условием, что вы примете взамен это, — откликнулся Кольмар, снимая с пальца прекрасный перстень и подавая его табориту.
— Коли вы так хотите, с моей стороны было бы смешно отказываться, — улыбнулся Жижка. И едва произошел обмен перстнями, он прибавил уже более сурово, точно скрывал какое-то намерение: — Вы путешествуете по незнакомой стране с поручением довольно опасным. Конечно, я желаю, чтоб Господь сохранил вас от всякого несчастья, но никому не известно, что может случиться через минуту. Итак, если вы попадете в беду, если вас схватят враги, возможно, перстень, сейчас надетый вами на палец, превратится в талисман. По крайней мере, не отчаивайтесь, пока не испытаете его силу.
— Но каким образом я должен ее испытать? — удивился рыцарь, убежденный в том, что не простое суеверие заставило Жижку подать ему этот таинственный совет.
— Превратности судьбы могут засадить вас в тюрьму или швырнуть во власть людей, жаждущих вашей крови, — продолжал таборит. — Если подобные бедствия постигнут вас, покажите этот перстень, как бы нечаянно, тем, от которых будет зависеть ваша жизнь или свобода. Понятно ли я объясняю?
— Совершенно понятно, генерал, — кивнул Эрнест Кольмар. — И я благодарю вас от всего сердца за новое доказательство вашего расположения ко мне. Мне очень жаль, что я должен торопиться. — Рыцарь встал.
— Мы скоро увидимся, — заметил Жижка. — Пойдемте. Поскольку вы спешите, я провожу вас до границы леса, где уже стоят ваши лошади. — С этими словами таборит отдернул полог, закрывавший вход в шатер, и оба выбрались на улицу.
Сатанаиса сидела недалеко, в тени дерева, а Лионель и Конрад разговаривали в стороне с Линдой и Беатриче.
Эрнест Кольмар машинально направился к Сатанаисе и уже поблизости приметил, что она погружена в глубокие размышления. Ее наклоненное лицо излучало меланхолию, а грудь высоко поднималась и опускалась, волнуемая продолжительными вздохами.
Шаги рыцаря внезапно поразили ее слух и вывели из задумчивости: увидев Эрнеста Кольмара, она поспешила встать.
— Извините меня, — поклонился рыцарь, — если я прервал ваши размышления. Но я пришел проститься и поблагодарить за гостеприимство, которое мне оказали в лагере таборитов.
— Итак, вы решили покинуть нас? — вымолвила Са-танаиса и после минутной паузы, покраснев и глядя в сторону Жижки, отдающего приказания офицерам, прибавила: — Наверное, генерал проводит вас до того места, где стоят лошади?
— По-моему, Жижка, так и собирался сделать, — ответил рыцарь.
— Я тоже провожу вас, — выпалила Сатанаиса.
Эти слова музыкой зазвучали в душе Кольмара, он затрепетал от удовольствия.
Надев на голову шляпу, украшенную пером, которую она держала в руке, и небрежно отбросив назад длинные косы, Сатанаиса зашагала рядом с рыцарем к Жижке.
— Я присоединюсь к вам через несколько минут, — сказал им начальник таборитов. — Позвольте пока Са-танаисе послужить вам проводником… Я еще должен сделать важные распоряжения, не терпящие отлагательства.
— Мы пойдем потихоньку, — заявила Сатанаиса.
Молодая девушка и Кольмар углубились в лес, за ними, поодаль, шли Линда и Беатриче.
— Странную жизнь вы ведете, — заметил рыцарь. — Лес служит вам жилищем, полевые цветы украшают ковер, разостланный природой под вашими ногами, а музыку заменяет пение птиц.
— Да… Да! Странную жизнь веду я, странной была она с самой колыбели и странною, без сомнения, останется до самой могилы.
— Но вы счастливы? Счастливы?! — взволнованно спросил Кольмар, чувствуя глубокое участие к женщине столь чудной красоты, окруженной такой непроницаемой тайной.
— Кто совершенно счастлив на этом свете, рыцарь? — прошептала Сатанаиса.
— Верьте мне… верьте, когда я говорю, что меня серьезно огорчила бы мысль о том, что вы несчастны, — сказал Эрнест Кольмар, забывая, что знает эту женщину всего несколько часов, и ощущая к ней дружеское участие брата, а может, кое-что и большее.
— Неужели вы бы смогли притворно изобразить такой пылкий энтузиазм, делая комплименты? — задумчиво произнесла Сатанаиса, устремив взор на Кольмара, как бы пытаясь прочесть в его глазах правду.
— Клянусь небом! Вы дурно судите обо мне, если считаете способным говорить не то, что я думаю! — вскричал рыцарь таким тоном, который не оставлял никакого сомнения в его искренности.
— Как же вы сумели почувствовать ко мне участие за столь непродолжительное время? — робко спросила Сатанаиса, опустив голову, голос ее дрожал.
— Возможно ли, зная вас хоть час, не проникнуться к вам дружеским отношением? — удивился Эрнест Кольмар. — Или вы полагаете, что я без сожаления покидаю лагерь таборитов? Или воображаете, будто я забуду вас, едва мы расстанемся? Нет! Нет!
— Вы мне льстите, — заметила Сатанаиса, явно смутившись и не найдя, что ответить.
— Какая холодная фраза!