— Нет, но барон Родольф получил известие об аресте Жижкой отца, графа Роземберга и маркиза Шомберга. Жизнь этих вельмож в опасности.
— Арестованы! — вскричала кармелитка. — Стало быть, все наши планы, все наши намерения рухнули?
— Нет, — возразил Губерт. — Начальник таборитов теперь всесилен в Праге, и он поставил перед тремя вельможами такие условия, каких они выполнить не могут. Следовательно, эта молодая девушка немедленно поедет в Прагу и, применив весь свой ум, освободит пленных.
— Вы потеряли рассудок, Губерт, — вздохнула кармелитка, в отчаянии ломая руки. — Что может сделать слабое, беззащитное создание без друзей, в этой орде солдат?
— Сударыня, — заметил старый управитель, — эта девушка очень умна, а опасности, которым она подверглась, доказали ее мужество. Я думаю, что она справится с нашим предприятием, если отдастся ему всем сердцем. Но если успех не увенчает ее усилий, если секира нависнет над головами вельмож, нуждающихся в спасении, если она сама попадет в трудное положение, кто помешает ей заявить начальнику таборитов, что она действует по вашим приказаниям?
— Я понимаю вас, Губерт, — согласилась кармелитка и, обернувшись к Анжеле, добавила: — Поезжайте в Прагу, милое дитя. Эта лошадь ваша, как и кошелек, полный золота. Дорога идет мимо хижины ваших родителей: успокойте их насчет себя, но вспомните свою клятву и не говорите ни слова, которое могло бы даже намекнуть на мое существование. По прибытии в Прагу подумайте о той задаче, что я поручаю вам. Жизнь трех вельмож находится в ваших руках, да укажет вам Господь, как действовать, а я не могу. Но если все ваши усилия останутся втуне, если смерть неизбежна для них, тогда потребуйте аудиенции у Жижки, бросьтесь к его ногам, покажите этот перстень. Господь решит остальное.
Кармелитка надела на палец Анжелы перстень со сверкающим бриллиантом.
— И еще одно, Анжела, — прибавила кармелитка. — Если вам придется встретиться с могущественным Жиж-кой и использовать силу перстня, чтобы заставить отменить смертный приговор, тогда — но только тогда! — я позволяю нарушить клятву молчать обо мне. В таком случае вы ответите откровенно, без всяких изворотов, без всякой сдержанности на любые вопросы начальника таборита,
— Я в точности исполню ваши приказания, — промолвила Анжела, проникаясь верой в успех своей миссии.
— Прощайте же, милое дитя! — воскликнула кармелитка, прижимая девушку к сердцу в порыве несказанной любви. — Я…
Она внезапно умолкла по знаку Губерта, тихо выпустила из объятий Анжелу и исчезла в глубине леса.
Прошла неделя после того вечера, когда совет дворян столь страшным образом прервал начальник таборитов, и рыцарь Эрнест Кольмар опять направлялся к пустынному саду дворца на свидание с прелестной дочерью сатаны.
Дойдя до террасы, он услыхал легкие шаги: гибкая фигура молодой женщины приближалась к нему, и скоро рядом очутилась Сатанаиса.
На ней была та же богатая одежда, что и в первую встречу здесь, и красота Сатанаисы казалась столь изумительной, что, живи она в Древней Греции, ей поклонялись бы как богине.
— Милая Сатанаиса! — вскричал Кольмар, схватив и поднося к губам ее руку. — Благодарю вас за счастье, которое доставляет мне ваше присутствие. Если б вы знали, как я беспокоился за вас с тех пор, как мы расстались! Мне чудится, будто я еще слышу угрозы вашего невидимого врага. Ответьте, умоляю, как я могу защитить вас? И клянусь честью рыцаря, что, предстань предо мной сам сатана, он найдет во мне грозного противника.
— Великий Боже! — вздохнула Сатанаиса. — Вы не понимаете, о чем говорите.
— Напротив, и я готов повторить свои слова, — возразил рыцарь, поддерживая девушку, дрожащую всем телом. — И теперь я более прежнего убежден, что вам угрожает ужасная опасность. Поведайте мне свою историю, Сатанаиса, и, клянусь вам снова, я буду вашим защитником, пускай даже страшная тайна, окружающая вас, принадлежала бы адским силам.
— Выслушайте же эту легенду, загадочную и ужасную, — сказала Сатанаиса, — и судите сами, достойна ли я сочувствия.
«Далеко, очень далеко, в тех восточных странах, богатство которых сравнимо с богатством царей, существовало королевство, где щедрая рука природы, а впоследствии человеческое искусство соединило вместе величие и великолепие. Его могущественные города населяли бесчисленные жители, славившиеся своей красотой и мудростью. Купола дворцов и храмов сияли золотом. На площадях били фонтаны, проливавшие хрустальную воду в бассейны из массивного серебра. Бедность была неизвестна в восхитительной стране, где спелые колосья два раза в год падали под косою жнеца и фрукты точно сами вырастали из плодоносных недр земли. Цветы всех оттенков покрывали луга, как блестящий ковер, и запах их наполнял воздух благоуханием.
Короля этой блаженной страны звали Ильдегримом. Со дня рождения до семнадцатилетнего возраста по закону королевства он находился в строгом заключении во дворце. И вот, когда пышное шествие вельмож государства упало к ногам принца, объявляя, что отец его умер и теперь он властелин сей прекрасной страны, ему показалось, что начинается новая жизнь.
Предоставив управление королевством людям, выбранным им среди наибольших льстецов, он погрузился в удовольствия и разврат, точно хотел наверстать годы вынужденного уныния. Министры с радостью наблюдали, каким путем он пошел, ибо это предоставляло им неограниченную власть.
Никогда более красивый юноша не появлялся на земле: волосы черные и шелковистые, глаза большие, темные, блестящие, горделивая улыбка на губах. Его прозвали Молнией.
Истекло два года, и народ начал роптать:
«Почему Ильдегрим не следует примеру своего отца, заботившегося о наших интересах и защищавшего нас от притеснений сильных?»
Но жалобы не могли достигнуть дворца, и король, обманутый льстецами, считал своих подданных счастливыми и преданными ему.
О всеобщем недовольстве в государстве хорошо знал Мансур, король соседней страны, который давно вознамерился захватить королевство Ильдегрима. Решив, что случай благоприятен, он собрал огромную армию и напал на государство молодого короля, заявляя, что хочет освободить народ от тирании жадных и заносчивых министров и от правления презренного развратника.
Подданные Ильдегрима, хоть и недовольные своим королем, не пожелали подчиниться иностранному государю; они вооружились и под командованием полководца Карс-Али, которому доверяли, двинулись на неприятеля.
Карс-Али был разбит, и Мансур во главе своих победоносных войск пошел на столицу Ильдегрима.
Эти известия точно гром поразили несчастного государя, пробудившегося от летаргии роскоши и разврата, в которой его держали недостойные министры только для того, чтобы увидеть свое войско уничтоженным, подданных готовыми возмутиться и победоносного врага в двух шагах от столицы.
Бросившись с ложа удовольствий, далеко отшвырнув розовые очки, Ильдегрим внезапно проявил энергию, сообразную угрожавшей опасности.
Облекшись в военную броню, на великолепном боевом коне поскакал он в центр города, призывая своих подданных к оружию. Те, воодушевленные его присутствием, окружили государя, клянясь умереть рядом с ним, защищая свою родину. Он вооружил все мужское население и, не дожидаясь, чтобы неприятель продолжал свои злодеяния, гордо устремился к нему навстречу во главе преданных подданных.
На рассвете завязалась кровавая битва в нескольких милях от столицы, и равнина скоро покрылась мертвыми и ранеными. В пылу сражения король Ильдегрим выказывал чудеса храбрости. Где бы он ни находился, победа повсюду сопутствовала ему, но как только его отзывали на новый пункт, Мансур приводил новые войска и опять выигрывал.
Между тем солнце склонилось к закату и его последние лучи осветили армию Ильдегрима, в беспорядке отступавшую перед победоносным врагом.
Да, молодой король видел, как его войско разбегалось во все стороны. Его усилия, его мужество не могли остановить бегущих. Решив лучше погибнуть, чем пережить известие о поражении и гибели своей страны, он спрыгнул с лошади и стал ждать смерти от первых настигнувших его врагов. Напрасно несколько верных слуг умоляли его спасаться бегством, он повелительно приказал им оставить его наедине с печальной участью. И уже в одиночестве несчастный Ильдегрим предался самому сильному отчаянию.
— О, это небесный суд! — вскричал он. — Мои годы разврата и сумасбродств наказаны стыдом, за которым скоро последует смерть. Какой я был безумец! О всемогущий Боже! Приди ко мне на помощь, отведи от моей столицы приближающегося врага… Увы, увы! Помощи нет. Господь оставляет меня… Ну, сатана! Тебя я умоляю, помоги мне!
И только прозвучали эти слова, как Ильдегрим почувствовал тяжелую руку на своем плече и увидел рядом высокую мрачную фигуру.
— Ты призывал на помощь сатану, — промолвил голос, показавшийся Ильдегриму глухим ревом отдаленного потока, — и сатана не остался глух к твоей мольбе. Говори не колеблясь, ибо войска Мансура надвигаются с яростью урагана.
Тут в темноте блеснул свет, и Ильдегрим разглядел стремительно приближающиеся легионы победителя.
— Спаси меня! — закричал он. — Спаси меня, сатана, от смерти и бесчестья! Спаси мой народ от погибели, мое королевство от нашествия иноплеменных! Сделай это, и я стану поклоняться тебе, я помещу твое изображение в наших храмах…
— Гордый юноша, — перебил его князь тьмы, — что нужды мне до почестей, предлагаемых тобой!
— Тогда сам назначь условия! — вскричал Ильдегрим. — Но поторопись, неприятель уже близко.
— Так слушай, — проговорил демон своим звучным голосом, похожим на отдаленный раскат грома, — ты должен поклясться, что посвятишь мне своего первенца, и через час твои враги рассеяться, как дым, разносимый ветром. Если нет — ты погиб.
— Клянусь! — возопил несчастный государь вне себя.
Едва он произнес эти слова, ему сразу захотелось отказаться от них, но было поздно. Посадив Ильдегрима на свои могучие руки, сатана перенес его к воротам столицы, где столпились беглецы.