— Сдается, это не отель, а скорее тюрьма,— ответил Астахов сухо.
— Он же вам говорит: запасы кончились,— вскипела Мэри.— Часовой не пускает в город. Ничего, посидите на диете.
— Диета, мадам,— сказал Стэннард,— это, как известно, победа силы воли над размером задницы. Но собственной воли. В данном же случае речь идет о чужой. Что не одно и то же.
— Господин Астахов, судя по фамилии, вы русский?— спросил Кларк.
— Я родился в России,—ответил управляющий.— Родители увезли меня ребенком после революции
— Как же вас занесло сюда?
— Долгая история...
— Есть такое прекрасное русское блюдо: чач-лык,—мечтательно произнес Стэннард.
— Грузинское,— поправил Кларк.
— Вы бывали в России, мистер Кларк?— удивился Астахов.
— Я работал там корреспондентом сразу после войны. Между прочим, русские спасли мою жену.
— Она русская? — еще более удивился Астахов.
— Немка.
— Русские спасли немку? — поднял голову от фотоаппарата Хольц.
— Они освободили Ингу из лагеря в Германии.
— Ну, так банановые лепешки или что?— спросила Мэри нетерпеливо.
— Слушайте, мисс Мэри, а почему вы всех нас ненавидите? — полюбопытствовал Стэннард.
— Ненавижу? В тропиках нельзя ненавидеть, это отнимает силы. Так мне объяснил мистер Астахов.
— А любить?— спросила Катлен.— Любить в тропиках можно?
Мэри не удостоила ее ответом и ушла на кухню.
— Партию в пинг-понг, молодой человек? Перед завтраком, а? — предложила Катлен Игорю.
Kaлишер лежал на диване в своей каюте и просматривал машинописные тексты, телеграммы, рулончики телексов. На диване, на полу и даже на его груди в беспорядке валялось множество прочего бумажного хлама.
— «Совесть мира»,— пробормотал Калншер, переворачивая какую-то страницу. — Странные же нынче представления о совести.
Раздался стук в дверь.
— Да.
В каюту вошел Фарадж.
— Мне было приказано явиться к вам, господин Калишер.
— Зачем?
— Я ваш помощник.
— Ах, помощник!— обрадовался Калишер.— Умный помощник. Да, да. Как зовут?
— Билл Фарадж Хуа.
Калишер вскинул голову.
— Билл Фарадж Хуа?— произнес он медленно, будто рассматривая странное имя со всех сторон. — Это что же — продукт любви разных континентов? Я ведь просил местного.
— Мать местная. Отец — китаец.
— Пекинский?
— Он умер,— уклонился от ответа Фарадж.
— А Билл — это, значит, просто тяга к американским джинсам?
Помощник молчал.
— Ну ладно, на худой конец сойдет. Только так, Хуа мы опустим, Билла забудь, оставим одного Фараджа. Это тебе будет и имя и фамилия.
— Да, сэр.
— Ну, садись, Фарадж,— сказал Калишер. Он поднялся с дивана и пошел к столу плеснуть себе содовой.— Нам, видишь ли, предстоит разыграть с тобой один небольшой, но весьма своеобразный психологический этюд...
Mopp некоторое время мрачно наблюдал за игрой Катлен и Игоря в пинг-понг, затем вдруг резко поднялся и приблизился к часовым, неподвижно стоявшим у двери, ведущей к выходу.
— Ну что вы здесь стоите? Мы свободные люди, понимаете? Не граждане этой страны. Делегация ООН. Ты слышал, что такое ООН?!
Часовые стояли неподвижно