«Да он не простачок, совсем даже не простачок!» — с раздражением подумал Прохоровский и спросил, едва разжимая губы:
— А где же, позвольте узнать, вы были в то время?
— Известное дело, дома.
— Почему не здесь, в Совете?
— Смешно сказать, жена во всем виновата: «Не пущу, застрелят, али еще хуже — повесют!» И орет… Известное дело, бабы…
— Почему сразу не сообщили? — Начальник милиции отвернулся к окну. Его выводили из себя тугой бас, насмешливо-простодушный взгляд, ответы, которые нельзя было принять иначе как за издевку.
— Так я же объясняю: жена из дома не пускала.
— Да перестаньте валять дурака! — сорвался на крик Прохоровский. — Жена, жена! Вы просто последний трус! Если не хуже того!
— Оно, конечно, струсил малость, не без того. Опять же какая была бы польза, ежели бы меня прихлопнули, как того мельникова пса?
Сергей Прохорович лишь несколько раз глубоко вздохнул, потом сказал спокойнее:
— Вас выбрали председателем Совета, значит, от ваших поступков и от вашего поведения будет зависеть и мнение людей о Советской власти, так?
— Может, так, а может, и не так, — исчезла простодушная улыбка, глаза стали холодными и колючими. — Выбрали-то меня потому, что из всех мужиков я один мало-мальски грамоте обучен. К тому же затрудняюсь я определить, где больше геройствам там, где шашкой да револьвером размахивают, или там, где Советскую власть каждый день, почитай, голыми руками проводят!.
Сергею Прохоровичу вдруг показалось, что они поменялись местами. И почувствовал огромное облегчение, увидев, как вернулся Госк.
— Ну что? — спросил он, едва гот вошел в комнату.
— Жена и дочь в тяжелом состоянии, мельник получше.
— Как все произошло? — Прохоровский торопился растворить в вопросах-ответах неприятный осадок, оставшийся от разговора с Маякиным.
— Банда ворвалась в дом около восьми вечера. Забрали почти все денные вещи и деньги, что были в доме. Поживились и в других домах. Остальное вам, наверное, рассказали. — Начальник милиции едва заметно кивнул. Госк бросил быстрый взгляд на обоих, почувствовав, что между ними что-то произошло, но закончил спокойно и деловито: — Все это сообщила мне их работница. Хозяин вообще отказался со мной разговаривать.
— Вы опросили население? Может быть, люди узнали кого-то из бандитов?
— Спрашивал многих, но все как в рот воды набрали. Очень напуганы. — Госк заметил, как Прохоровский скосил глаза на председателя, который начал проявлять беспокойство.
На улице слышался шум, крики: «Стой! Куда? Стой, тебе говорят!» Потом взвизгнула дверь, и в комнату вихрем влетел мальчуган. Через секунду он висел на Маякине и что-то горячо шептал ему на ухо.
— Вот, стало быть, сын мой меньшой, — сказал наконец Маякин, легонько отстраняя мальчика. — И где банда теперь, могу подсказать…
Когда они выходили, председатель Совета придержал Госка и, глядя в спину начмила, спросил негромко:
— Начальник-то ваш из каких будет? Рабочих или крестьян?
— Нет, он раньше по технической части на фабрике служил.
— Во! В самую точку, — удовлетворенно хмыкнул Маякин, но старший уполномоченный уже не слушал: отряд рванулся из деревни. Госк поскакал за ним.
Лес начинался сразу за погостом. Сосновый бор встретил одурманивающим спокойствием. На первой же поляне Прохоровский остановил людей.
— Товарищи, есть среди вас те, кто знает эти места?
Вперед выехал Сытько.
— Обходной путь к сторожке лесника знаете? Поведете часть отряда, а мы пойдем основной дорогой. Начнете по нашему сигналу… Что у вас, товарищ Госк?
— Надо бы послать в город за красногвардейским отрядом.
— А вы уверены, что, пока мы будем ждать подкрепления, банда не скроется? Нет? И я нет!
— Может быть, тогда полезнее хотя бы не разрывать отряд на части?
— Полезнее для чего: для революции или для собственного здоровья?
Госк побледнел, а Прохоровский, повернувшись скомандовал:
— Вперед!
Отряд разделился.
Выстрелы услышали, не проехав и полпути.
— Неужели опоздали?! — похолодел Госк, но Сытько уверенно ответил:
— Нет, наш путь короче, а мы и трех верст не проехали.
Через кусты, бугры и ямы, через сухостой и валежник они устремились навстречу стрельбе, которая становилась все ожесточеннее. Перебегая от дерева к дереву, милиционеры приблизились к месту перестрелки, но понять, кто где, было почти невозможно: выстрелы грохотали беспорядочно и, казалось, со всех сторон.
Впереди показалась небольшая поляна. Они хотели проскочить ее с маху, но едва выбежали на простор, пули засвистели у самого уха. Милиционеры бросились на землю, замерли.
Кто-то, ойкнув, упал рядом. Госк повернул голову.
— Тимонин, ты? Ранен?
— Нет, ногу подвернул. — Яша облизнул пересохшие губы. — Наши справа, я Довьяниса заметил… А бандиты там, за кустарником.