Вот и что мне теперь делать? Куда идти, не знаю, все мертвы, герцогиня тяжело ранена, а далеко ли я её на себе утащу? Но и бросить её здесь одну тоже не по-человечески. А ведь мы в глухом лесу, волки скоро почуют кровь и…
— Дан… — донёсся хриплый шёпот раненой. Я вмиг очутилась рядом. — Уходи, девочка… Дай… мне… Кх-кх… — закашлялась она, и на губах показалась кровь.
— Что дать? — с ужасом спрашиваю.
Тут же вспомнились рассказы отца о войне, когда тяжело раненные бойцы умоляли добить их, чтобы не мучиться. Ну уж нет. На подобное я не способна. Буду тащить на себе, в конце концов, пока сама не помрёт, но убивать не стану!
— Сил… Немного… Кх-кх… И… Уходи… — едва слышно хрипит она, а я пытаюсь понять, что значит это — «Дай сил немного»? А герцогиня, мгновение помолчав, словно с силами собираясь, произносит: — Руку… мою… возьми… — шепчет и тихонечко шевелит пальцами, — и позволь взять.
Ничего не понятно, но кто их, этих магов, знает, как там у них всё это происходит? Может, сейчас раны все исчезнут, да запрыгает как молоденькая. Думы думами, а рука уже сжимает её неестественно холодную кисть.
— Разре… Кх-кх… ши… — сипло, сквозь кашель, то ли просит, то ли напоминает.
— Возьми немного силы, — передёрнув плечами, произношу, и вдруг…
Ощущаю, как у меня в груди зарождается непривычное и какое-то живое тепло. Оно ворочается, становясь всё жарче, постепенно перетекая к плечу, проходит по руке и, едва ли не обжигая кожу, струится наружу. И…
— О, боги! Это я делаю?! — в шоке наблюдая за происходящим, восклицаю.
А тем временем из моих пальцев сочится что-то, напоминающее то ли туман, то ли дымок, и это нечто обволакивает тело герцогини! И такое ликование внутри разливается, ведь чувствую — я могу помочь! И всё правильно делаю! Как? Не знаю. Но получается ведь!
Неожиданно рука под моими пальцами дёрнулась, и… вместо израненного тела герцогини моему взору предстало распростёртое по земле тельце рыси! Вот только в отличие от моей подружки — седой! Ран открытых на её теле вроде не видно, но дыхание слабое, едва ощутимое. А рядом на земле валяется окровавленная стрела.
Это что ж выходит-то? Я что… подлечить может и подлечила, но ещё и заколдовала её? Как?! И тут в мою душу закрались смутные сомнения. Окидываю взглядом притихшую в сторонке пушистую фею. «А животное ли ты?» — с долей сомнения думаю, а та взглянула на меня своими умными янтарными глазками и головой помотала, мол, нет.
— Тоже человек заколдованный? — не веря своим глазам, шепчу, а рыська кивает. — Ох… — только и смогла я выдавить в ответ на это открытие. — Может, ты знаешь, куда нам теперь идти?
Приподнимается, кивает, и приблизившись вплотную к распростёртому передо мной телу, демонстративно усаживается на попу, всем своим видом говоря: без неё никуда не пойду. А у меня и мысли, если честно, не было бросать герцогиню здесь. Все прошлые обиды кажутся такими мелочными на фоне произошедших событий. Встаю с земли, осторожно поднимаю безвольно обвисшее в моих руках тело, присматриваюсь к едва заметно шевелящемуся при дыхании боку. Слава богам, жива.
Уходила я не оглядываясь. Страшно было даже подумать о том, что кто-то из оставшихся на месте побоища, возможно, ещё жив, но чем им помочь? Одной вот уже попыталась… Поделилась силой, называется! Ох… спасибо ведьме, удружила, как всегда. Кто её за язык тянул ляпнуть«…магия в тебе проснётся»?! Вот тебе и магия. Бедная герцогиня. Как-то ещё расколдовать её надо будет. Вот только как? И ведь не спросишь же ни у кого, тут же на костёр или дыбу отправят. Но это потом, а сейчас топаю следом за целеустремлённо бегущей впереди рыськой.
Уже смеркается, а мы всё идём. Сил нет, руки ноют от кажущейся уже неимоверно тяжёлой ноши, мышцы на ногах сводит. Остановиться бы? Но рыська явно нервничает. Забегает вперёд и замирает, оглядываясь в ожидании. Неужели опять опасность какую-нибудь чует? Вот и иду. Благо обострённое зрение позволяет видеть всё вполне отчётливо даже в кромешной тьме.
Уже светало, когда я, едва передвигая ноги, вывалилась с опушки леса на открытое пространство перед каким-то мрачным замком. Сюда ли нам? Да и впустят ли? Моё платье, то тут, то там порвавшееся о вездесущие ветки, утратило приличный вид. О том, что творится на голове, и думать не хочется. А приводить себя в порядок попросту нет сил.
Неутомимая рыська, словно окрылённая, рванула к виднеющимся вдали закрытым воротам. Ну что ж, выбора у меня всё равно нет. Иду. Смотрю на высокие стены. А может, не такой уж он и мрачный, просто усталость и низко нависшие над головой свинцовые тучи, грозящие с минуты на минуту разразиться непогодой, накладывают свой отпечаток, портя первое впечатление?
Иду-у-у. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, а я, уже почти не различая своей цели, иду-у-у. В тот миг, когда мир покачнулся, и мне показалось, что ещё шаг и я упаду, откуда-то послышались какие-то крики. Звуков разобрать я не смогла. Может, это рыську гонят? Или меня? Мне вдруг стало всё равно. Просто мир покачнулся, и… я ощутила, как чьи-то сильные руки подхватывают моё вмиг ослабевшее тело, и… всё погружается во тьму.
Пройдя тропою смерти, я власть над жизнью обрела…
Сон… тяжёлый, изматывающий, которому конца и края нет. И как назло, у измождённой души не было сил, чтобы вырваться из мира затянувшихся кошмарных грёз. В том сне моё тело лихорадочно металось по кровати. Краткие мгновения просветлений приносили в сознание вереницу невероятных воспоминаний, а при попытке определить, где же хрупкая грань между наваждением и явью, я тут же вновь погружалась в пугающее ничто.
— Ну давай же, девочка, тянись к жизни, ты справишься, — донеслись до сознания чьи-то наполненные теплом и заботой слова.
Голос показался отдалённо знакомым, но чей? Не мамин точно. А кто ещё мог заботиться обо мне? Хм… Любопытство победило слабость, и я-таки открыла глаза. Странно всё как-то. Комната незнакомая и богатая, явно не наша халупа. Судя по виднеющемуся за окном узкому полумесяцу — ночь на дворе, а я вижу всё так же чётко, будто день сейчас. А ведь ни одной лампы не зажжено.
— Очнулась! — послышался тот же голос. Тихие шаги, сопровождающиеся шуршанием ткани. — Хвала богам…
Перевожу взгляд на смутно знакомую пожилую женщину, прижимающую руки к груди, словно её только что оторвали от молитвы. И тут же в памяти всплывают минувшие события, одно невероятнее другого. Памятуя о прошлых попытках что-то обдумать, и не желая вновь проваливаться в небытие, гоню эти воспоминания прочь, но они не желают отпускать. Да и сознание вроде бы ускользать на этот раз не собирается, что явно радует.
«Шкр-р-ры-ы-ыг… Шкр-р-ры-ы-ыг…» — раздаётся откуда-то со стороны двери.
— Ишь, почувствовала твоя красавица, что ты в себя пришла, — слышится удаляющийся голос всё той же женщины, затем слух улавливает тихий скрип двери, и…
Моё сердце остановилось, когда огромная пятнистая кошка, придавив меня своим весом, раззявила пасть, то ли зевая, то ли собираясь мною закусить, а потом ещё и лизнула в нос, словно пробу на вкус снимая.
— Ур-р-р… — вынесла свой вердикт зверюга, оказавшаяся ни много ни мало — рысью, и, устроившись поудобнее, принялась умываться как самая обыкновенная домашняя мурлыка.
Лежу. Молчу. Нет, не боюсь почему-то, просто перевариваю последовательно всплывающие воспоминания. Хм… а почему я тогда решила, что всё это сон? Лишь потому, что не представляла себя в роли принцессы? А-а-а… вспомнила. Мне показалось, что рыська… эта вот самая, что она слишком умная для обычного дикого животного. Хм… что-то ещё мельтешит на краю сознания про неё, только вот что?
Помню, как узнала, что не родная в той семье, которую считаю своей… Так почему бы не свершиться чуду, почему бы не выяснить, что я наследная принцесса? С одной стороны, подобное вполне допустимо. Но… вот… почти уловила… Точно! Есть ещё одно, и весьма существенное «но»! А заключается оно в том, что при моём появлении никто не удивился, не усомнился, меня безоговорочно признали все и сразу. Ах да… ещё же есть и магия… Могла она каким-то образом, помимо моего желания, повлиять на окружающих? В теории — да, а на практике? И ведь рыська-то обоснованно разумная, коли человек она заколдованный.
Тьфу ты! Все эти словечки… откуда и берутся? Всплывают внезапно в голове, и вроде даже понятны они мне, хотя и звучат несколько чуждо. А ещё поражает то, что с некоторых пор мысли в моей голове ложатся ровненькими рядочками, словно книги по полочкам. Хотя я те книги только на рынке и видела, сама-то грамоте хоть и обучена, но такой роскоши у нас не было в доме, а уж о том, что эти самые книги на полочках держать надобно, даже и не предполагала ранее. Но теперь-то откуда-то знаю! Бр-р-р… Нет. Не понять мне: сон всё это или нет? По крайней мере — пока не понять.
Думу-то думаю, а краем глаза за старушкой слежу. И по мере возвращения памяти по отношению к ней накатывают самые разнообразные чувства: ненависть, злость, раздражение, бешенство, сопереживание, грусть, тревога, и… Воспоминания закончились на том моменте, когда я ощутила прикосновение чьих-то рук возле какого-то замка. И тут до меня доходит кое-что, и я восклицаю:
— Ой! Вас расколдовали!
Вот только голос мой, какой-то сиплый и тихий, совершенно не передал и малой доли внезапно проснувшейся внутри радости. А старушка руки к вмиг побледневшим губам прижала и только глазами мокрыми от слёз хлопает.
— Герцогиня, вам плохо? — тихо спрашиваю, а та лишь головой качает, и одинокая слезинка при этом по щеке катится. — Что с вами? — спрашиваю, пытаясь приподняться, несмотря на придавившую меня тушку, тут же приходит жуткая слабость и головокружение.
— Ох… — наконец-то вздыхает женщина. — Плохо дело. Совсем ты ничего не помнишь видать.
— Чего не помню? — переборов головокружение и больше не пытаясь вставать, интересуюсь, благо хоть голос уже более или менее нормально звучать начал.
А та, лишь взгляд отводит. Какое-то время в комнате висела гнетущая тишина, и я не выдержала:
— И долго я… ну вот так вот лежу?
— Давай-ка мы тебя чуть-чуть приподнимем, — словно и не услышав моего вопроса, засуетилась она, подкладывая под мои голову и плечи дополнительные подушки. — Вот так-то лучше. На вот, бульончика выпей, тебе теперь сил набираться надо.
— Так сколько? — послушно отхлебнув глоточек, напомнила я.
— Четвёртая неделя пошла, — вздыхает.