Мы вышли из подвалов и осмотревшись, направились к выходу со двора, продолжая общаться, на машинах мест нет, там раненые все свободные места занимали, госпиталь за город переезжал, в сорока километрах от Москвы теперь будет размещаться. Анна уже туда пробралась, ожидала Дарью. На выходе, передав той оба сидора, попросил её:
— Подожди тут, я за машиной схожу.
— Ага.
Отойдя в сторону и завернул за угол, я прошёлся чуть дальше, а то много лишних глаз, и убедившись, что никто не видит, достал из браслета машину, ту что полноприводная. Кстати, у меня такие же машины были из немецких трофеев, французские вездеходные грузовики или немецкие легковушки. Запустив движок, машина обслужена, бак полный, я покатил обратно. Ехать вдвоём преступление, так что взял ещё двух врачей и медсестру из госпиталя, они позади сели, а вещи на колени или в крохотный багажный отсек убрали. Вот так, пока катили, мы с Дарьей и поговорили, узнал каковы новости у них были. В общем, нормально, живы и это хорошо, а то что спят мало и устают сильно, так работа такая. Я пристроился за тремя грузовиками с ранеными и так проехал большинство постов. Останавливали дважды, но видя что в машине медики, пропускали. Тем более одним из постов знакомый сержант командовал, тот кому я немецких разведчиков передал. Он меня тоже опознал, даже поблагодарил за помощь, приказав бойцам пропустить нас. Так что и тут без досмотра проехал. А документы на машину были, я ещё неделю назад несколько липовых комплектов озаботился состряпать. Вроде все метки где и положено стоят.
Мы уже подъезжали к нужному городку, когда я сказал Дарье:
— Думаю в Горький перебраться, ещё есть вариант с Казанью. Снимем квартиру и будем жить. Госпиталя там тоже наверняка есть, постараемся Аню перевести.
— Ой, а можно в Горький? У меня там одноклассница живёт, она ещё с началом войны к бабушке уехала, а та в Горьком.
— Скажу честно, насчёт Горького ещё думаю, как я слышал, его бомбят из-за заводов что там распложены, и сильно бомбят. Хотя особо разницы нет, бомбят-то заводы, а не жилой сектор.
— Вот, жить можно.
— Хорошо, мы с Аней подумаем и решим.
В это время грузовики заехали на территорию каких-то строений. Это не школа, похоже какое-то ведомственное здание, но и не больница. Пассажиры наши, всю дорогу, пользуясь возможностью, просто проспали, что и позволило нам пообщаться, а сейчас собрав вещи те направились в одно из зданий, а я спросил у Дарьи:
— Ты есть хочешь?
— Умираю, — простонала та.
— Беги, поищи Анну. Я подозреваю что она в том втором здании, в окне мелькнула. Приведи её, обоих вас покормлю, домашним.
Та открыла дверь, и захлопнув её, побежала к нужному зданию, Анна действительно там, сканер показал, а я стал думать, чем кормить девчат. Едят они не так и много, так что одного полного солдатского котелка с борщом, покрашенным ложкой сметаны, на двоих хватит, ну и макароны по-флотски на второе. Чаем с лимоном залакировать этот завтрак. Время десятый час, так что даже не знаю завтрак это или ранний обед. Я достал всё что спланировал, включая нарезанный хлеб на тарелке. От пара, что шло от блюд, и так запотевшие и замёрзшие окна стали стремительно замерзать, продолжавший работать мотор и небольшое тепло от него не сильно спасало. Вообще печки в машине нет, но шли воздуховоды от двигателя и в салоне стоял вентилятор, включишь и тот гнал тёплый воздух в салон. Как я заметил у многих советских легковушек такая система имелась. Анна уже бежала, я это заметил, так что встретил её, обняв. Дальше полив девчатам воды на руки, из фляжки лил, потом полотенце подал. Ну и те устроились на заднем сиденье машины, я всё также на месте водителя, и те приступили к приёму пищи, обе голодны были. Это я сыт, так, за компанию бутерброд с колбасой пожевал. У меня этой колбасы несколько вагонов. А с переездом график был нарушен, тем более в этом здании столовой нет, будут возить пищу в термосах из школьной столовой, что расположилась не так и далеко.
Девчата активно работали ложками, но при этом расспрашивали меня. Вот я и описал что с партизанами встретился, как мы громили с тылу немецкие батареи, на что те подтвердили, обстрел сильно стих через некоторое время после моего ухода. Потом им про взятых в плен генералов рассказал, ну и про награждение. Меня тут же попросили показать награды, которые к моему френчу прикручивал лично Сталин. Он это редко делал, обычно в коробочке награду вручал, а тут сам всё сделал. Расстегнув шинель, я показал награды, дав их пощупать, что те делали без особой скромности. Могли бы и на зуб попробовали, я видел такое их желание в глазах. Аня ещё сказала, что за эти три дня к ней дважды военные наведывались, искали меня. Та отвечала честно, к немцам в тыл отправился — партизанить. Я её только похвалил.
Снова запахнув шинель, я широко зевнул и сказал:
— Больше суток не спал. Надо найти место для ночёвки и выспаться.
— Жаль у нас все свободные места заняты, я бы тебя куда уложила. Ждём, когда разбомбленный мост железнодорожный починят, чтобы отправить раненых дальше в тыл. Наш госпиталь тоже эвакуируют. Я только что узнала от главврача на планёрке. В Горький нас отправляют.
Мы с Дарьей переглянулись, и я сказал:
— Судьба.
— Вы о чём? — смерила та нас подозрительным взглядом.
— Не ревнуй, солнышко. Если уж я захочу сделать Дарью второй женой, пусть и гражданской, я это сделаю. Сама знаешь, она в моём вкусе, а ходить мимо как кот рядом со сметаной, я не собираюсь. Характер не тот. Моё, значит моё.
— Эй, я тут? — возмутилась та.
А вот Аня, задумчиво окинув меня взглядом, ласково спросила:
— Милый, ты помнишь, как я со скальпелем работаю? Говорят, кастраты тоже неплохо живут.
— Не понимаю, чего ты злишься? — те уже поели, так что перегнувшись через спинку сиденья, я стал наливать им чаю в кружки. — Наоборот радоваться за сестру должна. Война страшная, и потери среди мужчин таковы, что после войны за них до драк может доходить. Дарья может остаться старой девой, ни детей, ни семьи. А тут мужчина под боком, детей общих я признаю. Единственно, измены не потреплю, прогоню сразу.
— Как интересно, — сказала Анна, и сделав глоток чая, довольно зажмурившись, продолжила. — Тебе изменять значит можно, а нам нет?
— Я всё ещё тут сижу, — пробормотала Дарья, спрятав лицо за кружкой.
— Мужчины моногамны, солнышко, для них владеть несколькими женщинами также естественно, как дышать, а вот у женщин другое дело. Напомню, что у мужчин бывают гаремы, а вот у женщин нет. Ну за редким исключением. А вообще я по характеру гаремник, и более того, полностью поддерживаю понятие кровной мести, и даже следую ему… Что вы так на меня смотрите? У меня очень специфичный вкус, и должен сказать найти ту, кто мне по вкусу, очень сложно. С вами мне повезло, встретил, и упустить не хочу.
— Я вот думаю плеснуть тебе чай в лицо или нет? Очень хочется. Только сомневаюсь, что это поможет.
— Ага, не поможет. Ладно, оставим эту тему раз вы к ней ещё не готовы, я лишь хотел сразу всё пояснить, чтобы потом вопросов не было. Добавлю разве что, что гарема из двух жён мне вполне хватит, бегать налево я не буду. Да и детей больше будет, я лично их люблю. В смысле своих детей. На чужих мне наплева… В общем, они мне безразличны.
— Почему?! — хором спросили сёстры.
— Потому что любить можно только своих детей, потому что они свои. Чужие, вот их можно только терпеть. Дети это эгоистичные, маленькие, злобные и мстительные создания, для которых одно единственно правильное мнение, это собственное. В ином случае слёзы, истерики и всё остальное, отчего родителям приходится крутится, подстраиваясь под них. Так что детей я готов любить, но как уже говорил, только своих. Если мне чужого в подоле принесут, выгоню обоих. Это, кстати, намёк. Ладно, покушали, планы у вас какие?
— У нас работа, а тебе выспаться нужно.
— Это да. Мост, когда восстановят? Это чтобы примерно знать, когда госпиталь будет отправлен в Горький.
— Нас могут эвакуировать на машинах до следующей станции, и там уже поездом в Горький, а значит раньше. Мост ещё неделю будут ремонтировать.
— Любит командование всё усложнять, даже если это медики. Вот я что предлагаю. Мы с Дарьей отправляемся в Горький, воздухом, самолёт будет. Там ищем квартиру, ну или дом, и снимаем его. Ты прибываешь с госпиталем, и у тебя уже будет место постоя.
Бум-с. Потерев лоб, который Анна проверила на крепость с помощью дна кружки, я спросил:
— И за что это?
— За явную попытку соблазнить мою младшую сестру, пока меня с вами не будет. Только не говори, что ты её не тронешь в Горьком.
— Дарья, — я проникновенно посмотрел на ту. — Я тебе честно скажу, ты мне нравишься, даже очень, о любви ещё рано говорить, мы слишком мало друг друга знаем, но твою ревнивую сестру я очень сильно люблю, однако если ты войдёшь в нашу семью, и тебя я любить буду. Только потом не спрашивайте кого больше, ответ всегда будет один, обеих одинаково.
Бум-с. Убирать голову я не стал, так что получил вполне заслуженно по лбу. Грустно на них посмотрев, пробормотал:
— Совсем сон отбила.